В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС - Хендрик Фертен

Снова отвоевав у русских деревню Голдап, немецкие солдаты увидели картину страшнейшей варварской жестокости. Женщины и молодые девушки были изнасилованы русскими. Старики, дети и младенцы — убиты. Французские и польские военнопленные, не успевшие сбежать из деревни, — забиты до смерти. Произвол, чинимый Красной Армией на занимаемых ею территориях, невозможно описать словами.

Еще один из таких печальных примеров — действия русских в Неммерсдорфе. Рано утром 21 октября 1944 года колонна изможденных беженцев сделала остановку в Неммерсдорфе, не зная, что этим подписывает себе смертный приговор. Их телеги, которые они тащили сами и с помощью лошадей, заполнили главную дорогу. Из-за ржания лошадей и шума, создаваемого суетящимися людьми, беженцы не сразу услышали грохот танковых траков. Колонна русских танков вышла из утреннего тумана и поехала прямо на них, заголосивших женщин, детей и стариков.

Русские не смогли удержать Неммерсдорф, и деревня была взята 4-й немецкой армией под командованием генерала Фридриха Хоссбаха. Ее бойцы стали свидетелями невероятного варварства красноармейцев по отношению к жителям деревни. — Немецкими солдатами были обнаружены 72 трупа, среди которых были дети и даже младенцы. Так Неммерсдорф, наряду с деревней Голдап, навсегда вошел в самые страшные и печальные страницы истории.

Какой судьбы мы могли ждать для Германии? Ненависть к немцам всячески раздувалась пропагандой среди советских бойцов, пока она не стала патологической и не приобрела характер эпидемии. «Убивайте немцев!» — это стало заповедью советских солдат, заменившей все десять библейских заповедей. Русский писатель и один из главных пропагандистов ненависти Илья Эренбург призывал: «Если ты убил одного немца, убей другого — нет для нас ничего веселее немецких трупов»[16].

А вот более сдержанные комментарии газеты «Красная Звезда»:

«Приходится признать, что немецкое сопротивление в Восточной Пруссии столь сильно и стойко, что оно превосходит все, что было прежде. Идут чрезвычайно кровавые бои, в которых немцы сражаются с фанатичным упорством. Они неустанно контратакуют и борются за каждый клочок земли».

Радио Лондона также было поражено происходящим и отмечало, что «за Восточную Пруссию идут невероятно упорные бои, требующие максимальной силы воли от обеих сторон. Немцы отчаянно сражаются за святую землю Пруссии».

Однако немецкие солдаты знали гораздо лучше радио Лондона, почему и ради чего они рискуют своими жизнями. В деревнях, которые они отбивали у врага, немецкие бойцы своими глазами видели свидетельства зверств врага. И им уже не нужна была ни пропаганда, ни исторические примеры, чтобы заставлять их сражаться так, как они сражались.

Тем не менее Пруссия оказалась в руках русских. Эта прекрасная земля всегда была желанным трофеем для иностранных завоевателей. В начале весны следующего года в Восточную Пруссию, как домой, возвращались лишь аисты и дикие гуси, привычно летевшие клином. Их прилет создавал обманчивую, но столь желанную иллюзию того, будто с нашим миром все в порядке. Однако земле, на которую возвращались птицы, никогда уже не было суждено стать прежней.

Глава пятнадцатая

Силезия

Естественной преградой на пути мощного наступления армии Сталина на восточные границы Германского рейха и Берлин была река Одер. Двигаясь к Одеру, огромные силы русских вошли в Силезию, где одной из их главных целей был захват Бреслау, центра экономической жизни Силезии и ключевого рубежа для Красной Армии. Как раз тогда и возникла фраза: «Судьба Европы будет решена на Одере». Именно поэтому на данном театре. военных действий Германия предприняла колоссальные оборонительные меры и сконцентрировала войска. Наша часть была также направлена туда.

Нашу боевую группу неожиданно сняли с предыдущего места дислокации, и вскоре мы выехали в железнодорожном составе из Восточной Пруссии в Померанию. Наш путь длился несколько дней.

Мы получили новое снаряжение и были распределены по новым частям. После чего, покинув наши старые казармы школы для младшего командного состава в Лауэнбурге, мы на поездах-экспрессах поехали по направлению к Одеру. Не зная стратегических планов, каждый из нас удивлялся, почему место назначения нашей боевой группы меняется так часто. Во время пути оно опять в очередной раз было изменено, и мы оказались вовсе не там, где должны были быть изначально, но там, где наша группа была отчаянно нужна.

Когда наш состав наконец достиг сельской местности Силезии, с неба падали хлопья снега, залепляя окна вагонов. Это была середина декабря, и в Силезии уже наступила зима. Мы прибыли в Бреслау. Нас, не знавших этот город, удивила царившая в нем мирная атмосфера. Там не было ни единого признака войны. Автомобили и трамваи ярко светили фарами, проносясь среди сверкающего снега. Люди терпеливо стояли в очереди возле кинотеатра, увешанного разноцветными афишами. Дети катались на коньках по замерзшему рву у входа в город. С главного городского вокзала поезда продолжали отходить по расписанию, точно так же, как и поезда, шедшие из Фрейбурга на запад.

Наряду с Дрезденом, Бреслау был единственным крупным немецким городом, который до конца 1944 года не бомбили союзники. За время войны этот важный восточногерманский город разросся. Его население увеличилось с 630 тысяч до почти миллиона человек за счет людей, приехавших с запада Германии. В Бреслау функционировало большое количество предприятий военной промышленности. После бомбардировок Берлина сюда переместились отделы государственной администрации и официальные лица из министерств финансов и иностранных дел. Помимо этого, Бреслау и окружавшие его небольшие городки и деревни стали домом для эвакуированных жителей территорий, подвергавшихся тяжелым бомбардировкам, в частности областей Рейна и Рура. По сути, Бреслау можно было даже назвать национальным бомбоубежищем, куда стекались тысячи немцев, которых выгнали из их домов бомбежки.

Наши новые казармы находились на территории «Школы пехотных тренировочных батальонов пополнения» в городке Дойч-Лисса, находившемся всего в восьми километрах к западу от Бреслау. Трехэтажный каменный комплекс школы был расширен за счет деревянных домов, построенных для регулярной армии. Один из них и стал моим очередным пристанищем. Жалеть о теплых домах, в которых мы жили прежде, не имело смысла, поскольку альтернативы все равно не было. Нас утешало то, что в течение всего дня мы находились за пределами бараков и возвращались в их оледенелые стены только на время сна. К тому же по вечерам мы нагревали наше новое жилище с помощью большой и уродливой на вид железной печки, подкидывая в нее дрова, пока она не раскалялась докрасна. Правда, из-за этого приходилось спать на середине комнаты, подальше от печи, чтобы не загорелись набитые соломой мешки, служившие нам матрасами.