Ловушка - Юлия Ковригина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В те дни, чтобы отвлечь Дину от тяжелых воспоминаний, ее постоянно снабжали новыми красками, альбомами и всячески поощряли к рисованию, понимая лечебное воздействие искусства на разум и сердце. Дедушка без устали придумывал новые истории, пытаясь вытеснить из головы внучки плохие воспоминания. И она с большим удовольствием все чаще и чаще уходила в свой замечательный, безопасный, ей одной доступный мир.
Иногда Дина рисовала странные белые цветы, которые после обязательно зачеркивала или просто закрашивала. Они присутствовали на многих ее работах в тот период – широкие вытянутые чашечки на витиеватых стеблях то появлялись, то исчезали с уголков картин. Впрочем, кое-где они все-таки сохранились. Когда дедушка втайне от внучки забрал часть ее рисунков, чтобы отнести в типографию и сделать для нее сюрприз перед отъездом в новую школу – книгу с придуманной ими вместе сказкой – на одном из них, украшенном изображением рыцаря, стоящего на краю обрыва и смотрящего вдаль, с самого низа прямо к его рукам понимались нежные бутоны, создавая удивительно гармоничную рамку для одинокой благородной фигуры. Никто их так и не заметил, даже Дина, частенько перелистывавшая подарок. И они мирно существовали на той печатной странице еще много лет.
Время шло, но не приносило покоя. Измученная потаенными страхами и одновременными попытками вспомнить и как можно глубже спрятать пережитое, Дина постепенно готовилась к неизбежным переменам в жизни. Но она, как и все вокруг, понимала, что начинать свой путь следует не отсюда, поэтому, с облегчением и радостью подчинившись родителям, уехала далеко-далеко за море к незнакомым родственникам. Ей предстояло научиться жить вдали от любимых мест и людей, но она сама этого хотела. И, в меру своих сил, старалась быть счастливой. Она открывала в себе новые грани, увлеченно строила воздушные замки, населяла их героями или чудовищами, а затем воплощала все это на бумаге. Дина училась, взрослела, потом старела, но, изменяясь внешне, внутри так и оставалась прежней, пугливой и любопытной маленькой девочкой. Однако, торопясь ухватить и рассмотреть быстро ускользающие впечатления, она подчас забывала их задержать и сохранить, поэтому в конце всегда оставалась одна. Одиночество не было пустым, оно мерцало, искрилось, меняло форму и оттенки, развивалось – оно творило. Это импульсивное созидание рождалась легко и быстро, не зная условий и рамок. Но, являясь естественным источником вдохновения для художника, оно создавало определенные проблемы в жизни человека.
Для Дины всегда было характерно слово «слишком»: слишком много стремлений, работы, путешествий, впечатлений, страхов; но также, слишком мало времени, чтобы побыть наедине с собой и заглянуть, наконец, в свое сердце не в поисках призрачных иллюзий, но живущей там правды. На это требовалось еще одно «слишком», которого у нее, при всем поверхностном избытке, не хватало лично для себя – мужество. Оглядываясь назад, Дина не могла не признаться в том, что всю жизнь она бежала и пряталась, а работа служила отличной броней. Это был ее осознанный выбор. Дина понимала, что бесконечно так продолжаться не может и рано или поздно ей придется оглянуться назад и посмотреть в суровое лицо реальности. И когда время настанет, она должна быть готова.
Дину бесконечно удивлял тот факт, что все случилось именно сейчас, когда она, наконец, вернулась домой. Ведь Александр мог бы проснуться гораздо раньше или позже, а Майя – никогда не обнаружить засушенные цветы на дне сундука. Подобные мысли вызывали у Дины трепет и практически суеверные чувства фатума.
Тогда, в далеком детстве, когда они с дедушкой там, в холодной и сырой пещере поняли, что Александр просто так не очнётся, Дина ступила на путь постоянной борьбы с чувством вины и отчаяньем, вся жизнь ее разделилась на до и после. И здесь, волшебные подземные цветы сыграли свою особую, лишь им ведомую роль – забрали память, а вместе с ней притупили боль.
Дина заново училась добывать свои воспоминания, словно фокусник из волшебной шкатулки. Сидя с Майей, или в палате у Александра, нить за нитью раскручивала этот особенный разношёрстный клубок, расправляя полотно прошлого, доставая упавшие петли-события.
Она вспомнила, как вернувшись домой после своего «похода-понарошку», обнаружила под пальто смятые цветы, привязанные к талии. Находка испугала бы ее, если бы она еще могла пугаться. Но, вымотанная сверх меры переживаниями и страхами, девочка просто выложила их в коробку из-под чудесного маминого шарфика – предмета ее особых восторгов и восхищения – и убрала подальше от глаз.
Дина всегда любила смотреть на переливающуюся, разрисованную яркими необыкновенными узорами ткань и частенько прокрадывалась в комнату к родителям, а позднее, на чердак, чтобы забрать шарфик, рассматривать его в тихом одиночестве и мечтать, как однажды она своими глазами увидит места, в которых люди умеют делать подобную красоту. Эта мечта осуществилась. Дина даже купила себе несколько похожих изделий. Но это было уже не то. Он – самый первый, оставивший неизгладимый след, так и остался на пьедестале.
Дина так и не поняла, почему и когда мама перестала носить шарф, и спрятала его на чердаке. Наверное, это случилось, когда дядя не вернулся из очередной дальней поездки. Расстроенная женщина не хотела становиться пленницей воспоминаний и убрала многие подарки дяди на чердак. Та же участь постигла и чудесный кусочек ткани, а вместе с ним, позднее, и таинственные бутоны.
Как ни странно, мама, скорее всего, даже не предполагала, что в коробочке может храниться что-то еще, кроме дядиного подарка. Так же предельно утомленная и оглушенная событиями того печального дня, она была не в состоянии обращать внимание на что-либо, кроме заботы о спокойствии своих домочадцев, тем более на какие-то неопределенные цветочные запахи. И поэтому, в который раз обнаружив возле спящей Дины коробочку с шарфиком, мама машинально забрала ее и снова отнесла на чердак, запрятав подальше.
Дина, захваченная своими переживаниями и долгое время находившаяся будто под гипнозом, тоже позабыла про цветы, оставив их на произвол судьбы, чахнуть и медленно высыхать в красивой коробочке вместе с отринутым шелковым товарищем. Лишь много лет
