Командовать парадом буду я! - Михаил Барщевский

Несколько секунд судья с интересом рассматривал Осипова. Ему понравился злой азартный блеск в глазах Вадима. Кроме того, Николай Серафимович пытался вспомнить, где он раньше слышал эту фамилию. Точно! Кто-то из коллег, причем уважаемых им, рассказывал о встрече с Осиповым в процессе.

– Хорошо. Любопытно, что же такого вы сможете мне поведать, что в рамках процесса полагаете неуместным, – чуть более миролюбиво согласился судья.

– Я просто собираюсь вам полностью раскрыть карты, – приняв сигнал к примирению, начал Вадим. – Я хочу рассказать вам, что и как я попытаюсь в процессе доказать. Это – если вам нужна истина. – Вадим выжидательно смотрел на судью. Помолчали. Вадим продолжил: – Не хочу играть…

– Вспомнил! – вдруг воскликнул судья. – Вы работали в процессе у Косыгиной! И три месяца валяли дурака, делая вид, что не знаете дела. – Николай Серафимович радостно и как-то по-доброму рассмеялся. Даже по коленке ладонью себя хлопнул. – Ох, хитрец, нашу «старую волчицу» обманул.

– Она не старая. – Вадим улыбнулся.

– Я в другом смысле, – смутившись, поправился судья. – Так со мной вы решили не играть?

– Я хочу просить вас о помощи! – в упор глядя в глаза судье и размеренно выговаривая слова, произнес Вадим.

– Что вы имеете в виду? – Лицо Николая Серафимовича стало не просто серьезным, а жестким, отталкивающе жестким.

– Ничего лишнего. – Вадим понимал, чего так испугался судья. – Только то, что прямо предусмотрено Уголовно-процессуальным кодексом.

– Слушаю! – вновь подчеркнуто официально разрешил говорить судья.

– На самом деле у вас не две потерпевших, а одна…

– У меня пока, слава богу, потерпевших нет! – без тени улыбки перебил Николай Серафимович.

– Да, извините. Оговорился. Волнуюсь. – Вадим посмотрел на судью, но лицо того оставалось абсолютно непроницаемым. – Я имею в виду – у вас в деле.

– Что вы хотите сказать?

– А просто рассказать вам правду.

– Вы это уже говорили. Давайте короче. По сути! – Теперь Николай Серафимович полностью вспомнил, что ему рассказывала коллега. И обозлился на этого хитрюгу, который явно затеял какую-то игру, смысл которой пока он понять не мог.

– Спасибо. Извините. Так вот, мой подзащитный…

Через десять минут, закончив свой рассказ, Вадим услышал: «Хорошо! Я не буду вам мешать. Но храни вас Бог, если вы меня обманули! Гарантирую, что партийный билет на стол вы положите!»

«Угрозу мог бы изобрести и пооригинальнее», – подумал, выходя из кабинета, Вадим.

После оглашения обвинительного заключения Николай Серафимович задал подсудимому традиционный вопрос – признает ли тот себя виновным. Николай ответил: «Частично». Судья не стал уточнять, а обратился к участникам процесса – прокурору, адвокату и двум потерпевшим с предложением высказаться по поводу порядка исследования доказательств.

Прокурор, пожилой мужчина с полковничьими погонами, сказал, что считает необходимым сначала допросить подсудимого, потом потерпевших, затем свидетелей.

Осипов согласился, уточнив лишь, что первой из потерпевших полагал бы правильным допросить Екатерину, а Ольгу – потом.

Обе девушки, испуганные, Оля – больше, Катя – в меньшей степени, сказали, что им все равно. Судья поправил: «Вы хотите сказать – на усмотрение суда?» Обе закивали головами.

Николай, когда очередь дошла до него, воспользовался формулой, только что произнесенной судьей, и тоже, не поднимая головы, тихо произнес: «На усмотрение суда».

Николай Серафимович внимательно следил за поведением Николая. Он обратил внимание, что подсудимый, похоже, был не столько напуган, сколько угнетен, и чего-то стеснялся. За первые пятнадцать минут процесса он оторвал глаза от пола только один раз, мельком взглянув на Олю. На него, судью, не посмотрел ни разу. Обычно так ведут себя рецидивисты, а вот чтобы тот, кто впервые оказался на скамье подсудимых, – странно! «Новички», как правило, поедают судью глазами, пытаясь предугадать свою судьбу. А может, наивно веря в силу гипноза…

Начали с допроса Николая. Он отвечал, по-прежнему не отрывая взгляда от пола. Начал с того, что еще раз подтвердил частичное признание вины. Николай Серафимович попросил объяснить, что значит «частично».

– А «частично» – это значит, что я изнасиловал только одну девушку, – тихо произнес Николай.

Прокурор недовольно посмотрел на подсудимого и скривил губы в презрительной гримасе.

– Кого именно? – спокойно, без каких-либо эмоций спросил судья. Прокурор удивленно повернулся в его сторону. Поймав этот взгляд, Николай Серафимович успокаивающе кивнул прокурору, мол, я знаю, что делаю, все нормально. Прокурор удивленно пожал плечами, давая понять, что ему, дескать, все равно, но он не понимает такого мягкого начала допроса.

– Вторую, – еле слышно отозвался Николай.

– Во-первых, говорите громче, – потребовал судья. – А во-вторых, назовите имя.

– Ольгу. – Голос Николая звучал как из бочки.

– Вам же сказали, говорите громче! – вмешался прокурор.

– Не надо, товарищ прокурор, я сам справлюсь, – не поворачивая головы в его сторону, бросил судья. Прокурор удивленно посмотрел на Николая Серафимовича, демонстративно бросил ручку на стол и откинулся на спинку стула, всем своим видом как бы говоря: «Ну не хочешь, и не надо. Сам работай!»

Вадим подумал, что, кажется, судья его услышал. Похоже, и вправду собирается разобраться в деле по-честному. Ну а коли так, надо сидеть тихо и не мешать.

Как-то раз Лена, говоря, разумеется, не о судебных делах, а об отношениях Вадима с ее родителями, сформулировала гениальную по простоте мысль. Тезис ее был таков – если ты хочешь, чтобы кто-то что-то делал по-твоему, то не убеждай его в этом, а сделай так, чтобы он сам пришел к нужному тебе выводу. Тогда человек делает то, что нужно тебе, а считает, что поступает самостоятельно, по своему собственному решению. В первом случае его надо подстегивать, подгонять. А не дай бог, это приведет к отрицательному результату? Тогда виноват – ты. Если же он сам все «решил», то знай хвали его, какой он умный, да пожинай плоды. Особенно хорошо это действовало в отношении Наталии Васильевны. С Владимиром Ильичом, как человеком более проницательным, договариваться надо было безо всяких ухищрений.

Вадим потом на основе этого постулата целую теорию тактики поведения адвоката в суде построил. А Лена – сделала основным принципом воспитания Маши. Так что у них в семье было свое «ноу-хау». Они только не знали, что в учебниках по психологии этот принцип манипулирования человеческим сознанием описывается уже в первой главе…

– Хорошо. Допустим. Тогда расскажите обстоятельства того эпизода изнасилования, который вы признаете, – спокойно предложил Николай Серафимович, будто просил рассказать – «Как вы завариваете чай?».

Не буду! Изнасиловал, и все! – так же не поднимая головы и так же тихо отозвался Николай. Прокурор при этом торжествующе посмотрел на судью – мол, ну что, долиберальничался?

– Почему? – невозмутимо продолжал давить судья.

– По кочану! – вдруг заорал Николай и с ненавистью посмотрел на судью. Тот удовлетворенно улыбнулся и спокойно, без малейших признаков раздражения, обиды или удивления, произнес: «Вот и ладушки!»

Теперь уже не только прокурор, но и Вадим не понимал, чего добивается судья и чем он так удовлетворен.

– Ваши вопросы, товарищ прокурор, – обратился Николай Серафимович к самому пожилому участнику процесса.

– Да, благодарю. – Прокурор оживился. «Теперь тебе таки нужна моя помощь!» – злорадно подумал гособвинитель. – Ну-с, молодой человек, как безобразничать, так вы – пожалуйста, а как отвечать, так в кусты? Рассказывайте, не стесняйтесь, как это вы так? Может, мы вам и поверим?

Пока прокурор произносил всю эту тираду, Николай даже глазом не повел. После всплеска эмоций из него как будто воздух выпустили. Он весь обмяк, ссутулился и вновь безотрывно смотрел в пол. Вадим выжидательно взглянул на судью, рассчитывая услышать замечание в адрес обвинителя. Если судья стал его союзником, так пусть действует! Судья же внимательно наблюдал за Ольгой и Катей. Казалось, только они его и интересовали.

– Я больше не буду отвечать ни на какие вопросы, – тихо произнес Николай. – Ни на какие! – повторил он с напором и, сев на скамью, закрыл лицо руками.

– Ваше право, – констатировал судья. – Ну что ж, тогда перейдем к допросу потерпевших.

На вопрос председательствующего – что произошло и как это случилось, Катя ответила кратко и как по-заученному:

– Я проснулась оттого, что почувствовала, что меня насилуют. Было темно. Лица не видела. Все произошло быстро. Потом я услышала шепот: «Кому расскажешь – убью». Все. Больше ничего сказать не могу.

– А кто вас насиловал? – мягко, но как-то безразлично спросил Николай Серафимович.