Прямой наводкой по врагу - Исаак Кобылянский

Другие реформы этого периода меня поначалу озадачили, лишь со временем я привык к ним, а некоторые посчитал правильными. Одной из реформ были введены термины «офицер» и «офицерский состав» для среднего командного состава. Одновременно в форму одежды вводились погоны. Этим возвращались традиции старой русской армии, которую до недавнего времени, кроме как «царской», не называли, а слову «офицер» непременно сопутствовало «белый» или «царский». Не сразу понял я, почему «Интернационал» стал теперь исключительно партийным гимном, а появился второй гимн — государственный.

В нем были смущавшие меня слова «великая Русь». Раньше они считались синонимом «великой и неделимой Российской империи», а ведь нас долго и упорно учили ненавидеть ее как «угнетателя народов» и «жандарма Европы». Но ничего, прошло время, и все привыкли к новшествам...

Вернусь к армейским .политработникам, среди которых, как везде, были самые разные люди. Храню теплые воспоминания о простоватом, но добросердечном и общительном Сысолятине, которого любили солдаты батареи. Помню, как неловко чувствовал он себя во время боев, не зная, как и чем помочь подопечным, каждый из которых выполнял приказы своего командира, и содействие политрука никому не требовалось.

Некоторое время заместителем командира полка по политчасти был у нас пожилой лысый полковник Григорьев (полком тогда командовал майор). Говорили, будто Григорьева понизили с какой-то очень высокой должности за то, что не угодил своему начальству. Это был на редкость интеллигентный человек, умевший выслушать простого солдата, по-простому с ним побеседовать, успокоить, обнадежить. Выслушав рассказ солдата о том, как бедствует на родине его семья, Григорьев, не откладывая, писал обращение к руководителям местной власти о необходимости помочь семье гвардейца. Во многих случаях помощь была оказана.

После Григорьева был майор Тарасов. Помню его «успокаивающую» дезинформацию за несколько часов перед драп-маршем из «Балки смерти».

По рассказам знакомых из других подразделений были и скверные люди среди политработников. Одним хотелось подчеркнуть свою значимость, и они постоянно лезли не в свое дело, в открытую перечили командиру подразделения, затевали склоки.

Другие «подсиживали» командира втихомолку, используя обязанность регулярно сообщать в политотдел о происходящем в подразделении (кажется, эти рапорта назывались «политинформациями»).

Кого было больше, «хороших» или «плохих» политруков, не знаю. Наш Сысолятин определенно был из «хороших».

Листовки

Идеологическим просвещением советских воинов занимались не только политруки, инструкторы политотдела дивизии и газеты (от дивизионных многотиражек до центральной прессы). На наших фронтовиков были также направлены усилия вражеской пропаганды. Ею были наполнены листовки на русском языке, сбрасываемые с самолетов. С другими видами немецкой пропаганды я не сталкивался, а о листовках хочу рассказать.

Первая листовка, которую я нашел на земле весной 1943 года, содержала обращение руководства «Союза за освобождение России от большевиков» (написанное название союза условно, истинного я не помню) ко всем солдатам и командирам Красной армии. В обращении разоблачался антинародный сталинский режим, против которого уже выступили истинные патриоты Родины, лучшие представители русской интеллигенции, генералы, профессора, журналисты, врачи. Все они, как было написано в листовке, перешли на сторону немецкой армии, несущей свободу угнетенной России (стараюсь передать смысл того обращения, так как текста я, естественно, не помню). Далее следовал призыв ко всем, кому дорого будущее России, сдаваться в плен. Пароль для сдачи: «Штык в землю!» (пароль помню точно!).

Обращение подписал вроде бы секретарь этого союза или комитета, генерал с довольно длинной русской фамилией (Синельников, что ли).

На обороте обращения было несколько фотографий, показывавших отличные условия содержания советских военнопленных. В их числе помню «Кирпич хлеба на двоих» и групповой снимок — несколько счастливых улыбающихся лиц рядом с немецким офицером.

Вторая листовка (нашел летом 1943 года) была посвящена разгрому крупной группировки войск Красной армии, предпринявшей этой весной наступление на Юго-Западном фронте. В листовке содержались очень острые карикатурные изображения Сталина и Тимошенко (последний руководил этой операцией).

Экземпляр малоформатной газеты «Сталинские соколы», который был найден в Литве летом 1944 года, на первый взгляд был неотличим от рядового выпуска какой-нибудь многотиражки. Однако это была немецкая листовка, приуроченная к всесоюзному празднику Дню авиации, который ежегодно отмечался 18 августа. Конечно, все материалы этой «газеты» были заполнены немецкой пропагандой полного превосходства «люфтваффе» над советской авиацией.

Последнюю немецкую листовку я нашел осенью того же года тоже в Литве. На лицевой стороне помещался монтаж из полутора десятков малоформатных, примерно 3x3 см, карикатурных портретов отвратительных, но при этом непохожих один на другого мужчин явно еврейского происхождения. Собранные в такую «коллекцию», они, конечно, не могли вызвать симпатии читателя. Над монтажом была надпись огромными буквами: УЗНАЙ ЕГО! В текстах листовки описывались все грехи мирового еврейства перед человечеством. Особо отмечалось «жидовское засилье в СССР» и иллюстрация к этому тезису: унылый Сталин в облике марионетки, которой управляет хитро улыбающийся Каганович. Представляете, что я чувствовал, изучая эту листовку?

Теперь расскажу еще об одной находке — советской листовке на немецком языке, она была адресована немецким солдатам. Помню, что меня удивило высокое качество бумаги и помещенных в листовке фотографий коричневого оттенка. В тексте содержался призыв сдаться в плен, чтобы выступить против Гитлера и его клики, заключивших тысячи лучших представителей немецкого народа в концентрационные лагеря. Главной «изюминкой» листовки была фотография кровати, на которой возлежали симпатичная блондинка и явно неарийского типа молодой брюнет. Текст пояснял, что, пока немецкие мужчины воюют, приглашенные в Германию иностранные рабочие заменяют их не только на трудовом фронте.

Вот и все, что вспомнилось о листовках.

Глава 16. Еврей на фронте

(Откровенно, как на исповеди)

До войны, воспитанный школой, комсомолом, средствами массовой информации в духе интернационализма, о своем еврейском происхождении я задумывался очень редко. Однако начиная с первых месяцев войны сознание принадлежности к этому «нестандартному» народу меня почти никогда не покидало. Причиной этому стал быстро и широко распространившийся бытовой антисемитизм. В самых различных слоях общества воскресали мещанские предрассудки по поводу евреев, в их адрес можно было услышать едкие слова осуждения, оскорбительные прозвища, насмешки, анекдоты. Злой критике подвергалось все, большей частью мифическое или намеренно преувеличенное, — приверженность евреев к «золотому тельцу», торгашеству, жульничеству; нежелание жить честным трудом; трусость и увиливание от фронта; наконец, специфические интонации и картавость речи.