Эффект искажения - Диана Удовиченко

Граф называл это явление «горячкою стриксов». Избежать ее могли лишь нашедшие зацепку – идею, занятие, увлечение. Что-то, позволяющее обрести смысл в лежащей впереди вечности. Пусть ложный, пусть фальшивый и смешной, но смысл.

Многие стриксы из негоциантов наслаждались преумножением богатства, совершенствуясь в искусстве торговли и не уставая пересчитывать свое золото. Руджеро жил ради науки, был счастлив, что может познавать мир бесконечно. Луиджи, которому одинаково чужды были и алчность и высокие материи, обретал равновесие, собирая оружие. И все же даже самые надежные из стриксов балансировали на грани безумия. Такова плата за бессмертие.

– Боюсь, твое собрание может стать достоянием плебса, – произнес Паоло. – А то и найти свой конец в костре тщеславия…

– Кто посмеет?.. – Луиджи оскалился, на пальцах, крепко сжавших рукоять чинкуэды, выросли черные когти.

– Фра Джироламо забирает все большую власть, – ответил граф. – А он ненавидит Медичи. И если проповеднику вздумается изгнать Пьеро и самому управлять Флоренцией, граждане пойдут за ним.

– А при чем тут мы? – пожал плечами туповатый охранник.

– А мы служим Медичи, – объяснил Паоло. – К тому же, верный мой Луиджи, как ты думаешь: долго ли просуществуют стриксы в республике, которою правит церковник?

– Позволь, я отрублю ему голову! – воскликнул охранник, воинственно потрясая чинкуэдой.

В оружейную тихо вошел Руджеро, остановился у двери.

– И как ты до него доберешься? – усмехнулся он. – Вы были правы, мой господин. Сегодня я убедился: монах непрост. Быть может, яд?..

– Нет. – Паоло нахмурился, вспомнив свое видение на площади. – Это слишком опасно. Его окружают преданные люди. Лучше подготовьтесь к отступлению. Луиджи, перевези свою коллекцию в надежное место. Руджеро, позаботься о казне и библиотеке.

– Это разумно, мой господин, – поклонился колдун.

– Я не повторю ошибки, которую допустил в Милане, – кивнул граф.

Поспешное бегство лишило клан делла Торре множества ценностей. Украшения, золотые и мраморные статуи, оружие… всего не перечесть. Но поистине невосполнимой потерей стала семейная библиотека, сгоревшая, когда обезумевшая толпа подожгла графский замок.

Главные богатства семьи были рассредоточены по всему миру. Деньги приумножались в лавках торговцев и ростовщиков, работали в шерстоткацких и сукнодельных мануфактурах, на верфях Генуи и Венеции, на серебряных рудниках и в мраморных каменоломнях, хранились в долговых расписках аристократов, обеспечивая графу не только богатство, но и влияние. И вилла делла Торре была настоящей сокровищницей: античные статуи, картины кисти знаменитых мастеров, драгоценная посуда, заново собранная библиотека – граф не любил отказывать себе в роскоши. Он содрогался от одной лишь мысли, что все это великолепие может погибнуть на костре.

До самого вечера Паоло занимался делами и не видел молодую жену. Лукреции пришлось обедать и ужинать в одиночестве – граф не желал лишний раз обременять желудок, не приспособленный к человеческой пище.

Супруги встретились только вечером, в опочивальне. Лукреция достойно подготовилась к приходу мужа. На ней была лишь нижняя рубаха из тончайшего белого полотна, распущенные волосы черным шелком лежали на плечах, спускаясь до пояса.

– Муж мой… – Красавица взяла со стола два кубка, наполненных мальвазией, протянула один Паоло. – Выпей со мной.

Ее прелестное лицо сияло улыбкой, глаза блестели, высокая грудь в томном вздохе натягивала тонкую ткань рубахи. А вокруг витала темная дымка – ненависть и жажда убийства. Сегодня она стала еще гуще.

Граф принял угощение, отсалютовал кубком:

– Пью за тебя, божественная!

Мысленно выругавшись, он осушил кубок. Безошибочное чувство стрикса подсказало: в вино добавлен яд – немного, недостаточно для того, чтобы убить. Паоло широко улыбнулся жене. Лукреция решила воспользоваться тем же способом, которым он убил брата. Предполагалось, что постылый супруг должен постепенно истаять, а потом и вовсе скончаться от неведомой болезни. «Наверняка она так же избавилась и от двух предыдущих мужей, – с восхищением подумал граф. – Удивительная женщина!»

– Поцелуй меня, любимый, – попросила Лукреция.

Паоло поцеловал жену в лоб:

– Спокойной ночи, любимая…

Он снова оставил жену в одиночестве и поспешил извергнуть выпитое. Яд был для него не вреднее чем пыльца бабочки, но вино тяготило желудок. Так же поступил он и на третью ночь, и на четвертую, и на пятую… Выпивал поднесенную ему отраву и уходил, почти физически ощущая ярость отвергнутой женщины.

Прошел месяц. Все чаще Паоло ловил на себе недоуменный взгляд Лукреции: красавица никак не могла взять в толк, почему супруг, которому уже полагалось находиться на последнем издыхании, по-прежнему бодр и весел. Теперь яда в мальвазии стало больше.

Наконец однажды, сделав глоток вина, граф ощутил новый вкус: жена сменила яд, к тому же подсыпала в мальвазию смертельную дозу. Допив до дна, Паоло поставил кубок на стол и впервые за все время супружества прилег на кровать.

– Иди ко мне, любимая.

Лукреция опустилась рядом, внимательно вглядываясь в лицо мужа и считая мгновения до агонии. Граф схватился за грудь и притворно захрипел.

– Тебе дурно? – воскликнула жена. – Подать воды? Или позвать Руджеро?

В ее голосе было столько фальши, а во взгляде – скрытого торжества, что Паоло не выдержал и расхохотался:

– Нет же, глупышка! Ты зря старалась: я не собираюсь умирать!

Побледнев, Лукреция вскочила на ноги. Она в ужасе смотрела на мужа, не понимая, как ему удалось выжить. Ведь Паоло на ее глазах выпил яд! Проверенный, смертельный! Ошибки быть не могло… Граф поднялся с кровати и шагнул к Лукреции. Женщина тихо вскрикнула и отступила в угол.

– Что же мне с тобою делать? – спросил Паоло, подходя к ней вплотную. – Ты знаешь, как поступают в благословенной Флоренции с отравительницами?

Лукреция закрыла лицо руками, ожидая расправы. Вместо этого вдруг ощутила нежное прикосновение. Граф ласково гладил ее по волосам.

– Кто ты?.. – изнемогая от ужаса, прошептала женщина.

– Об этом после. Лучше расскажи, зачем ты убила двоих мужей? Неужели несчастные так плохо с тобою обращались?

Красавица опустила руки, несколько мгновений смотрела в глаза Паоло, потом, с отчаянной смелостью человека, которому нечего терять, выкрикнула ему в лицо:

– Затем, что я ненавижу вас! Всех вас!

– Значит, я угадал… – задумчиво протянул граф. – Первый муж обижал тебя.

– Он заслуживал смерти! – ответила Лукреция. – Когда меня выдали за него, мне было двенадцать. Ему – пятьдесят. Отвратительный, похотливый старик! Он любил причинять мне боль. Хлестал кнутом и смеялся, когда я молила о пощаде.

– Ну а второй? – спросил Паоло, поднося к лицу прядь ее волос. Пахло мускусом и розою. Тяжелый аромат, как нельзя лучше подходивший Лукреции.

– Второй был неплох, – болезненно оскалилась женщина. – Наверное, неплох. Но только… как же я ненавижу вас! – взвизгнула она. – Ненавижу всех! Тупые, похотливые звери!

Из глаз ее брызнули злые слезы.

– Я не домогался тебя. – Граф пожал плечами. – Откуда ненависть ко мне?

– Это еще хуже! – прорыдала Лукреция. – Я не знала, чего от тебя ждать! Гадала, что ты задумал…

– А еще чувствовала себя оскорбленной и отвергнутой? – предположил Паоло. – Ведь я поставил под сомнение твою женскую привлекательность…

Красавица отвела глаза.

– Значит, я прав, – подытожил Паоло. – Но зачем же ты вышла замуж? Ведь никто не заставлял, у тебя нет опекунов.

Лукреция молчала. Слезы высохли, лицо приняло упрямое выражение.

– Золото… – усмехнулся граф. – Оно нужно всем и всегда. Хотя ты ведь и так богата. Зачем тебе еще одно неправедно добытое наследство?

Лицо женщины смягчилось:

– Это для моего мальчика, для Итало… он не должен нуждаться ни в чем. Я хотела, чтобы он стал одним из богатейших людей Флоренции. Пощади! – вдруг вскрикнула она и упала на колени. – Пощади моего сына! Сжалься! Накажи меня, убей, но не трогай ребенка, умоляю…

«Ненависть ко всему миру и слепая, эгоистичная материнская любовь, которая может быть хуже всякой ненависти, – подумал Паоло. – Великолепное сочетание грехов». Вслух же проговорил:

– Встань. Я не стану наказывать ни тебя, ни твоего сына. Напротив, я хочу предложить вам обоим огромное богатство, вечную молодость и бессмертие…

Они проговорили почти всю ночь. А под утро Паоло вышел из опочивальни и запер за собою дверь.

– Охрану и нескольких молодых пажей в комнату, – распорядился он, призвав Луиджи. – Скоро графиня проголодается…

Спустя сутки в обеденную залу вошла обращенная графиня делла Торре. Она ничуть не изменилась, разве что со смуглого лица исчез румянец, да в глазах то и дело вспыхивали крохотные красноватые искорки.