Анафема в десятый круг - Алёна Лепская

Эээ…

Моё дыхание меня предало.

― Меня больше волнует, её реакция на это. ― проигнорировал я вопрос, задыхаясь, не представляя, что вообще ответить ему, под впечатлением от его слов, конкретно двух слов: «Тори» и «револьвер» ― в составе одного предложения. Я вздохнул, переводя дыхание и мысли. Господи…

― Это же… ― я прочистил горло, мне было откровенно дерьмово от услышанного. Маскарад… Дэвэл! (Боже) Маскарад, черт его дери! Смертельное мероприятие надо признаться этот её маскарад. Но я актёр, я спрятал всё это. ― У нас в семье заведены свои правила, на основе традиций, и прочее. Это фактически своя культура, чему я должен следовать, да я бы рад, но именно этот аспект, освобождает меня от… всего. В общем-то когда это выяснилось, то никто просто не ждал от меня, что я свяжу с кем-то свою жизнь, ведь это невозможно. ― я всплеснул рукой, с досады, ― Кто чёрт возьми в здравом уме, сможет просто взять и принять подобное, зная, что нет никаких шансов на полноценную жизнь?

― Верно, только моя дочь. ― усмехнулся он с сарказмом. Я мотнул головой.

― Не факт.

― Поговори с ней, кроме неё никто не даст тебе ответа точнее. Я не знаю наверняка, но не думаю я, что для неё это не имеет большое значение. Полагаю, не надо объяснять почему?

Я кивнул, но уверенности не чувствовал. Это только в моих глазах, её болезнь является чуть ли не решающим аргументом, но это может оказаться не так.

Откуда=то примчалась Костина ворона, усевшись к нему прямо на макушку, и принесла с собой отдалённые звуки. Я навострил уши, вслушиваясь в еле различимое переливчатое звучание. От резкого звукового удара, на высоких частотах, мы синхронно вздрогнули от неожиданности и замерли.

― Это что за хрень? ― пробормотал мужчина дезориентировано моргая, следя за улетающей птицей. А вот я кажется знаю.

― «Пляска смерти».

Однажды слышал, как её Сашка играл, да и не только, и сам я её пытался сыграть эту мелодию, но только лишь фрагмент на скрипке. И не посреди ночи. Мы переглянулись, и молча подорвавшись умчались в гостиную. Я вмёрз в пространство на пол шаге, наблюдая за невообразимо скорым скольжением изящных тонких рук по клавишам. По моей коже, дрожью пробежал целый табун мурашек. Я обомлел и потерял голос, сообразив в чём дело.

Она спит.

Чёрт побери, это жутко. Жутко чарующе, жутко прекрасно, просто жутко! Клянусь, меня даже затошнило, не отвращения, нет. От волнения! Такое со мной случалось лишь однажды, когда я впервые ступил на большую сцену.

Костя казался спокойным, явно не впервые столкнувшийся с этим. Расслабленно подойдя, он облокотился на рояль, скрещивая ноги в лодыжках и руки на груди. Выдержка этого мужчины поражала. Белый ворон, переминался с ноги на ногу, на белом глянце рояля. Он был безразличен к Костиному татуму, приземлившемуся рядом. Для глубоко спящего человека, её действия, игра, всё ― было отточено до совершенства. Вопрос заключался лишь в том, как? Как чёрт возьми это работает?

И если через парасомнию, она передаёт подавленные чувства и мысли, то что же такого таится внутри неё там, о чём она не говорит вслух, что по сей день её душит? Вот она пропасть, во всей её ужасающей красе, разверзлась прямо на моих глазах, смертью танцуя в роскошном спектре декадансов и крещендо.

― Камиль Сен-Санс… ― пробормотал Костя, когда я подступил ближе. Это было просто невозможно, настолько невозможно, что это пугало до чёртиков.

― «Пляска смерти», написана для двух, роялей. ― прошептал я поражённо, вспомнив как Сашка говорил об этом, ловко срывая эту мелодию с клавиш. Я был не в силах оторвать взгляд от пляшущих пальцев по черному и белому, казалось искры могли разлетаться от касаний. Вопреки всему, девушка играла без отступлений, преодолевая какой-то воистину сверхзвуковой барьер в движениях. Сашка вне сомнений грёбаный музыкальный гений, но полагаю, даже он был бы в чёртовом шоке, если бы увидел это.

― Почему вообще именно рояль?

― Я не знаю. ― ответил Костя пожав плечами, ― Я на клавишных не играю, у меня их нет. Но у меня, она рисовала. Правда если бы ты хоть раз видел, как она рисует…

― Видел. ― кивнул я завороженно, осторожно сдвигая пелену волос, чтобы заглянуть в её лицо. По её лицу скользили слёзы, скользили по маске крепко спящего человека. Но лицо её не было умиротворённым, её сон был тяжёлым, черты лица напрямую говорили об этом, трепетанием ресниц, хмурыми бровями и сильно стиснутыми зубами. Создавалось чертовски верное впечатление, что она сдерживает крик, и я даже вообразить себе боюсь, что снится ей сейчас, но чтобы это ни было, ему подходит только одно определение ― кошмар. И сдержать желание разбудить её от этого кошмара, невыносимо сложно.

― Видел? ― изумился Костя, когда я посмотрел на него, изумление оказалось сплетением сомнения и ужаса. Он на мгновение взглянул на Вику и моргнув осторожно посмотрел на меня, ― Я имею в виду, не что, а как именно, она рисует. ― он немного улыбнулся, но в улыбке не было ни капли веселья, она была насквозь нервной, ― Просто, если бы ты хотя бы раз это видел, тебя бы сейчас здесь не было. ― процедил он настороженно, качая головой, и более чем многозначительно на меня смотря. Я ничерта не понял, и решил уточнить что собственно вызывает у мужчины эту вымученную паническую улыбочку.

― Почему, это?

Костя, слегка скривился, втянув сквозь зубы воздух.

― Она пишет на холсте, когда бодрствует. ― произнёс он деликатно, проверяя каждое своё слово. Я забеспокоился от этого. В чём дело?

― Во сне ей не нужен холст, Раф, и краски ей не нужны.

― В каком смысле? ― нахмурился я пытаясь въехать в скрытый смысл, что Костя пытался вложить в свои слова, но никак не мог уловить суть.

― В прямом. ― кивнул он медленно, ― Блуждая во сне, она пишет исключительно алым.

Пару секунд я откровенно тупил, просто не понимая, почему это должно иметь такое огромное значение. А потом кровь отхлынула от моего лица, впиваясь ледяными клешнями ужаса, когда осознание вышесказанного сполна снизошло до меня. Я шокировано потерял свою челюсть, не в силах поверить в услышанное.

― Что?…

Мужчина неопределённо пожал плечами, и вздохнул,

― Сложно сказать, но вероятно, что видит, то и отображает. ― он подумал мгновение, окидывая Вику, взглядом, ― И я бы точно не хотел оказаться там, где она блуждает.

И едва ли это не так, я не имею не малейшего сомнения, ведь наблюдая сейчас, за этим изощренно прекрасным ужасом, я предельно чётко осознал, в два удара.

Раз: Я потерял свою чертову бдительность. Керро оказалась права. Если Вика и пьёт препараты, то они не работают, а значит диагноз неверный, это теперь более чем очевидно, сейчас. Но если она их не принимает, то в этом скорее больше хорошего чем плохого. Неправильное лечение, способно усугублять ситуацию. Проверено на личном опыте.