Хозяева Острога - Юрий Брайдер

— Ну это-то ладно. А как Хозяин проник сюда? — Темняк недоуменно оглянулся по сторонам. — Нигде даже щелочки нет.

— Это для нас с тобой нет, а для него сколько угодно. Он под дверью запросто проползет.

— Но туда же… — начал было Темняк.

— Да-да, — подтвердил Бадюг. — Туда и ноготь не просунешь. Да только Хозяин способен становиться тоньше струйки, которой писает клоп. Преград для него вообще не существует. Уж таким, как видно, его природа устроила.

Пол в стойле постепенно приобретал почти стерильную чистоту. Глядя на это, Темняк решительно произнес:

— С этого дня стели нам отдельно. И в разных углах.

Однако насытившийся Хозяин ночью вновь приполз к Темняку под бочок. По старой памяти, так сказать. И надо признаться, что, несмотря на столь скотский образ питания, он был опрятен телом, как никто другой в Остроге, более того, даже благоухал какими-то неведомыми ароматами. Впрочем, это могло быть лишь результатом искусно созданной иллюзии.

Но ведь всё, чего мы добиваемся от жизни, начиная от самых грубых удовольствий и кончая самыми возвышенными страстями, есть не что иное, как мимолетная иллюзия. Жаль только, что это становится ясным слишком поздно.

Прослышав про чудесное выздоровление Хозяина, к Темняку со всего Острога потянулись ходоки, движимые не одним лишь банальным любопытством, но и многими иными побуждениями.

Например, Киселей Хозяин интересовал как возможный потребитель их и без того популярного напитка. Ведь если задуматься, дерьмо и кисель вырабатываются из одинакового исходного продукта и во многом по схожей технологии. А главное, как полагали сами мастера, кисель был значительно вкуснее, особенно те его сорта, куда для аромата добавляли толченых клопов.

Иголки намеревались сделать Хозяина живым символом своей веры. Впрочем, в мертвом виде он устроил бы их ещё больше. Не всегда удобно молиться кумиру, подверженному разнообразным соблазнам плотского существования.

Воры хотели испросить у одного из законных владык Острога подтверждения своих древних прав на умыкание чужого имущества.

Бездетные женщины почему-то надеялись, что Хозяин излечит их от бесплодия (кстати говоря, многим из них по ходу дела помог Бадюг, на которого, по его собственным словам, снизошла некая толика благодати, отпущенной небожителю по праву рождения).

Не показывали носа лишь те, кто должен был интересоваться Хозяином больше всего — Бальзамы и Свечи. Первые просто стыдились своей непростительной промашки, допущенной в самый первый день (это же надо, явиться к Хозяину с горшком слабительного!), а вторые слишком ревниво относились к безродному чужаку, заимевшему в Остроге такое влияние.

Сам Темняк в подобные мелочи не встревал. Сейчас его занимали совсем иные заботы, в сравнении с которыми рытье туннеля и создание воздушного шара отступили на задний план. Он ломал голову над тем, как с максимальной выгодой для себя использовать нечаянное знакомство с Хозяином (которое, правда, происходило пока на самом примитивном уровне).

Удача сама по себе ничто. Надо ещё уметь правильно употребить её.

Тем не менее встреча с представителями клана Свечей всё же состоялась. И ни с кем-нибудь, а непосредственно со Свистом Свечой, верным соратником Темняка по Бойлу и явным антагонистом в нынешней жизни.

Его в бессознательном состоянии обнаружили на куче свежего мусора примерно в том же месте, что и Хозяина. Причём сходилось и время — раннее утро, когда сон простых острожан особенно крепок. Только на сей раз сомнительная честь спасителя досталась не Бадюгу, разрывавшемуся между Годзей и нуждавшимися в исцелении женщинами, а Дряку Сторожу, возвращавшемуся к себе после проверки ночных дозоров.

При Свисте были найдены крючья, применявшиеся Ворами в их нелегком деле, моток прочной верёвки и некоторые другие приспособления, необходимые скалолазу (вернее, стенолазу). На его башмаках имелись ремешки, плотно охватывающие лодыжки. Надо полагать, что он остался бы обутым, даже разбившись вдребезги.

Свист пришел в себя довольно быстро, и пока дожидались его сородичей, за которыми был послан Дряк, Темняк успел переговорить с бывшим боешником.

— Ты что-то искал здесь? — осведомился он. — Только учти, я спрашиваю тебя не как подозрительный сторож, а как старый приятель.

— Да, — сдержанно ответил Свист. — Искал.

— Нашёл?

— Да.

— Сумел воспользоваться?

— Нет.

— Почему?

— Потому, что этим нельзя воспользоваться.

— Кому нельзя — людям?

— Никому нельзя. Есть вещи, действующие только односторонне. Твоя рогатка швыряет камни, но не моет притягивать их обратно. Да и сами мы движемся только в одном направлении — к смерти. Назад в младенчество ещё никто не вернулся.

— Как я вижу, делиться подробностями своего замысла ты не собираешься.

— Зачем? Ведь у нас с тобой разные цели.

— Их можно сблизить с выгодой для каждой стороны.

— Недавно я уже предлагал тебе это. А сейчас уже и сам понимаю, что такое невозможно. Иначе каждый из нас будет жечь чужие свечи, — это популярное у острожан выражение соответствовало земному “тянуть одеяло на себя”.

— Кажется, за тобой уже пришли, — сказал Темняк, заметивший, что толпа зевак резко раздалась в стороны. — Поправляйся быстрее. Ты ведь не сильно расшибся?

— С чего ты взял, что я расшибся?

— А разве нет? — Темняк перевел взгляд на стену, расписанную до уровня человеческого роста. — Вон и царапины от крюков видны.

— Не тебе одному по стенам лазить, — промолвил Свист.

— Я делаю это исключительно ради развлечения ящера. Но если по большому счету, то подобные попытки бесперспективны. Стены слишком высоки и круты.

— Стены — да. Но ты припомни сказку, которую рассказывал однажды покойный Тюха Горшок.

— Какую ещё сказку? Там вся наша жизнь была дурной сказкой.

— Про лестницу в небо.

— Да, да, что-то такое припоминаю.

— Если тебе когда-нибудь удастся подняться по этой лестнице, что весьма и весьма непросто, запомни несколько условных знаков, которые смогут облегчить твою жизнь. Вот это, — правой рукой он подергал себя за мочку левого уха, — означает: “Я свой”. А это, — он сжал кулак так, что большой палец лег поверх мизинца, — означает: “Нуждаюсь в помоши”.

Это были последние слова, которые успел сказать Свист. Гурьба Свечей обступила пострадавшего, а один, самый дюжий, взвалил его к себе на закорки.

Когда зеваки разошлись — кто злобствуя, кто горюя, а кто и в полнейшем равнодушии, — Темняк занялся созерцанием стены, вблизи которой попали в переплёт два столь разных существа.