Гневная любовь - Харитон Байконурович Мамбурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самым логичным действием после подобного афронта, были бы переговоры с теми, кто согласен удовольствоваться третью большой и развитой страны, только вот все эти достойные граждане Шварцтадда уже были на том свете или континенте. А как иначе? Страна в панике с тех пор, как Тадарис увела Героев, естественно, что под это дело многие захотели отщипнуть свой кусок пирога. Власть сейчас держалась на императоре и остатках его бюрократической машины, а долго подобное состояние продолжаться не могло. Огромная по меркам континента армия хотела зарплаты, солдаты знали, что всё кончено, а «помощь», то есть дань, которую платили Диццедорну все остальные монархии Хелиса, приказала долго жить.
Вот такая вот фигня. Времени в обрез, всё шатается, никто ничего не понимает. Любое неверное движение и вместо Шварцтадда на долгие годы территория, охваченная гражданской войной, с бандитами, баронами и блуждающими Авантюристами.
— А мы разве не можем просто оставить всё как есть? — недовольно квакнул с потолка Генерал, — Разве нашему государству необходимо расширение?!
— Не можем! — нервно мявкнул министр, — Можем! Но не можем! Подобный исход на корню задушит возможность проведения дипломатических переговоров на долгие годы! Мы не сможем интегрироваться в экономику стран континента! Это будет фиаско, бра… Генерал!!
«Почему у империи мать его Тьмы столько сложностей?», — недоумевал сидящий на подоконнике я. Ведь в свое первое знакомство с демонами, они вели себя более чем прилично: ворчали, рычали, матерились, хотели зарезать девушку. Правда, это была Мимика, а зарезать её хотели «во имя Добра», но всё равно ведь хорошо получалось?! А тут политика, экономика какая-то, политесы, «же манж па сис жур», император сдавшейся страны ставит победителей в позу «зю» … Сложно! Сложно! Зачем так сложно? Слишком сложно! Ничего не понимаю!
— Господин Крайм! — подскакавший ко мне манулотавр смотрел на меня, как бабушка на соседку-терапевта в три часа ночи, — Может, у вас есть какие-либо идеи?!
— В каком же вы отчаянии, раз пришли ко мне, господин Зауррморрхавн…, - с грустной усмешкой ответил сидящий на подоконнике я, — Ничем не могу помочь. Хочу — но не могу. Моя специальность, если так можно выразиться, в нарушении существующего порядка, за счет чего наша команда и выживает. Здесь же… всё уже валится.
— Это я еще ему не сказал, что на юге страны набирает силу народное восстание…, - грустно квакнул с потолка огромный жаб, заставляя манулотавра выполнить резкий разворот на месте и уставиться на товарища… не видно как, но явно без света, любви и тепла.
— Каааааартааааааавр! — завыл министр экономики Империи Тьмы низким вибрирующим голосом, а я, недолго думая, открыл окно и спрыгнул вниз, со второго этажа. Как говорится, милые бранятся — только тешатся.
Почти проигнорировав следующий вопль, выраженный в виде вопроса «Какие сорок паладинов?!», я пошёл проверять наличный состав. Девушки занимались воспитанием Валеры: отковав последнего от воротного механизма, они читали ему мораль. Хором. Вчера этот толстый негодяй, улучив момент, едва не стукнул меня своим черным мечом по голове, когда я неаккуратно близко подошёл к нему, занятый переругиванием через стену с свежебеременной принцессой, пришедшей выразить свои многочисленные претензии. Да уж, не утаили шила в мешке, от чего теперь каждая собака что в этом городе, что вскоре в стране будет знать, что Опполина Диццедорновна залетела от шести разбойников. Вот бедный Гравиорг и пьёт теперь не просыхая.
Валера меня тревожил по причине непонятного поведения. Наши усилия по превращению могущественного туповатого засранца в более-менее адекватное существо даром не проходили, поэтому нет-нет, да проблески соображалки я у Чемпиона Тьмы ловил… только вот они с завидным упорством сменялись завидным упорством в своей бесконечной тупости! Подросток пыхтел, ненавидел взглядом, исходил злобой, но даже внятный диалог поддерживать отказывался, чем вводил меня в ступор тягостных мыслей — он такой с рождения из-за класса или класс получил, потому что такой родился?!
Расписываться в собственном бессилии аж по двум фронтам — в политике и в воспитании детей, мне категорически не хотелось. Приехал мол, такой красивый в гости, овеянный легендами и матами сотен тысяч безвинно пострадавших, а сам ни уму, ни сердцу! Как я буду смотреть в глаза Сатарис? Как муж-рукожоп, не сумевший даже розетку поменять? В медовый-то месяц при молодой жене? Неее, так дело не пойдет.
— Ладно, Валера, настало твоё время! — отстегнув от цепи, я выдернул пацана из плотного женского окружения, затем сунул его себе подмышку, тут же деловито направляясь на выход со двора нашего временного убежища.
— Мач, вы куда? — тут же заинтересовалась Тами.
— Я скоро вернусь, — с легким сердцем пообещал я своей гномке.
— А почему ты говоришь только про себя? — Лилит даже с утра была бодра и сообразительна, несмотря на то что под глазами у демоницы были легкие темные круги, которые ей даже шли. Вот работает же, пусть даже и на чужую теперь тетю…
— Потому что Валере пора на радугу! — максимально непонятно для окружающих ответил я, ускоряя шаг. Так, как тут до речки пройти…?
— Мач… Мач! Мач! — всполошилась суккуба, семеня за нами, — Что такое «пора на радугу?». Ты куда?! Ты зачем?!! Да подожди ты!
— Валера у нас на контакт не идёт, взрослых не слушает, на Ге… порядочных людей с мечом подло кидается, — перечислил я прегрешения злобно сопящего пацана, — Он неисправим. А так, как он не только неисправим, но еще и опасен, то с ним нужно вопрос решать радикально!
— Ну он же ребееееенок! — тут же жалостливо проныла увязавшая за демоницей Матильда, но поймав мой взгляд, оступилась, едва не упав, а затем, скосив глаза в сторону, пробурчала, — Ну хоть помолюсь…
Валера не знал слова «радикально», поэтому вполне мирно висел, от чего транспортировался легко и свободно. Суккуба же, опасливо косясь на меня, нервно вышагивала рядом. Её определенно мучил пиетет перед Чемпионом. Матильда репетировала молитву, чем привлекала к себе излишнее внимание и так уже взъерошенных горожан.
Что-то неладное пацан уловил, когда я начал приматывать его на берегу реки
