Наблюдатель - Франческа Рис

– О, как наивна молодежь! – усмехнулся Джулиан. – До пришествия соцсетей контакты обрывались легче, а Америка и вправду была далекой страной.

Она лишь едва заметно пожала плечами – но явно не приняла его слова всерьез. Зато моя семья на протяжении нескольких мучительных, тягучих часов восторженно смотрела ему в рот, с охотой внимая его россказням. Постепенно к нам присоединились и остальные: сначала Брайан, за ним Кларисса и Том, наконец мой сын – когда завтрак уже медленно перетек в обед (бесполезно пытаться загнать этот первый день в какие-то жесткие временные рамки – он просто медленно сочился, как смола по шершавой коре дерева, душный и знойный, под неумолчный треск сверчков). Ни Кларисса, ни Том не скрывали вуайеристского удовольствия от перспективы хоть одним глазком заглянуть в наше прошлое. Когда Джулиана представили, Кларисса умудрилась вслух выделить его имя курсивом, а Том даже присовокупил к нему возмутительное «тот самый». Оба тут же принялись с восторгом вспоминать свою последнюю встречу, когда Тому было двенадцать.

– Как приятно знать, что легенда обо мне – живее всех живых, – проговорил, растягивая слова, Джулиан – и снова ввернул насчет доинтернетной эпохи и «далекой страны Америки».

Смотреть этот спектакль без слез было невозможно. С годами он явно не утратил юношеского обаяния, даже напротив: перебрав по ниточке, он перекроил его, и этот новый костюм как нельзя лучше подходил к его нынешнему темпераменту. Прежде всего он обратился к присутствующим с завуалированной мольбой о сочувствии:

– Я так долго не приезжал еще и из-за проблем в семье. Мать почти что лишила меня наследства, когда узнала о Дэвиде…

Вот уж никогда не поверю. Его мать – завзятая любительница драмы с вечной сигаретой в зубах; да она бы только обрадовалась такому повороту.

Затем – пара как бы случайно оброненных фраз о его шикарном образе жизни в Лос-Анджелесе – специально, чтобы произвести впечатление на моих детей. И наконец – чтобы закрепить, как цементом, их всепоглощающее восхищение, на вопрос, чего бы он желал на обед, с самоуничижительным видом ответил, что исповедует вегетарианство. Когда все наперебой бросились осуждать чрезмерное употребление мяса – я решил, что это уж совсем перебор. Он умудрился расположить к себе даже Брайана; более того, рассмешил Монаха! Когда же наконец все единодушно проголосовали за пикник на пляже, я хотел было под благовидным предлогом сбежать к себе в сарай. Мне нужно было побыть одному – собраться с мыслями и придумать, как быть дальше.

– Возьми с собой Джулиана! – проворковала Анна. – Он же такой страстный поклонник твоих рассказов.

– Тоже мне комплимент, – вяло отреагировал я.

Джулиан глянул на меня поверх солнцезащитных очков, явно забавляясь создавшейся ситуацией.

– Почту за честь.

Тут меня осенило, что будет гораздо надежнее не выпускать его из поле зрения.

– Ну пойдем, приятель, – буркнул я, поворачиваясь спиной к столу.

В гробовом молчании мы пересекли газон, двор, заросли сосен, и лишь скрипнув ржавой дверной ручкой, оставившей у меня на ладони хлопья зеленой краски, я наконец спросил:

– Какого хрена ты здесь делаешь?

Джулиан спокойно положил ладонь на мою трясущуюся руку и быстрым, легким движением отворил дверь.

– Поговорим внутри, а?

Мы сели друг напротив друга, верхом на ящиках из-под вина – как два боксера. Я позволил прохладному сырому воздуху осесть на мне, словно облаку пыли, и сам попытался раствориться в приятном полумраке комнаты.

– Так вот где рождается волшебство… кхм, то есть рождалось.

– Ближе к делу, Джулс.

Он усмехнулся.

– Да уж, Анна предупреждала меня, что с годами ты стал брюзгой, но я надеялся, что приезд старого друга тебя хоть немного развеселит.

– Что еще за «познавательные снимки»?

– Анна – художница, – пожал плечами Джулиан. – Когда она не ответила на первые мои два письма, я подумал, что при виде близких ей образов она смягчится.

Глядя на его самодовольную физиономию, я подавил совершенно для меня нехарактерный первобытный инстинкт вцепиться ему в горло. Это было почти что физиологическое желание. И все же где-то в глубине моего затуманенного сознания шепоток здравого смысла напомнил о необходимости сохранять спокойствие: в конце концов, преимущество на его стороне. И я попытался смягчить тон.

– А на самом деле – как ты вышел на мою жену?

– Анна – очень успешный фотограф, – снова усмехнулся он. – Я уже много лет слежу за ее творчеством.

– Джулс…

– Твоя новая ассистентка, кажется, славная девушка.

– Да, славная, – ответил я сквозь зубы.

– Дженни не ошиблась.

– Это еще в чем?

– Она никого тебе не напоминает? – спросил он – и, когда я не ответил, продолжил: – Мы с Дэвидом провели в Европе целое лето, и, когда Джен несколько недель назад написала мне весьма тревожное письмо, я подумал, что, пожалуй, стоит заглянуть – просто чтобы всех вас проведать.

– Тревожное? – переспросил я.

– Она пыталась перевести все в шутку – наверное, нервничала, и ей срочно нужно было, чтобы кто-то ее успокоил и сказал, что все нормально, – кто-то, кто в курсе всего. Но меня эта ситуация насторожила. Ты нашел в некотором роде двойника? Бр-р, – он передернул плечами. – Чем больше думаю об этом, тем больше прихожу к мысли, что, пожалуй, несправедливо, что тебе все сошло с рук. Ведь лишь немногие из нас знают, как все было на самом деле.

Я было запротестовал, но он оборвал меня на полуслове:

– Я знал, что, если намекну Дженни о своем намерении приехать, она все расскажет тебе. Кажется, у нее в голове крепко засела странная мысль, что все мы по-прежнему лучшие друзья, просто отдалились друг от друга… Свежо предание! Потом я вспомнил о нашем с Анной общем знакомом. Поначалу она была так предана тебе, игнорировала все мои сообщения – и тут я подумал: интересно, а много ли известно ей самой?

– Что ты показал моей жене?

– Должно быть, у нее ангельское терпение, – проговорил он. – Или же она просто двулична. Удивительно, как она до сих пор тебе не продемонстрировала… Любопытно было бы узнать, что она задумала.

Он встал, вздохнул и принялся мерить комнату шагами, насвистывая веселый мотивчик, беря в руки то одну из моих безделушек, то другую, вертя в руках и добродушно улыбаясь. Я смотрел на него, скованный ужасом. Этой минуты я ждал без малого пятьдесят лет – и вот он здесь, стоит передо мной: осязаемый, вне всякого сомнения, из плоти и крови, удручающе подвижный скелет. Руки берут старый диск Джони Митчелла Blue, губы, искривляясь, произносят:

– Боже, это прямо путешествие во времени! Помнишь Кэти?

Во всем этом невероятном и все же вполне реальном его появлении в моем доме было нечто даже гротескное; на мгновение я почувствовал укол самой настоящей паники.

– Что ты прислал Анне? – мысль о том, что жена что-то знает и скрывает, только усиливала мою паранойю.

– Ах, у тебя тут даже чайник со свистком! Как это по-английски! Давай заварим чайку? Как в старые добрые времена!

– Джулиан!

Он замер, поставил чайник обратно на походную плиту и перестал паясничать.

– Нечестно, что тебе все сошло с рук, Майкл. Я бы с радостью забыл о тебе – как она хотела. Сказать по правде, я всегда считал, что ты легко отделался, но…

Он все еще говорил, но меня захлестнула мысль о ней – о том, что она чего-то хотела и просила его действовать определенным образом; что она не просто растворилась в воздухе.

– …Когда Дженни рассказала мне об этой твоей новой девочке, я решил, что наша игра в молчанку слишком затянулась. И, знаешь, увидев ее, я понял, что приехал не зря. Не знаю, что ты задумал, но это не лезет ни в какие ворота.

– Джулиан, может быть, мы просто…

Но он уже шел к двери.

– Не знаю, собираешься ли ты через нее реализовать некий план искупления в глазах Вселенной, – но если так, то этому не бывать. Хотя, наверное, ты ни о чем таком и не помышлял. Все приписывают тебе какой-то сверхъестественный эмоциональный интеллект – ведь ты же у нас писатель. А на самом деле ты, наверное, просто хочешь ее трахнуть.

Он помолчал. Вдохнул, медленно выдохнул. Справившись со вспышкой, опустил руки – костяшки правой побелели от сжимания дверной ручки – и недобро улыбнулся мне.

– Я бы мог просто послать тебя куда подальше.

– Мог бы. Но, подозреваю, не станешь этого делать – ведь тогда я не расскажу, что на самом деле случилось с Астрид.

Это имя – всего два слога! – как будто ослепило меня.

– Более того, полагаю, на самом деле тебе невыгодно со мной ссориться. Что скажет Джен, если узнает