Сказания о белых камнях - Сергей Михайлович Голицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Была возле Успенского собора звонница невеликая, на двух дубовых столбах с перекладиной, с крышей тесовой. Седой звонарь бил в колокол беспрерывно.
А в старом соборе набралось полным-полно женщин, детей, стариков немощных. Наверху, на полатях, сама великая княгиня Агафья стояла с дочерьми, со снохами, с малолетними внучатами. Епископ Митрофаний в золотых с черным ризах служил, отпевал он и убиенных и живых, кадил кадилом, и пели все хором за самих себя похоронную молитву «Со святыми упокой».
Подскочили татары к собору, убили того звонаря, но не смогли разбить кованые входные двери. Тогда обложили они бревнами стены соборные и подожгли их. Дым пошел внутрь сквозь окна. Сперва слышно было пение молитв, потом крики да стоны истошные, потом все затихло.
Подтащили татары пороки к собору и повалили двери. Ворвались они внутрь, начали грабить, жечь пелены шитые, книги рукописные, с мертвых одежды стаскивали, серебряные и медные сосуды, драгоценные ткани в свои торбы укладывали. И разграбили собор дочиста. А драгоценную ризу с иконы Владимирской богоматери хан Батый себе взял. Как глянули на него с печалью невыразимой богородицыны очи, так побелел он весь и приказал икону на место поставить.
Лют был хан, видел он, сколько лучших его воинов перебили русские, и повелел не щадить никого.
Жен и дев, кого взяли в полон, убивать не стали, а кинулись глумиться над ними.
И дрожала рука летописца, когда выводил он такие слова:
«А иныя ямлюще вязаху и груди възрезываху и жолчь выимаху, а с иных кожу одираху, и иным иглы и щепы за нохти бияху».
Дальше двинулись татары, огненными потоками по земле Русской разливаясь…
Не летописец, а предание народное сказывает:
Ехал из Чернигова в Рязань храбрый витязь рязанец Евпатий Коловрат со своей дружиной. Увидели они на месте родного города одни пожарища и замерзшие неприбранные трупы и направились по следам захватчиков. По пути примыкали к ним уцелевшие, кто мог дубину либо топор держать.
Догнали храбрецы татарское войско, стали охотиться по ночам на отставших, на сонных и на хмельных, многих успели зарезать, но наткнулись на засаду и в неравном бою все до одного были перебиты.
Приволокли к Батыю мертвого Евпатия. Хан поразился его ростом, его могучей статью и сказал военачальникам, что рад был бы видеть такого богатыря в своем войске. Он повелел похоронить Евпатия и других павших русских храбрецов с честью.
Дальше, дальше по снежным полям и лесам, сквозь метели и морозы правили татары коней.
И опять дрожала рука летописца, когда писал он:
«Окаяннии ти кровопийцы — овы идоша к Ростову, и ини к Ярославлю, а ини на Волгу на Городець и ти плениша все по Волге, а ини идоша на Переславль и тъ взяша и оттоле всю ту страну и грады многы, все то полониша… и несть места, ни веси, ни сел тацех (таких) редко, идеже не воеваша на Суждальской земли и взяша городов 14, опричь слобод и погостов…»
В дремучую лесную глушь, что на запад от Ярославля, где одни медведи, да рыси, да росомахи прятались, а волкам да лисам ходу не было, забрел великий князь Юрий со своими полками. Думал он заманить врагов в леса нехоженые, в яруги глубокие. Не дойдут враги по дорогам неготовым, по сугробам рыхлым до его стана возле малой речки Сити, заблудятся, от бескормицы кони их падать начнут. До весны отсидится его войско, а как растают снега и войдут реки в свои берега, так поведет он полки на выручку осажденного града Владимира. Не знал он, что есть у татар пороки и камнеметы.
Привел к нему из Юрьева-Польского свой малый полк брат Святослав. А брат самый меньший, Иван Стародубский, со своей дружиной в лесах где-то укрылся. Подошли полки Ростовские с племянником Василько Константиновичем и его братьями младшими.
Много было войска у брата Ярослава. Годом раньше позвали его княжить в Киев, да недолго он там оставался. Как молва до него долетела, что двинулись татары на землю Русскую, так в свой Переславль-Залесский воротился.
Что он потом предпринимал — в летописях ничего не говорится. Надо полагать, как узнал он, что татары Москву взяли, так в дебри заволжские со всем своим войском отошел.
Трех гонцов, одного за другим, посылал к нему Юрий.
— Брат, помогай! Брат, выручай! Поспешай ко мне со своими полками!
И трижды отвечал ему Ярослав:
— Вот подойдут новгородцы, так направлю коней к твоему стану.
А сам медлил, сам ждал, куда татары дальше повернут.
Из Владимира прискакал гонец к великокняжескому стану.
Узнал Юрий, что вся семья его погибла, и все жители погибли, и град его стольный взят врагами и дотла погорел. Перекрестился он и не сказал ни единого слова.
А еще гонец прискакал с вестью, что татарское войско надвое разделилось. Одни тумены сам хан Батый на Тверь повел, а другие ведет Батыев военачальник Бурундай на восток. Понял Юрий: сюда на его стан метит.
А уж преодолели татары лесные дебри да глубокие снега и, как лавина, как смерч неминучий, подходят, приближаются… И еще понял Юрий, что дальше пути нет. Настал час великой битвы. Либо татары победят, либо русичи. Повелел Юрий лес рубить, спешно городить на поляне стены, сосновые и еловые. Да не успел тына кругом поставить, как подошли татары, обложили стан.
Настал день святого Герасима Грачевника 4 марта. По народным приметам, в этот день грачи прилетают. А заместо них иные черные птицы в тот страшный год на Русь налетели.
Закипело побоище. Столько крови не лилось на земле Русской никогда.
А синей рати не слышано!
С зараниа до вечера,
С вечера до света
Летят стрелы каленыя,
Гримлют сабли о шеломы.
Трещат копиа харалужныя
В поле незнаеме…
Умели драться простые русские люди. И умирать умели, когда приходила пора умирать. Многое число храбрых воинов головы свои сложило. На каждого русского убитого не менее двух татар мертвых пришлось.
Как светлый витязь из древнего сказания, скакал на белом коне храбрейший из храбрых князь Василько Ростовский. Шестерых врагов порубил он мечом, пятерых копьем пронзил. Да сломалось копье, да притупился меч, да убили коня. Пеший взял Василько в руки дубину. И затрещали татарские головы.
Но сыскался коварный татарин, схоронился за елку, снегом засыпанную, и
