За грехи отцов - Анна Блейк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но даже если наложить все известные характеристики друг на друга, круг это не сузит. Можно добавить то, что его сестра, или мать, или подруга пострадала от насильника. Хотя мать вряд ли. Скорее сестра, подруга, соседка. Кто-то, с кем у Инквизитора сформировалась эмоциональная связь.
Отлично. Это имело бы смысл, если бы о таком заявляли в полицию. Умерла? Возможно. Но разве ее смерть заставила бы его кричать об этом? Что может быть хуже смерти?
Карлин оторвался от блокнота, в котором вычерчивал бесконечные спирали и круги.
«Что может быть хуже смерти?» – повторил он про себя, глядя в окно в бессмысленных поисках солнечных лучей и ответов.
Только «нежизнь».
Нежизнь – это что? Это полная потеря себя.
А это что?
Его сестра/подруга попала в психушку?
То есть она жива?
Старшая или младшая? Скорее всего, старшая. Возраст такой, что он был не в силах ей помочь. То есть если продолжать придерживаться средней позиции, ей сейчас до тридцати пяти, до сорока. В больнице она лет десять-пятнадцать. Оставалось только молиться, чтобы ее держали в Тревербергской психиатрической больнице. Или в одном из частных пансионов, что сложнее, но возможно. Клиника Себастьяна Хоула. Можно начать с него.
Мелким почерком профайлер набросал себе последовательность действий. Только, пожалуй, Кейру брать с собой не стоит. Ей не нужно смотреть на сумасшедший дом и людей, потерявших связь с реальностью. Она сама держится на грани.
Возвращение мыслей к Коллинс Карлин пережил с некоторой дрожью. У него были хорошие две недели дома. Закончились они чередой мелких ссор, но Марк смог сосредоточиться на расследовании. А теперь признание Кейры его шокировало и отвлекло. Рабочее и личное перемешалось в тугой клубок. А профайлер в очередной раз подумал о том, что подкованность в психологической науке не дает тебе преимуществ, ты остаешься человеком, который чувствует, действует иррационально и живет аффектами. И неврозами. И травмами. И всем тем, что лезет из него в той или иной ситуации. Чем выше уровень стресса, тем веселее и ярче проявления.
Судя по всему, его уровень стресса пришел к той границе, за которой открывается невроз. Рождение сына, окончательная потеря теплых отношений с женой. Жуткое дело, от которого он эмоционально открещивался как мог, но которое все же задело его за живое. Обворожительная студентка, за связь с которой ему в целом никто ничего не скажет, влюбленная в него и не вполне контролирующая свои позывы. Ему хотелось ее защитить. От нее самой. И одновременно с этим – так же сильно, а может быть сильнее – он мечтал дать слабину. И просто отдаться на волю инстинктам. Всплеску эмоций, за которыми последует опустошение и, быть может, сожаление.
И еще этот дурацкий ужин.
Марк собрал листки и пробежал их глазами. Она одна из них. Она пережила тяжелую травму и оказалась стажером-профайлером. Она училась на психолога, но перевелась. Ее личность держалась на чуде. И связь с ним либо разрушит ее окончательно, либо спасет. Карлин бросил листки на стол и запустил пальцы в волосы. Как холодный профессионал он понимал, что могло двигать насильником, что могла чувствовать жертва. Но как мужчина и теперь уже отец, как обычный человек, он приходил в ярость от одной только мысли, во что превратили жизнь юной девушки. Его обычная профессиональная бесстрастность не просто дала трещину, она была уничтожена цунами незнакомых чувств, слишком похожих на гнев.
Хуже всего то, что, узнав тайну Кейры, он всего лишь на мгновение подумал, что этого убийцу не надо ловить. Пусть бесчинствует дальше. Только как-нибудь передать ему мысль, что не надо трогать девушек. Пусть убивает насильников. Любым способом.
6. Аксель
19 октября 1999 года
Центральное управление полицией
Новый Треверберг
Архив, цокольный этаж
Аксель ненавидел архив. И не потому, что смотрителей тут подбирали по принципу «чем сварливее, старее и наглее, тем лучше», но и потому, что здесь он физически ощущал, как на него давит толща земли и этажей. Чужой жизни и проблем. Его будто запирали в гробнице, из которой единственным выходом оставался вход, а там сидела цербериха, мимо которой не пробраться. Архив хранил в себе такие мерзости этого города, что окунаться в них не хотелось категорически.
Единственное, что радовало – его начали оцифровывать. Но не закончили. А это означало, что дела предстоит перебирать частично с помощью компьютера и ассистента (но лучше в одиночку, чем с таким ассистентом), частично вручную. Картотеку, впрочем, в базу данных занесли. Работало это все странно, было не совсем надежным, но обещало упростить жизнь. Когда-нибудь в перспективе, но явно не сейчас.
Прежде чем закрыться в архиве, Аксель пообедал, выкурил последнюю сигарету (и поймал себя на мысли, что с этим делом он слишком много курит, так много, что плавать стало сложнее, а в груди появилось постоянное ощущение приближающегося кашля) и еще раз просмотрел свои записи.
У него были две основные черты почерка убийцы. Девушек он обжигал, но посмертно. Над мужчинами издевался при жизни, отрубая им половые органы, кисти рук и вырезая глаза. По меньшей мере, в двух случаях было именно так. И смерть от закачки крови в область сердца. Такого извращения даже Грин, повидавший на своем веку военного и полицейского всякое, не ожидал.
При этом если бы что-то подобное всплыло раньше, скорее всего Аксель бы узнал. Если Марк прав и Инквизитор молод, значит, убивает он максимум лет четырнадцать. А это значит, что все на виду. Близко. И именно поэтому могло быть упущено им. Для начала он решил разобраться с девушками. Смотритель архива (он не запомнил имя этой старой карги) сидела у стойки регистрации и читала «Сияние» Стивена Кинга. При условии, что морг находился буквально
