Почему любовь уходит? Социология негативных отношений - Ева Иллуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
КОРР.: А с вашим новым бойфрендом все по-другому?
МАРИ: Да, мне кажется, что все по-другому. Мы разговариваем [смеется]. Знаете, у него проблемы с бывшей девушкой. Он все еще чувствует себя очень связанным с ней, и это меня раздражает, а иногда отдаляет. Они расстались, из-за того, что постоянно ссорились, но он все еще чувствует себя очень связанным с ней. Тем не менее с ним я не ощущаю себя куском мяса. Мы разговариваем по-настоящему, делаем что-то вместе, и мы заинтересованы друг в друге. Но я понимаю, что, когда я уеду отсюда, все будет кончено. И мы оба это знаем. Мы вместе потому, что нам обоим одиноко в чужой стране. Тиндер нас соединил! [Слышится смех и звук музыкальной заставки].
ИНТЕРВЬЮЕР: Вы знаете, потому что сказали друг другу об этом?
МАРИ: Нет, нет. Как и с моим предыдущим парнем, нам нет необходимости о чем-то говорить, чтобы знать, что именно может случиться. Мы оба понимаем, что все происходит только пока мы здесь, только чтобы было с кем заняться сексом [en manqué] (за неимением).
Эта молодая женщина имеет прекрасное представление о том, что такое эмоциональные отношения, но она соглашалась на то, чтобы на нее смотрели как «кусок мяса», поскольку сама считала сексуальность основной сферой для взаимодействия с мужчинами. Она вступает в отношения из плотских побуждений, в соответствии с эпистемологией, в которой тело эквивалентно его сексуальной функции и не имеет внутреннего морального или эмоционального значения. При этом она ощущает себя свободным субъектом. Но эта свобода своеобразна, поскольку сексуализация превращает эмоциональные требования в неправомерные и вынуждает эту женщину переосмыслить свои собственные желания и потребности, привести их в соответствие со взглядами мужчины на их отношения и, таким образом, относиться к себе как к объекту, сексуальному телу, лишенному смысловой направленности — как к куску мяса. Таким образом, субъектный статус этой женщины остается неясным: она отказывается от собственных эмоциональных целей и соглашается на то, чтобы с ней обращались как с «куском мяса», она чувствует себя вещью, но сама при этом овеществляет своего парня, используя его для удовлетворения собственных сексуальных потребностей, что, в свою очередь, повышает ее самооценку. Следовательно, одна и та же эмоционально-нравственная направленность способствует обесцениванию и повышению самооценки партнеров с помощью их взаимной инструментализации для удовлетворения собственных сексуальных потребностей386. Все происходит так, словно в процессе обесценивания партнера и обращения с ним как с инструментом человек возвращает себе ощущение власти. Сексуальная объективация, таким образом, не такая уж и потаенная логика сексуальной культуры, но она обеспечивает мужчин и женщин ощущением власти, обусловленным тем фактом, что она превращает партнеров в инструмент и, кажется, является частью игры «в орлянку», в которой может быть только один победитель. И если способность к объективации других людей, мужчин и женщин, получила широкое коммерческое распространение с помощью гигантской индустрии секса и в какой-то мере поддерживается многими направлениями феминизма, то это потому, что она перепрограммирована в субъективацию, которая проявляется в получении удовольствия, в повышении самооценки и в отстраненности387. Вот что рассказал пятидесятидвухлетний француз Стефан, работающий стратегическим консультантом одной инвестиционной фирмы, о своем использовании «Тиндера»:
Есть что-то волнующее в скольжении пальцем вправо и влево. Это дает ощущение силы. Я думаю, что дизайнеры Тиндера работают над этим. У вас появляется ощущение абсолютной власти над вашей романтической судьбой. Ничего подобного, разумеется, мы не испытываем в повседневной жизни.
Так что субъективность, по-видимому, усиливается благодаря способности овеществлять других людей, находясь в эмоционально отстраненном состоянии, и выбирать или отказываться от выбора в качестве потребителя. Инструментальная рациональность во всех своих проявлениях стала регулировать сексуальную сферу посредством выбора и отказа от него388. Это самоовеществление, основанное на сексуализации, которая отделяет индивидуальность от тела и создает неуверенность не только в отношении собственной ценности, но и в отношении собственного желания, может быть проиллюстрировано с помощью фильма Стива МакКуина «Стыд» (Shame) 2011 года, который представляет собой мрачное и стилизованное исследование расщепления личности в сексуальном и эмоциональном направлениях.
Главный герой фильма, Брэндон, одержим сексом. Он злоупотребляет порнографией, часто нанимает проституток и является приверженцем быстрых случайных связей. Ему нравится коллега, и в течение фильма становится ясно, что это для него единственная возможность обрести более глубокие и серьезные отношения. Однако на свидании с ней у него пропадает эрекция. После ее ухода он занимается неистовым сексом с проституткой, что заставляет зрителя задуматься о том мучительном пути, по которому независимыми друг от друга маршрутами следуют сексуальность и эмоциональность, не способные больше соединиться. Брэндон пребывает в новом сексуальном режиме, где технологии, визуальность (поток порнографических изображений, доступных благодаря интернету) и частая сменяемость безымянных партнеров превращают тело в единственный источник субъектности, активно дистанцировавшийся от того, что традиционно считалось желанием, индивидуальностью и эмоциями. В этой истории трудно сказать, остается ли Брэндон «субъектом», поскольку его тело, похоже, обрело независимость, ускользающую от его собственного эмоционального волеизъявления. Более того, учитывая его неспособность встречаться с другими субъектами — женщины, с которыми он может взаимодействовать, являются для него лишь сексуальными объектами — также неясно, насколько он сам является субъектом. Мы можем сказать, что Брэндон как типичный современный субъект переживает свой интенсивный скопический режим сексуального потребления как вызывающую зависимость форму самоутверждения, гиперсубъективности. Подобное самоутверждение также является повторяющейся практикой отказа от выбора, который обладает широким разнообразием институциональной поддержки: технологической, визуальной и человеческой в виде дешевых сексуальных услуг. С другой стороны, эмоции практически не имеют внешней институциональной опоры, которая могла бы организовать их в то, что Энн Свидлер назвала планом действий389. Таким образом, потребительская сексуальность, использующая технологии, в настоящее время является глубоко укоренившейся организованной сферой действия, особенно для мужчин, которые являются активными потребителями порнографии и сексуальных услуг, создавая расщепленные формы личности. Сексуальная, технологическая и потребительская сущности человека объединены в единую мощную матрицу, практически отделенную от его эмоциональной сущности. Индивидуальность в центре этих процессов одновременно овеществляется и становится объектом овеществления.
Женский сексуальный опыт не менее запутан и расщеплен. Учитывая, что сексуальность стала сферой проявления «женской силы», женщины воспринимают ее как источник независимости и наслаждаются ощущением своей сексуальной власти над мужчинами, однако сексуальные контакты по-прежнему изобилуют угрозами женской самооценке. Практически невозможно отличить овеществление от признания, поскольку ценность женщины во многом определяется ее сексуальной привлекательностью
