Фантастика 2025-71 - Надежда Валентиновна Первухина

— К войне это. Неждан сумел зажечь сердца. Держись за него. Выживет — не пожалеешь…

Глава 6

167, февраль, 9

— Топор.

— Река. — ответил Неждан.

И Вернидуб задумал, не отвлекаясь, впрочем, от работы. Игра «в слова» была для него непривычной. Как и любой из местных, он не придавал никакого значения фонемам, говоря по привычке, как все вокруг. Теперь же с огромным трудом перебирал известные ему слова, рассматривая их с совершенно иной стороны.

Неждан же крутил ногами колесо гончарного круга и улыбался. Ему нравилось то, что он раз за разом «ломал мозг» этому ведуну, через что все сильнее и сильнее расширяя кругозор и улучшая мышление…

Руда железная закончилась. Не рассчитал Неждан свои силы. Из-за применения индийской купольной печи и подогрева воздуха в обоих печах очень поднялась продуктивность. Из-за чего и угля меньше уходило, и «выхлоп» шел куда интереснее. Вот и закончилось запасенное сырье — ни пригоршни руды не осталось.

Да, обломков и брака хватало, оставшихся после поковки изделий. Но возиться с ними парень не хотел. Толку слишком мало. Он просто отложил их в сторонку и решил позже использовать как сырье для чугуна, который тоже требовался. Его ведь можно вполне получать в тех же самых тиглях, подсыпкой угольного порошка на переплавке.

Но это — потом.

Требовалось накопить сырья для опытов.

Простаивать же без дела Неждан не хотел. Оттого и занялся сооружением гончарного круга, неизвестного местным[97]. Глины-то осталось много, той, что он еще летом начал натаскивать для кирпичей и тиглей.

Как устроен архаичный гончарный круг парень не знал. Все свои опыты и мастер-классы, посещенные там, в XXI веке, он проводил на относительно современном оборудовании. Так что импровизировал.

Сделал простую коротенькую скамью из тесаных досок. Провертел одно сквозное и одно «слепое» отверстие. Туда воткнул ось, на которую прицепил большой диск снизу и маленький сверху. А чтобы это все нормально вращалось точки трения обильно смазывались дегтем.

Садишь сверху. И давай ножками «шевелить», разгоняя нижний круг. А руками работаешь с глиной на верхней.

Грубо получилось.

Топорно.

Но крепко и, что куда важнее, работало.

— О чем ты вечно думаешь? — прерывая игру «в слова» спросил Вернидуб. — Как ни гляну, постоянно это примечаю.

— Как о чем? Ты вот сказал, что по весне мне новое имя дадут. Вот и гадаю — какое.

— Опять шутки шутишь?

— Ну, смотри. Если принимают предложения, то я бы хотел стать Нергалом Серым или Мардуком Белым.

— Эта твоя привычка уходить от ответа через смех меня уже не берет, — улыбнулся седой.

— Ты даже не спрашиваешь, чьи это имена?

— Нет. Зачем? Они не наши. Чуждые. Такие нельзя давать. Вот попадешь в их края, там подобные имена, может, и обретешь. А здесь, у нас надобно называть по-нашему.

— И то верно, — кивнул Неждан, припомнив имена народа из той, прошлой жизни, которые почти полностью состояли из иудейских, греческих и римских, заменивших старые местные. Конечно, что-то где-то осталось. Но минимально.

— Снова задумался?

— Понимаешь, в любой шутке лишь доля шутки, — заметил парень. — Мне действительно интересно. А то еще назовешь Хромой кряквой или Тухлым карасем, а потом с этим живи.

— По обычаям мы не можем с тобой это обсуждать, — по-доброму улыбнулся седой. — Только лишь это тебя занимает? Мне казалось, что ты обычно о совсем иных делах мыслишь.

— Замучался я недавно на лыжах по реке бегать. Так-то ничего. Но если груз волочить — упаришься.

— А что делать?

— Как что? Сани, например. Лошадку впрягать, да бодро на них идти.

— Что сие?

— Ну… Слушай. Это ведь беда немалая. Я вот приметил одну вещь. Перун ездит по небу в колеснице, а у нас их нет. Да и вообще никаких повозок. Даже и без колес — ни саней, ни волокуш. Как так-то[98]?

— В наших лесах им не место, — покачал головой Вернидуб. — Я видел их, когда ходил в Оливу. Но там — степь. А здесь у нас леса да болота. Зачем они?

— Как зачем? — удивился Неждан. — С поля зерно возить да сено. За дровами, опять же, ездить.

— По лесу? На повозке? Ты шутишь?

— Так он не сплошной стеной стоит. Через буреломы не проехать, но так оно нам и не надо. Зачем? В остальном же повозка по лесу, ежели осторожно, может пройти. Да и для иного много чего потребно. Вон — между поселениями чего возить.

— Дурь все это, — отмахнулся ведун. — Лодками всяко сподручнее.

— Ведь были же раньше. И колесницы, и повозки.

— Не помню такого.

— Это было давно, — грустно улыбнулся Неждан, плеснув маслица на огонь его любимого мифа о золотом веке.

— Дед мой тоже о таком не сказывал.

— Давным-давно… — начал парень свое повествование, продолжая неспешно пытаться сделать горшок на гончарном круге.

Он выдал ему ту гипотезу, которой держался сам. Что, дескать, четыре с половины тысячи лет назад где-то в степях Северного Причерноморья появились их далекие предки, расселяясь оттуда на запад и восток, в процессе меняясь. А потом о том, что где-то четырнадцать веков назад славяне с балтами разделились, до того живя одной семьей. Отчего языки их все еще взаимно понятны. И о многом ином. Не забыв сказать, будто бы век назад сарматы обрушились на них и разгромили, загнав во множестве в леса. Лишив их и державы, и правителя, и городов, и крепостей, а потом еще обложив данью и терзая всячески, не давая вздохнуть…

Иными словами — озвучил ему легенду о золотом веке и утрате величия, к которой седой явно тяготел. Только развернуто. Выдав этакую шоу-программу с уходом на рекламу, как пелось в известной песни. Разумеется, кратким пересказом ограничится не удалось. Зацепившись за слитную и крайне занятную историю, Вернидуб начал тянуть из Неждана детали. А что? А почему? А как? А кто? А зачем? И так далее.

Приходилось рассказывать.

Что-то.

Все ж таки Иван-Неждан не так уж и сильно был знаком с этой темой и ее научной проработкой. Из-за чего приличную часть приходилось на ходу выдумывать. Опираясь на те мифы и легенды народов мира,