Два адмирала - Джеймс Купер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между тем на флагманском корабле все пришло в движение. Флотские и морские офицеры взялись за свое оружие, доктор тщательно собрал свои книги, а священник, схватив блюдо с холодной говядиной, которое второпях поставили на стол, унес его в свою каюту, чтоб оно не попало в чужие руки. В одну минуту констапельскую очистили от всех, которые тут обыкновенно жили, и их места заняли матросы, назначенные к трем или четырем тридцатидвухфунтовым пушкам, установленным в этом месте.
В это время сэр Джервез Окес расхаживал по юту, Бонтинг и сигнальщик были готовы поднимать новые сигналы, а Гринли ожидал только рапортов, чтобы явиться к главнокомандующему. Спустя минут пять после тревоги он получил их и взошел на ют.
— Я продолжаю идти тем же курсом, капитан Гринли, — заметил сэр Джервез, желая оправдать перед самим собой маневр, который он обдумывал, — арьергард нашей линии и авангард французов скоро сблизятся на расстояние меньше пушечного выстрела; нам легко теперь потерять любое наше судно, потому что, поврежденное в снастях, оно прямо понесется к неприятелю. А потому я полагал бы спустить «Плантагенет» под ветер и пройти мимо передовых судов французов на том же расстоянии, на каком должен пройти «Уорспайт», и таким образом мы переменили бы несколько положение дела. Как вы думаете, что будет следствием этого маневра?
— Что авангард нашей линии и авангард французов сойдутся так близко, как вы сейчас сказали, сэр Джервез.
— Чтоб определить это, не нужно быть математиком. Вы спуститесь под ветер тотчас же, как Бонтинг поднимет сигнал, и приведите ветер на траверз. Не заботьтесь о брасах, пусть они останутся закрепленными; как скоро мы пройдем мимо французского адмирала, мы опять пойдем к ветру. Через это мы потеряем несколько нашу наветренную позицию, но это для меня все равно. Отдайте приказание, сэр, — Бонтинг, поднимите сигал!
Приказания эти были в молчании исполнены, и «Плантагенет» мгновенно ринулся вперед с удвоенной скоростью. Остальные суда, немедленно ответив на сделанный им сигнал, начали по очереди спускаться под ветер, как скоро прежде прошедшее судно вступало опять в надлежащую линию, и все с буквальной точностью следовали приказу, который так легко было исполнить. Движение это сверх того, что давало надежду сражаться на далеком расстоянии, выпрямило линию почти с математической точностью.
Граф Вервильен, казалось, не знал, что думать о внезапном и необыкновенном движении авангарда неприятеля. Он подал сигнал, и его экипажи встали к пушкам, но при таком шторме нелегко было судам, продолжая круто держаться к ветру, сделать какую-нибудь значительную перемену в своих позициях. Между тем скорость, с которой шли англичане, угрожала близкой встречей, а потому и нужно было приготовиться к битве.
Напротив, на английских судах все было спокойно; казалось, на них царствовала тишина смерти. Люди их были уже на своих местах, а это-то и есть минута глубокой тишины на военном корабле. Нижние порты на всех судах были закрыты, и части экипажей, помещенные на этих деках, находились в совершенной темноте.
В это время «Плантагенет» и «Отважный», французское судно, были друг от друга на расстоянии немного больше мили, которое ежеминутно уменьшалось.
— Французы не открывают свои нижние порты, Гринли, — заметил вице-адмирал, опустив трубу, в которую долго наблюдал за неприятелем,
— несмотря на то, что им приходится открыть подветренные. Я почитаю это признаком того, что они не имеют никакого серьезного намерения.
— Минут через пять мы это лучше узнаем, сэр Джервез. Судно это катится, как лондонская карета.
— И при всем том его линия неисправна, Гринли! Посмотрите-ка вот на те два судна позади нас, они почти на полмили более на ветре, чем бы должно быть, и по крайней мере на полмили отстали. Не правда ли?
Капитан обернулся к арьергарду французов и внимательно начал рассматривать положение указанных ему двух судов; сэр Джервез же, задумавшись, снова начал расхаживать по юту. Несколько раз он останавливался, чтобы взглянуть на арьергард французской линии, находившейся тогда от него на расстоянии мили, и потом опять продолжал свою прогулку.
— Бонтинг, — сказал он коротко, — подите на минуту сюда. Кажется, наш последний сигнал был держаться кильватера вице-адмирала и следовать его движениям?
— Точно так, сэр!
— Поднимите теперь сигнал: сжаться линии сколько позволит безопасность и нести паруса по флагманскому кораблю.
— Очень хорошо, сэр Джервез, в пять минут он будет поднят.
Отдав это приказание, главнокомандующий, казалось, даже повеселел. Движения его снова стали живы, и на устах заиграла улыбка. Взор его на мгновение остановился на Гринли, будто желая узнать, не угадал ли тот его намерения, и потом главнокомандующий опять стал спокоен. В то же время сигнал был поднят, и ответы получены. Бонтинг отрапортовал об этом адмиралу, и тот, взглянув на свою линию, увидел, что все суда брасопили и потягивали свои шкоты, чтобы уменьшить расстояния, между ними установившиеся. Как скоро стало заметно, что «Карнатик» начал подвигаться вперед, капитану Гринли было приказано положить грот и фок-реи почти поперек судна, обнести шкоты всех стаклей и спуститься под ветер настолько, чтобы все паруса могли наполниться. Хотя это приказание и удивило всех, но ему слепо повиновались.
Минута встречи неприятелей настала. Спустившись под ветер, «Плантагенет» приблизился к наветренному борту «Отважного» на три четверти мили, угрожая ему полупоперечным огнем. Чтобы избежать этого, французский корабль спустился немного и оттого стал с большей быстротой и легкостью разрезать воду, приведя свой борт в лучшее положение против нападения. Этому движению последовали два следующих судна, может быть, несколько преждевременно; но адмирал на корабле «Громовержец» почел постыдным для себя спуститься от неприятеля и круто придержал взятое направление. Суда, позади него находящиеся, следовали движениям начальника. Эта перемена произвела в авангарде французов маленький беспорядок и угрожала еще большим в том случае, если бы та или другая часть отступила от общего курса. Но время шло, и оба флота сближались так быстро, что всякая другая мысль, кроме скорой битвы, была невозможна.
Когда «Плантагенет» и «Отважный» поравнялись, часовые пробили шесть склянок или, говоря языком общепонятным, возвестили, что настал восьмой час утренней вахты. Оба судна сильно боролись со стихией и неслись к ветру с покойным величием и могучей силой, уподобляясь неизменному движению планет. Волны поминутно обливали их черные борты и сетки, и вообще вся броня, облекающая военный корабль, блестела брызгами; но еще не было заметно никаких приготовлений к боевым действиям. Французский адмирал не подавал сигналов к начатию атаки, а сэр Джервез имел свои причины, по которым желал миновать неприятеля, если можно, без боя. Минута за минутой проходила на «Плантагенете» и «Карнатике», который находился теперь позади адмирала на расстоянии полукабельтова в страшном молчании. Глаза всех были устремлены на опердечные порты «Отважного» в ожидании увидеть огонь его пушек. Но ожидания эти оказались напрасными, и «Плантагенет» скоро уже был вне линии его выстрелов; то же повторилось и при встрече со вторым судном французской линии — «Победителем». Сэр Джервез невольно улыбнулся, пройдя первые три судна неприятеля, по-видимому, не замеченный; но, приближаясь к флагманскому кораблю, он чувствовал, что безнаказанность его не может более продолжаться.