Дисбат - Николай Чадович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему же ты от такого славного командира сбежал?
– Потому и сбежал, что однажды поперек его воли попер. – Леха демонстративно перевернул пустую кружку кверху дном. – Да я об этом и не жалею ничуть. Что у нас там за жизнь была! Жрали холодную кашу с сухарями. Спали прямо на земле, да и то не вволю. Каждый день жизнью рисковали. Осточертело все. Да и тяга у меня к побегам осталась. Дай, думаю, к бесам переметнусь. Авось не съедят…
– И не съели? – спросил Шишига с какой-то странной интонацией.
– Вот ты о чем… – горько усмехнулся Леха. – Нет, живой пока. Сам видишь. Скитаюсь по разным забегаловкам. Многие меня уже за своего принимают. Если ты и в самом деле человек – присоединяйся. – Это уже относилось к Синякову.
– Сказано тебе было – он сына ищет! – повысил голос Шишига.
– Не надо на него кричать, – вступился за Леху Синяков. – Смотри, он и так еле живой.
– Сам виноват! – отрезал Шишига. – Знал, на что идет.
– Кто виноват? Я? – Леха, уже почти лежавший грудью на столике, резко выпрямился. – Вурдалаки проклятые! За сладкую ягодку меня здесь держите? Да еще подбиваете дорогу в наше расположение показать! Думаешь, я не понимаю, для чего этот разговор затеяли? – он гневно уставился на Синякова. – Сыночек, видите ли, у него пропал! И я за кружку бормотухи должен объяснить, где его искать! Выложить все подробности! А вокруг сто ушей! Даже вон та падла мордатая нас внимательно слушает! – Леха указал рукой на привратника.
Хотя от амбала в ливрее их отделяло чуть ли не десять столиков, за которыми громко гомонила нетрезвая публика, тот на слова Лехи отреагировал незамедлительно.
– Опять выступаешь, сморчок? – зловеще осведомился привратник, направляясь в их сторону.
– Молчу, молчу… – Леха втянул голову в плечи, словно черепаха, заметившая приближающегося шакала.
– Выметайся отсюда! И вы оба тоже! – Его указательный палец, на котором вместо ногтя имелся устрашающего вида кривой коготь, ткнул сначала в Шишигу, а потом в Синякова. – Только рассчитаться не забудьте!
– Один момент! – Шишига торопливо полез себе за пазуху.
– Не суйся! – рявкнул привратник. – Уж если в вашу компанию человек затесался, пусть он и рассчитывается.
И тут до Синякова дошло, что слова эти касаются вовсе не дезертира Лехи, уже торопливо пробирающегося к выходу, а лично его самого.
Шум в пивной стал быстро стихать, как это бывает в театре, когда поднимается занавес. Все сидевшие поблизости пялились на их столик. Еще оставалось неясным, какое именно представление здесь сейчас разыграется – трагедия или фарс, – но главным действующим лицом в нем (наряду с привратником, конечно), предстояло быть Синякову.
– А в чем, собственно, дело? – Он снизу вверх глянул на своего визави.
– Ты дурачка не валяй. Сам ведь знаешь, чем для нас человек интересен.
По бесстыдно-откровенному тону привратника Синяков сразу понял, что вляпался в очень даже скверную историю.
Никаких денег у него с собой не было (да и не о деньгах тут вовсе шла речь), а из оружия имелась только одна волшебная иголка. Уж если она в свое время вывела из строя такого опасного противника, как Дарий, то и против чересчур распоясавшегося беса должна помочь.
Стараясь не выдавать себя ни единым резким движением, Синяков осторожно сунул руку в карман, однако там уже шарила лапа привратника. Была она хотя и тяжелой, но какой-то мягкой, рыхлой, словно вылепленной из теста.
Синяков знал немало приемов, проводящихся на кисть руки либо на пальцы, но в их короткой вялой борьбе верх одержал привратник, и причина тут крылась не в силе беса, а в слабости человека.
Синяков, еще минуту назад вполне здоровый и энергичный, вдруг почувствовал расслабляющую дурноту, словно не пива перед этим выпил, а какого-то парализующего зелья. Не было сил ни шевельнуться, ни даже открыть рот.
– Вот это, оказывается, что такое! – Привратник со всех сторон рассматривал изъятую у Синякова иголку. – Вещь, конечно, завидная, да только здесь от нее никакого проку нет. Она в мире людей делалась и только там силу имеет.
Эта печальная весть еще не дошла до сознания Синякова (в данный момент сильно затуманенного), а привратник уже вложил иголку обратно в его беспомощную ладонь:
– Забирай назад, нам чужого не надо. – При этом он, словно невзначай, полоснул своим когтем, острым, как бритвенное лезвие, по запястью Синякова.
Кровь потекла тоненькой, неверной, болезненной струйкой, словно моча при аденоме простаты, и привратник ловко подставил под нее пустую кружку.
– Ты пальцами, пальцами шевели! – говорил он, низко склонившись над Синяковым. – И, главное, ничего не бойся. Подохнуть мы тебе не дадим. Вы ведь своих дойных коров тоже не режете.
«Вот это называется влип, – мысли в голове Синякова ворочались туго, словно шестеренки в изрядно заржавевшем механизме, – засунут меня сейчас в какой-нибудь чулан и постепенно выпьют всю кровь по капельке. Начхать бесам на это пиво. Им совсем другого напитка хочется…»
Не дождавшись, пока кружка наполнится до краев, привратник зажал рану пальцем и принялся шумно лакать кровь. Публика с нескрываемой завистью зашумела. Послышались реплики типа: «Куда тебе все одному, пиявка толстопузая!» и «Поделись, вахлак, с нами, а не то лопнешь!»
– Молчать, малахольные! – прикрикнул на них привратник. После выпитого глаза его сразу замаслились, а под носом нарисовались багровые усы. – Не про вас это угощение!
Затем случилось нечто такое, чего не ожидал никто из присутствующих, а уж привратник – тем более. Уходя, он, по-видимому, запер входную дверь на задвижку, потому что она вдруг с оглушительным грохотом слетела с петель. В пивную ворвалась весьма агрессивно настроенная толпа. Крайние столики были сметены в единый миг, а те, кто имел несчастье сидеть за ними, вдоволь отведали тумаков и затрещин.
Впрочем, побоище у дверей закончилось так же быстро, как и началось. Очистив подобающий плацдарм, вновь прибывшие почтительно расступились, пропуская вперед существо неопределенного пола, но невероятной телесной красоты. Это уж точно был бес – люди столь прекрасными просто не рождаются!
Шагая одновременно грациозно и мужественно, бес-красавец вышел на середину зала (всех, мимо кого он проследовал, неведомая сила отбросила прочь) и произнес звенящим от праведного гнева голосом:
– Что я вижу! В то время, как банды людей топчут ближайшие окрестности города, среди нас нашлись такие, кто честному служению предпочел бездумное веселье! Не разврат, не злые козни, не вредительство, что было бы объяснимо и даже простительно, а полнейшее безделье! Можно подумать, до вас не дошла весть об объявленной накануне немедленной и поголовной мобилизации!
Любители пива, уже приготовившиеся было к активной обороне, стали наперебой оправдываться.
Одни клялись, что заглянули в этот вертеп всего на минутку, чтобы в преддверии великой битвы выпить последнюю кружечку пива. Другие доказывали, что после сражений возле асфальтобетонного завода, у Кальвинского собора и на улице Клары Цеткин они признаны инвалидами. Третьи с пеной у рта утверждали, что ни о какой мобилизации слыхом не слыхивали, поскольку накануне весь день спали, грезили, болели или вообще отсутствовали в городе.
Незваному гостю посмел возразить лишь привратник, которому кружка свежей человеческой крови добавила не только сил, но и самомнения.
– Ну и новость ты нам принес! Да о ней уже целый день судачит вся округа! И ради этого стоило ломать дверь и переворачивать столики? Мы вольные духи и останемся такими, даже превратившись в бесов! Никто не вправе навязывать нам свою волю! Плевал я на вашу мобилизацию! Захочу – и не пойду!
– Если не хочешь идти, тогда полетишь, – хладнокровно возразил пришлый бес.
Повинуясь легкому взмаху его руки, огромная туша привратника оторвалась от пола, дважды плавно перевернулась в воздухе и медленно поплыла к зияющему провалу входных дверей.
Едва только это случилось, как к Синякову немедленно вернулась способность распоряжаться собственным телом. Стараясь перекричать поднявшийся в пивной неимоверный гам (у привратника нашлись не только враги, но и сторонники), он обратился к Шишиге:
– Сматываемся отсюда! Тут где-то должен быть служебный выход!
Знакомым путем, которым их юношеская компания неоднократно спасалась от милиции и дружинников, Синяков преодолел кухню, подсобку, два коридора, раздевалку для рабочего персонала и оказался на захламленном заднем дворе, где произвел страшный переполох среди кур (или среди духов, принявших куриный облик). Шишига, которого, похоже, совсем не устраивала перспектива немедленной мобилизации, выскочил вслед за ним.
– Перевяжи скорее руку! – крикнул он. – Иначе тебя по запаху крови найдут!
Синяков на бегу выхватил носовой платок и кое-как замотал продолжавшую кровоточить рану.