Хроника трагического перелета - Станислав Токарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Васильев рожден на Тамбовщине.
Такие же, как он, лопоухие гимназеры норовили бесплатно проскочить в тамбовское кинозаведение Константина Шиманского.
Либретто: «В маленьком городе владелец иллюзиона день за днем смотрит киноленты. На экране герой-пилот крутит ус, садясь в аппарат. Синематографист отращивает усы. Пилот летит над горами и долами, опускается, его несут на руках. Синематографисту снятся: аппарат в небе, горы и долы под крылом, восторги публики. Наутро синематографист падает на колени перед женой, жестами показывая, что намерен сделаться летуном, для чего следует продать заведение. Жена ломает руки. Указывает на детишек мал-мала меньше, которых отец намерен оставить без куска хлеба. Синематографист поясняет ей, что слава, которая его ждет, принесет и деньги. Мечта овладела им, он прибывает в столицу. Поступает в летную школу. Предстоит исторический перелет. У синематографиста нет аппарата, средств хватает лишь на мотор (здесь возможен отличный трюк — «гэг» в духе Дида: Глупышкин верхом на вертящемся моторе, он раскидывает руки крыльями, но почему-то не летит). Он молит товарища взять его с собой. Жестом показывает, что в противном случае повесится…»
Тапер иллюзиона на раздрызганном фортепьяно играет траурный марш.
* * *Костин не расстался еще с надеждой обогнать Агафонова. Но, не долетев до Торжка, врезался в дерево, окончательно разбил машину до невозможности починить. Единственное, что ему осталось, — апеллировать в оргкомитет по поводу того, что сопернику напрасно зачли Вышний Волочок: он-де не пролетел створ.
Янковский три дня пережидал ненастье в Торжке, в знаменитом Пожарском трактире. Чаевничал с князем Любомирским в «пушкинском» нумере, когда явился репортер. На вопрос, когда продолжит путь, ответил, что все зависит от князя, поскольку он — личный пилот его ясновельможности, и «Блерио» также принадлежность хозяина. Князь сказал, что аппарат весьма дорог, риск весьма велик, что до приза, то первый или никакой.
Тем не менее Янковский долетел до Твери. Комиссар этапа полковник Бацов официально уведомил комитет о причине аварии, воспрепятствовавшей его дальнейшему участию. После того, как имело место распоряжение переставить стартовые столбы и изменить линию старта (распоряжение, как мы помним, фон Каульбарса), аппарат наскочил на барьерную решетку и сломал пропеллер.
Пятнадцатого июля старт в Москве закрыт окончательно. Перелет объявлен завершенным. Агафонов из Вышнего Волочка телеграфно передал Янковскому предложение просить начальство продлить срок хотя бы на день. Оргкомитет ответил категорическим отказом.
Глава двадцать вторая
Реакция общественности на все эти события отчетливо прослеживается по газетным и журнальным публикациям, и тут комментариев не надо.
Свидетельство. «Живое дело, как всегда, попало в руки природных гробокопателей. Присасывающихся, как пиявки, к созданному гением других живому делу. Нужно было безумство храбрых наших русских летчиков, чтобы рискнуть на смертельный полет, устроенный для них организационным комитетом. Похоронили живое дело. Теперь им нужно еще оправдаться. Если не разрешили задачу летчики, то это вина летчиков. «Несовершенна карта оттого, что специальных приемов для составления воздушных карт еще не выработано», — оправдывается специалист по порке ребят г. Неклюдов. «Организация пунктов если и несовершенна, то это полезно в военных видах», — оправдывается «глубокомысленный» генерал Каульбарс. Как будто несчастному Даниле легче от того, что «не вмер Данило, а болячка задавила».
Газета «Руль» (Москва).«А.А. Васильев получил приз.
— За перелет.
Кто-нибудь получит орден или крест.
— За устройство перелета.
Этот «кто-нибудь» рисковал…
— Головой Васильева и головами всех участников.
Несчастный Шиманский не знал, что для «поправления дел» вовсе не нужно лететь и брать призы. Для этого надо просто… устраивать перелеты. Извлекать из «сфер» нужные знакомства, связи. Для некоторых — лишние заказы.
На перелете делают карьеру. И все это мило, непринужденно, весело. Устроили великосветский пикник. С забавными номерами: полеты разных авиаторов. Носились на автомобилях по шоссе, катали дам, пили шампанское. Словом, недурно провели время.
Теперь грянул гром: убит пассажир, перекалечены авиаторы, перебиты аппараты. И мы начали креститься: кто виноват? Весь президиум комитета: барон Каульбарс, П.Н. Неклюдов, фон Мекк, А.И. Гучков. Да ведь это крест на могилу русских авиаторов, а не комитет».
Газета «Русское слово» (Москва).«Мы не можем допустить и мысли, что дело перелета Петербург — Москва кануло в вечность без расследования и наказания виновных. Расследование необходимо, самое строгое и подробное. Нельзя шутить с человеческими жизнями, нельзя вовлекать людей в предприятие. Которое заведомо обрекает их на смерть».
Газета «Свет» (Петербург).Никакого расследования не было.
«От приза остается очень мало. Васильев заявил, что большая его часть пойдет за прокат аппарата. Итак, он рисковал только из-за славы? Усилия носили характер платонический?»
Газета «Санктпетербургские ведомости».«Когда, побив все препятствия, Васильев прилетел в Москву, вместе с победными кликами вся пресса ахнула и возмутилась организацией перелета. Искали виновных, возмущение рвалось наружу, начали было подписку в пользу Васильева для покупки ему аппарата, да так ничего и не сделали. Грандиозный шум и громкие слова отзвучали, оставшись лишь шумом и словами. Кто-то острил над устроителями, над аэроклубом, а герой перелета получил… 10 рублей за версту».
Журнал «Русский спорт» (Москва).«На аэроплан г. Уточкину собрано от разных лиц 37 рублей 20 копеек».
«Русское слово».Нашему герою разобиженный оргкомитет не дал и обещанного банкета. Следует все же предположить, что банкет был (средства-то отпущены), только его не позвали.
После панихиды по г. Шиманскому г. Васильев заявил, что, добившись все же от товарищества «Гамаюн» вовремя не поставленной машины, он отбывает на полеты в Вятку».
«Руль».Во время второй московской Авианедели, приглашения участвовать в которой Васильева не удостоили, и он появился в качестве простого зрителя, с ним беседовал репортер «Руля». Он подтвердил свою заветную мечту сделаться москвичом, обзавестись если не авиационной школой, то хотя бы домиком «где-нибудь на патриархальном Арбате или Девичьем поле».
Хотел ли и впрямь тишины, откипели в нем порывы?
Нет, нет! Глядя, как летают другие, воскликнул:
— Не терпится, хочется, подмывает летать!
Братья Ефимовы предлагают ему вызов — по окончании Недели: на все трюки. Если проиграет младший, вступит старший. Но руководство московского воздухоплавания против его выступления.
За трибунами бегают мальчишки-газетчики:
— Последние телеграммы! Война Турции с Италией из-за Триполи! Русские суда в Средиземном море! Новости с театра военных действий!
— Что там ваш «матч»? — обращается Габер-Влынский к братьям и Васильеву. — Много ли на нем наживете? Давайте все предложим наши услуги туркам! Как слабейшим!
Ефимовы молчат.
— Италии вы, господа, не нужны, а Турции не поможете, — резюмирует знаток политики и деятель во всех областях спорта г-н Фулда.
* * *Ничего не остается Александру Алексеевичу, кроме как поступить на должность пилота-сдатчика в ПТА к Лебедеву — уже не коллеге, а хозяину.
В конце сентября в Петербурге конкурс русских военных аэропланов. Велосипедный промышленник и авиационный меценат Меллер представляет первый построенный в его мастерских аппарат — нечто среднее между «Блерио» и «Мораном». Но у Меллера нет пилота с именем. Не решаясь обратиться к Ефимову-старшему, который к тому же занят в Севастопольской школе, он подступает к младшему, сулит круглую сумму.
Является старший. Похаживает вокруг машины, пощипывает усы: что-то ему явно не нравится.
— Что, что? — допытывается Меллер. Военные его торопят. Но — ветер, четвертый день ветер.
— Пожалуй, Тимофей не полетит, — говорит Михаил Никифорович. — Пожалуй, откажемся, не взыщите.
Меллер в отчаянии. Меллер разыскивает Васильева. Что ж, Васильев готов: не привыкать стать.
Короткий разбег, крутой взлет. Ветер несет аппарат к Лиговке. Заметно, с каким трудом дается разворот.
…Он лежал рядом о аэропланом. Сознание отсутствовало, но сердце билось. Лицо в крови.
— Если бы успел выключить мотор… — говорит младший Ефимов старшему.
