Машина Различий - Уильям Гибсон

Настоящий объект был в свое время собственностью Эбенезера Фрейзера, инспектора Особого отдела Боу-стрит.

Мэллори околачивался рядом с Фрейзером, наблюдая, как полицейский врач орудует сомнительной чистоты губкой и бинтами, пока не убедился, что инспектор полностью ушел в свои страдания. Чтобы еще более усыпить его подозрения, Мэллори позаимствовал у стражей закона лист бумаги и уселся за составление письма.

Тем временем участок на Кингс-роуд понемногу наполнялся горланящими пьяницами и дебоширами. Как социальный феномен это представляло несомненный интерес, однако Мэллори был далеко не в настроении провести ночь на топчане в шумной мужской компании. Он наметил совершенно иную программу действий и упорно ее придерживался, а потому вежливо расспросил запыхавшегося и издерганного сержанта о дороге, аккуратно записал его указания в блокнот и выскользнул из участка. Креморнские сады он нашел без труда.

Царящая здесь атмосфера отлично демонстрировала динамику кризиса. Никто в садах, казалось, не сознавал, что творится чуть дальше, ударные волны локализованного разложения не распространились еще по всей системе.

И воняло здесь не так сильно. Сады располагались в Челси, намного выше самого грязного участка Темзы. Вечерний бриз приносил с реки легкий, даже приятный запах рыбы; древние раскидистые вязы почти скрывали от глаз завладевший городом туман. Солнце село, и на радость почтеннейшей публики в сгущающейся тьме смутно замерцали мириады газовых фонарей.

Мэллори без труда мог представить себе пасторальное очарование садов в более счастливые времена. Здесь были клумбы яркой герани, ровно постриженные лужайки, оплетенные виноградом беседки, причудливые павильоны и, конечно же, знаменитый “Хрустальный круг”. А еще “Слоновий выгон” – огромный танцевальный зал, крытый, но без стен, где на деревянном, с выбоинами от каблуков настиле могли вальсировать или отплясывать польку тысячи танцоров одновременно. Внутри имелись прилавки со снедью и напитками; огромный, с конным приводом панмелодиум лихо наигрывал попурри из модных опер.

Однако сегодня упомянутые тысячи отсутствовали. На помосте вяло толклись три, не более, сотни народу, и не более сотни из них можно было бы назвать людьми респектабельными. Эта сотня, как думалось Мэллори, состояла из тех, кто устал от сидения в четырех стенах, а также влюбленных парочек, отважно переносящих любые трудности. Из оставшихся две трети составляли мужчины – более или менее опустившиеся, а треть – проститутки, более или менее наглые.

Мэллори подошел к бару и выпил две рюмки виски. Виски оказалось паршивым, да и запах у него был странноватый – то ли из-за смрада, то ли кто-то попытался улучшить грошовый самогон поташем, или нашатырем, или кассией. Да нет, скорее уж индейской ягодой, вон какой у этой отравы густой цвет, прямо как у портера. А в желудке-то, в желудке как жжет, словно и не виски это вовсе, а серная кислота.

Танцевали немного, лишь несколько пар пытались изобразить что-то вроде вальса. Мэллори и в лучшие-то времена танцевал редко, поэтому он принялся рассматривать женщин.

Высокая молодая женщина с хорошей фигурой кружилась в паре с пожилым бородатым джентльменом. Джентльмен был тучен и явно страдал подагрой, зато женщина танцевала с профессиональным изяществом; в искусственном свете то и дело поблескивали медью каблуки французских ботинок. Кружение ее нижних юбок давало некоторое представление о форме и размере бедер под ними. И никаких турнюров, никакого китового уса. У нее были красивые лодыжки, обтянутые красными чулками, а юбки кончались дюйма на два выше, чем то допускали приличия.

Лица женщины он не видел.

Панмелодиум начал новый мотивчик, но джентльмен уже явно выдохся. Пара остановилась и отошла к группе друзей, состоявшей из пожилой, приличного вида женщины в капоре, двух молоденьких девушек вполне определенного свойства и еще одного пожилого джентльмена, чье унылое лицо явно указывало на иностранное происхождение. Голландия или какая-нибудь из Германий. Танцевавшая девушка заговорила с подружками; время от времени она запрокидывала голову, как будто смеялась. У девушки были великолепные темные волосы, шляпка, подвязанная на шее лентами, висела у нее за спиной. Красивая крепкая спина и тонкая талия.

Мэллори начал медленно пробираться в ее сторону. Девушка что-то горячо втолковывала иностранцу, однако на его кислой физиономии не отражалось ничего, кроме брезгливого высокомерия. Девушка небрежно изобразила что-то вроде книксена и отвернулась.

И тут Мэллори впервые увидел ее лицо. У нее был необычно длинный подбородок, густые брови и широкий улыбчивый рот с чуть подведенными помадой губами. Лицо не то чтобы уродливое, но простенькое, заурядное, разве что серые глаза его немного скрашивают да волосы. И все же было в этой девушке нечто привлекательное, бесшабашно дерзкое и чувственное. А еще – изумительная фигура. Это было особенно заметно, когда она шла – плавно покачиваясь, почти скользя – к бару. Снова эти восхитительные бедра и плавный изгиб спины. Девушка облокотилась о стойку и начала любезничать с барменом; подол ее юбки задрался почти до середины икр. Мэллори вздрогнул, словно получив пинок этой мускулистой, обтянутой красным чулком ногой.

Он подошел к бару. Девушка не любезничала с барменом, а спорила, сварливо и слегка жалобно, чисто по-женски. Ей хотелось выпить, но у нее не было денег, заплатят ее друзья, чуть попозже. Бармен не верил, но не говорил этого прямо.

Мэллори постучал по стойке шиллингом:

– Бармен, налейте даме, что она просит.

Девушка взглянула на него с раздраженным удивлением, но тут же взяла себя в руки, кокетливо опустила ресницы и улыбнулась.

– Ты знаешь, Николас, что я люблю больше всего, – сказала она бармену.

Тот принес высокий бокал с шампанским и освободил Мэллори от его денег.

– Обожаю шампанское, – сказала девушка Мэллори. – Когда пьешь шампанское, танцуешь потом как перышко. Вы танцуете?

– Кошмарно, – ответил Мэллори. – Могу я пойти к тебе домой?

Она оглядела его с головы до ног, уголок широкого рта приподнялся в чувственной усмешке.

– Подожди секунду. – Девушка поставила пустой бокал на стойку и направилась к своей компании.

Мэллори не стал ждать, решив, что она попросту вильнула хвостом. Он неспешно зашагал вокруг гигантского помоста, рассматривая других женщин, но тут увидел, что недавняя знакомая призывно машет рукой, и вернулся к стойке.

– Я могу отвести тебя домой, но тебе это может и не понравиться, – сказала она.

– Почему? – удивился Мэллори. – Ты мне нравишься.

– Не в этом дело, – рассмеялась девушка. – Я живу не здесь, в Бромптоне, а в Уайтчепеле.

– Далеко.

– Поезда не ходят. И кэба сейчас не найти. Я боялась, что мне придется ночевать прямо в парке!

– А как же твои друзья? – поинтересовался Мэллори.

Девушка тряхнула головой, словно говоря: “Да пошли они, эти друзья”. От резкого движения в ямке у ее горла мелькнул краешек машинных кружев.

– Я хочу вернуться в Уайтчепел. Ты меня доведешь? У меня нет денег. Ни гроша.

– Хорошо. – Мэллори предложил ей руку. – Пять миль пешком, но ноги у тебя чудесные.

Девушка взяла его под локоть и улыбнулась:

– Мы еще успеем на речной пироскаф от Креморнской пристани.

– А-а, – протянул Мэллори. – Это чуть ниже по Темзе, да?

– Это совсем не дорого. – Они спустились по ступенькам гигантского настила в мерцающую светом газовых рожков темноту. – Ты ведь не из Лондона? Коммивояжер?

Мэллори покачал головой.

– Ты мне дашь соверен, если я с тобой пересплю? Мэллори не ответил, несколько шокированный такой прямолинейностью.

– Ты можешь остаться на всю ночь, – продолжала девушка. – У меня очень симпатичная комната.

– Да, так я и хочу.

Он споткнулся о камень и чуть не упал. Девушка помогла неустойчивому кавалеру сохранить равновесие и взглянула ему в глаза.

– Ты немного под градусом, да? А так ты вроде ничего. Как тебя звать?

– Эдвард. Но все называют просто Нед.

– Но это же и мое имя тоже! – воскликнула она. – Харриэт Эдвардес, не Эдвардс, а Эдвардес, с “е”. Это мой сценический псевдоним. А друзья зовут меня Хетти.

– У тебя божественная фигура, Хетти. Я ничуть не удивлен, что ты играешь на сцене.

– Тебя нравятся нехорошие девушки, Нед? – В полутьме серые глаза Хетти казались почти черными. – Надеюсь, да, потому что у меня сегодня настроение делать очень нехорошие вещи.

– Конечно, нравятся. – Мэллори обнял левой рукой ее туго стянутую талию, прижал правую руку к объемистой груди и буквально впился в ее губы. Девушка чуть взвизгнула от удивления, а потом закинула ему руки на шею. Поцелуй растянулся на несколько минут; Мэллори чувствовал ее язык у себя на зубах.

Затем Хетти чуть отстранилась.

– Нам ведь нужно попасть домой, Нед. Ты понимаешь?