Княгиня Екатерина Дашкова - Нина Молева

Между тем простая ссылка на имена Панина и Разумовского может значительно увеличить число наших сторонников и убедить в нашей правоте колеблющихся.

Порой я испытываю настоящее отчаяние, не имея, с кем поделиться своими сомнениями и колебаниями. И тем не менее я очень рада, что посольство князя Михайлы далеко до завершения. После многих недель, проведенных в Москве у матушки, он с нею же направился в Троицкое, благо оно находится на пути в Киев, через который должна проходить дорога его посольства. Горячность князь Михайлы и его понятия о чести непременно привели бы к новым столкновениям с императором и его все более многочисленными и все менее достойными любимцами. Меня приводит в ужас его арап Нарцис, пользующийся ничем не ограниченной свободой действий и высказываний, и нисколько не менее принц Георгий, с которым государь, повздорив за столом, едва не устроил настоящую дуэль. Только слезное вмешательство барона Корфе, бросившегося между дуэлянтами на колени, спасло российского императора от очередного позора. Князь Михайла никогда бы не согласился с тем, что подобные эксцессы имеют и свою положительную сторону, настраивая общество и гвардию против императора. Между тем это именно так. Сэр Кейт еще раз доказал свою редкую проницательность, предсказывая, что императору не избежать в самом скором времени всеобщего презрения, которое и может положить конец неудачному царствованию. С ним легко согласиться, но как не пропустить ту самую решительную минуту, которая должна принести удачу государыне и очистить для нее российский престол!

— Ваше императорское величество, пожар!

— Где пожар?

— На Охте.

— И большой?

— Большой, ваше величество, — усадьба целая занялась. Вон, столб огня отсюда и то видать.

— Шубу! Лошадей!

— Может, не надо, ваше величество? День был промозглый, морозцем все дороги прибрало, не простудились бы, ваше величество. Не государево это дело.

— Молчать! А как же дед мой, государь Петр Великий, на каждом пожаре бывал, сам крючьями да баграми орудовал? Жители столицы должны знать храбрость своего императора.

— Лошади поданы, государь.

— Вот и славно. Императрице скажи, чтоб к ужину не ждала, — вернусь, без нее обойдусь. А Елизавета Романовна…

— Елизавета Романовна, ваше императорское величество, уже в карете дожидаются. Сказать велели, что непременно с государем поедут, — за здоровье государя больно опасятся.

На царицыной половине дверь хлопнула. Половицы заскрипели. В окошке занавеска чуть приоткинулась.

— Уехали! Слава тебе Господи, уехали.

— Тебе бы туда, Василий. Твой дом-то горит.

— Ничего, ничего, государыня, в суматохе никто и не приметит — там ли я, нет ли. Племяннику строго-настрого приказал всем говорить, мол, сейчас тут стоял, отошел, поди.

— Благодарить-то тебя как?

— Какая благодарность, государыня! Родишь к сроку, управимся с делами, вот и радостью нас подаришь.

— Дом я тебе лучше отстрою, денег найду…

— Найдешь, найдешь, государыня. Всему свой час. Про дитё сейчас думать надо. В добрый час тебе, матушка. Катерина Ивановна с тобой побудет, а я на часах постою. Никак, к заднему крыльцу карета подъехала, кто-то по лестнице идет. Вот грех-то, Господи! Двери все запереть…

— Чего это ты, Василий, двери запираешь? Разве государыни нет?

— Княгиня Катерина Романовна! Да-с, нету ее императорского величества, выйти изволили. Мне тоже отлучиться надоть, так чтоб кто посторонний шастать не стал…

— Куда государыня ушла? Куда ты отлучишься? Чудно что-то.

— Жена у меня, ваше сиятельство, на сносях, ее императорское величество и решила проведать, а тем часом известие пришло — усадьба наша загорелась.

— Так что, государыня на пожаре оказалась?

— Да нет же, ваше сиятельство, жена тут неподалеку — у родственников.

— Так, может, подождать государыни? Я разочла, коли государь на пожаре, так и потолковать на Свободе можно.

— Простите, Христа ради, ваше сиятельство, дом мой горит…

— Ах да, ты меня прости. Передай только государыне, что приезжала, мол, потолковать хотела. Дела безотлагательные.

— Все, все, ваше сиятельство, передам. Позвольте к карете вас сведу — потемки тут у нас. Потемки…

— Василий! Василий! Да иди же ты скорей, Господи!..

— Что ты, Катерина Ивановна? Я тут едва от княгини Дашковой Екатерины Романовны оборонился.

— Оборонился, и ладно. Сыночек у нас родился, да славненький какой!

— Ну и слава тебе Господи! Камень с сердца! Государыня-то как? Плоха, нет ли?

— Тебя позвать велела, а мне туалет приготовить — ужинать с супругом решила.

— Да ты что? Какой туалет? Ей, поди, не встать.

— Уже встала. Да иди же, не топчись!

В комнате задух. Свечки две едва не до конца догорели. Чадят. В углу узел. С бельем, поди. Выносить надо. У постели корзинка, что прачки белье таскают. Младенчик спеленутый.

— Поторопись, Василий, пока не заплакал.

— С благополучным разрешением вас от бремени, государыня.

— Про благополучие позже потолкуем. Младенца увези. Скажешь, жена родила. Твой будет.

— Исполню, государыня, не сумлевайтесь.

— Покой прибрать надо. Сама бы помогла — сил нет. Все держалась — не крикнуть бы, не застонать. В пустом дворце ночным временем далеко слышно.

— Сам на часах стоял, ваше величество, ничего слыхать не было.

— Вот и слава Богу. А теперь забирай корзинку и узел прихвати. Лошади-то готовы?

— За углом который час дожидаются.

— С Богом, Василий, с Богом.

Окошко бы распахнуть. Где там! Все закупорено. Императрица, покойница, форточек не сносила. Разве печь открыть — все тепло вытянет. Пусть, лишь бы не задух. Голова кружится. От слабости нет-нет да и тошнота подступает. Встать, непременно встать надо. К притолоке прислониться можно. Долго не придется. Супруг от силы пару слов кинет, ужинать пойдет. Чтоб не толковали потом, будто на половине своей закрывалась. Так и есть, колокольчики. Государь приехал. Шумит на крыльце. Перед слугами и то хвастает. Про себя часами говорить может — не скучает. Вот и добралась до двери, вот и ладно. Теперь распахнуть только осталось. Спасибо, Василий не притворил — заботливый! Как пойдут, толкнуть только останется.

— Никак, супруга меня встречает! Вот чудо так чудо!

— Я не могла лечь, ваше величество, пока не удостоверилась в благополучном вашем возвращении.

— Да ты что, Екатерина Алексеевна, с чего забота такая?

— Пожар — не шутка, ваше величество, а вы решительно не хотите заботиться о своей безопасности.

— Как мой дед, так и я. Разницы никакой. А про пожар вы откуда узнали?

— Так ведь дом моего камердинера горел, ваше величество.

— И то правда. А вот его самого, выходит, я не видел.

— У него вторая беда, ваше величество.

— Что еще?

— Жена на сносях, так от огорчения родить собралась. Может, Чулков при жене был?

— Надо ему будет на новый дом дать.

— И на младенца, коли благополучно родится, тоже.

— Можно и на младенца.

Глава 8

Переворот

По улицам ручьи побежали. На Неве лед трескается, ровно из пушек палят. Полозья на мостовых камень скребут. Весна на дворе. Оглянуться не успеешь, в Ораниенбаум ехать пора, а уж там как в клетке — ни самой выйти, ни людей повидать.

— Вот теперь, Гриша, и за дело пора браться.

— Наконец-то! Думал, так и не решишься, матушка.

— Да ты что, Григорий Григорьевич! На последнем месяце и решиться?

— И то правда. Вот хотел тут сыночка посмотреть, к Чулкову съездить.

— И думать не моги! Какое посмотреть? Сразу людей в сумнение введешь, разговоры пойдут, толки. Вот коли все по нашей мысли станет…

— Повенчаемся тогда, Катеринушка, и сыночка во дворец заберем — пусть при родителях растет.

— Рано, Гриша, загадывать. Знаешь, не люблю. Товарищей-то многих ли уговорил?

— И уговаривать не надо, матушка. За тебя все горой — Орловым каждый поверит. Хотел тебе только сказать: не верь ты, государыня, княгине Катерине Романовне. Хоть она тебе душой и предана, а по глупости по бабьей глупостей может натворить. Так и братья полагают, не верят ей.

— Глуп ты, Гриша, сердцем добр, собой хорош, а глуп. По твоей простоте душевной тебе Дашковой не оценить.

— Да мы ж тебе, матушка, гвардию представим, а она что?

— А она, чтоб во дворце никто новой императрице противиться не стал. Такое гвардейцам твоим не по плечу.

— Не скажи, матушка. Кто штыку противустоять станет? Языком да сплетнями с ним не справишься. Ой гляди, Катеринушка, как бы княгиня-то тебя не оплела, не обошла. Хоть пьемонтца того вспомни.

— Одара?

— Вот-вот. Как с неба свалился. Ни кола ни двора, ни родни, ни службы, а она его тебе в секретари, почту твою, значит, доглядывать.