Однажды, в галактике Альдазар - Алиса Чернышова

После этого Фобос принялся смотреть на Танатоса со значением, а Танатос — в потолок. Родас из любопытства заглянул в его разум, но так и не смог понять, предвкушает братец очередную встречу с леди Авалон или всё же боится её. Но что точно приводило Танатоса в уныние, так это сложность и тонкость вопроса, который им с миледи Яблоко предстояло обсуждать. “Мы убили много тех, кто должен был поступать в ваши учебные заведения — так, может, там будут учиться их убийцы?” — вопрос и впрямь тот ещё. Даже тот факт, что реально отдававшие приказы диро мертвы, не особенно спасает. И тут Родасу брата было жаль. Помочь, однако, он ничем не мог при всём желании: в отношения между Танатосом и леди Авалон не рисковал соваться никто. Со стороны это всё напоминало какую-то шаткую конструкцию кустарного производства, которую тронуть страшно, потому по этому поводу все пришли к молчаливому консенсусу: работает — и ладно.

В общем, на совещании Родас присутствовал больше в качестве штатного телепата и неподвижной декорации. И соблазн, как вы понимаете, был очень силён. Он ещё держался, пока обсуждался вопрос с Гвадой. Но когда разговор перешёл на строительство новых домов, чтобы поселить модов (и, самое главное, где эти самые дома строить), Родас окончательно пал жертвой искушения.

Сохраняя на лице приличествующее выражение и зафиксировав физические реакции, он нырнул в вирт.

Пожалуй, журнал стоит просмотреть с самого начала — разумеется, просто в целях закрепления материала.

2

День 1

Родас хорошо помнил день основания проекта, потому что тот был полон знаменательных событий, долгожданных и радостных.

Во-первых, после операции по замене сердца Катерину наконец-то вывели из медицинского сна. И тут надо сказать: Родас понимал прекрасно, что для светил современной альданской медицины замена сердца и некоторых сопутствующих сосудов — работа трудоёмкая, но в целом безопасная. Прекрасно осознавал он и то, что для Катерины, пережившей невесть сколько шоковых починок в варварских медкапсулах ЗС, целебный медицинский сон совершенно необходим. Это было условием, на котором врачи могли бы гарантировать её долгую жизнь в здравом уме — и ради такого, определённо, стоило бы хоть два года подождать, хоть десять.

Он всё это прекрасно знал, но всё равно ожидание было утомительным. Оно, помимо всего прочего, угнетало неизвестностью: как она воспримет правила новой реальности? Нет, у него, разумеется, был план адаптации, но… В общем, Родас всячески убеждал себя не ожидать слишком многого. Потому уже тот факт, что стадия “Медведь” прошла успешно, весьма сильно его обрадовал. А уж то, что Катерина сама проявила некоторую заинтересованность в проведении операции “Служебный роман”, окончательно привело его в отличное расположение духа.

Инициировать проект “Пристрелка и отладка” в первый же день он, по правде, не планировал. Лабораторные эксперименты по изучению его сексуального поведения никогда не проходили хорошо; однажды, собственно, они кончились смертью патнёра. Это была случайность, на которую доктора только плечами пожали, поставив в журнале отметку “отобрать новый подопытный материал”. Но Катерина… Она не была материалом. Потому Родас и хотел её, и боялся этого желания.

У Катерины, очевидно, с этим проблем не было. И она, в соответствии с собственной характеристикой из лётной академии ЗС, была “человеком действия с выраженным техническим мышлением и систематическим подходом к решению задач”. Потому, закончив с тестированием каров класса “Стратосфера”, она перешла к предварительному тестированию другого суперсовременного девайса.

В его, Родаса, лице и прочем теле.

— Так, — сказала она, по-змеиному ловко выскальзывая из лётного костюма. — У меня предложение.

— Слушаю?

— Когда мы взлетали, я видела бассейн на крыше. Посему предлагаю реализовать один из пунктов твоего плана (там было что-то про крыши, так?), а заодно более предметно ознакомиться с ТТХ друг друга. Начать можно прямо здесь.

— А именно?..

— Раздевайся.

Возможно, впервые на своей памяти в рамках эксперимента Родас выполнил эту команду весьма охотно. Катерина, кивнув самой себе, тоже сбросила остатки одежды.

После они на пару мгновений застыли, рассматривая друг друга. Не то чтобы они не видели друг друга обнажёнными, разумеется; не то чтобы для них в этом было что-то новое: что модам, что кадровым военным постоянно приходится раздеваться, в том числе перед малознакомыми людьми. Просто ранее у них двоих это сопровождалось кучей каких-то сопутствующих обстоятельств, причин, факторов. Теперь они просто… были. Без ничего. Очень близко. Линии очертаний дорогих машин — и линии стоящих среди них людей.

Однажды Танатос сказал словосочетание "поэзия форм и линий". Тогда Родас пропустил это мимо ушей — но теперь, пожалуй, понял.

Катерина усмехнулась, облизала губы и привалилась спиной к алому боку кара. Её отросшие за время медицинского сна золотистые волосы разметались, белая кожа на фоне обшивки казалась нарисованной. Родас полюбовался на едва заметные пигментные пятна на носу и щеках (кажется, они называются веснушками), проследил взглядом слегка приоткрытые полные губы — и подумал, что подарит ей ещё парочку каров.

Она просто отлично с ними сочетается.

Пока же он просто запечатлел для себя эту картину, потому что она была…

— Ты грёбаное совершенство, — сказала она как-то хрипло.

… совершенством.

Катерина шагнула вперёд. Она провела по его щеке, груди, очерчивая линии мышц. Потом — ниже… Родасу совершенно иррационально показалось, что её пальцы оставляют за собой огненный след. Она потянулась к нему, и он сам даже не заметил, как позволил вовлечь себя в поцелуй, длинный, постепенно перетекающий от осторожной, изучающей нежности к чему-то более острому и раскалённому.

Он никогда раньше не пробовал ничего подобного, на самом деле.

В этом хотелось забыться. Не останавливаться. Перенастроить рецепторы так, чтобы не упустить ни единого ощущения — хотя он всегда ненавидел перенастраивать чувствительность. Но здесь, сейчас…

Он стоял, как на плацу. Ему отчаянно, до мелкого тремора пальцев хотелось прикоснуться в ответ, но — нельзя. Он чувствовал, как его самоконтроль летит куда-то, и… боялся.

Родаса нельзя было назвать трусливым существом, статистически это так. Было не так уж много на свете вещей, которые пугали его. Но кожа у Катерины была розовато-белоснежной и такой нежной, что синяки оставались мгновенно. У неё были слабые кости, которые можно сломать одним лёгким движением, и даже теперь её сердцебиение было остановить до смешного легко… А Родас всё ещё оставался нечеловечески сильным существом.

Созданным, чтобы убивать.

Он ещё вспомнил, как, среагировав скорее на проскользнувшую в чужом разуме угрозу