Пилот мечты - Александр Зорич

В каюте я брутально задрых на пятнадцать часов, потом пошел в столовую, позавтракал и оказался наедине с перспективой свободного времени. Хотелось помечтать о Рошни. Лучше всего мечталось в кабине «Хагена», куда я после той ночи не мог спокойно садиться из-за непрерывной фантомной эрекции. Вторым местом был Планетарий, куда я и направился.

Планетарий — стометровый сегмент сферы с зимним садом на самой макушке станции. Устроен прямо поверх дисковой надстройки, где помещаются офисы, диспетчерская, обсерватория и так далее. Планетарий не имеет прагматической нагрузки, что очень приятно в насквозь прагматическом месте. Я люблю там гулять. А уж после Лучшей Ночи В Жизни и подавно.

Под куполом звезд было пустынно. Компания из трех «пиджаков» нахально курила под табличкой, строго запрещающей это дело, малознакомые пилоты резались в карты, несколько человек просто прогуливались. Вот, пожалуй, и все.

Я принялся наматывать круги, но не успел намотать и первого, как уткнулся в чью-то спину. Спина была женская, снизу к ней крепилась пара отменных ног — без колготок, зато в туфлях. Сверху крепилась голова на длинной шее. Кажется, такие принято называть лебедиными. Голову венчала грива каштановых волос.

Секунды через полторы до меня дошло, что все описанные элементы конструкции мне знакомы. Когда женщина начала поворачиваться, я уже знал, кто это, и радостно возопил:

— Товарищ Александра! Вы ли это? — Да-да, товарищ Александра Браун-Железнова собственной персоной.

Какой-то наплыв призраков прошлого! Причем все призраки женского пола и замечательно красивые. Я невольно подумал, что она прилетела с целью осчастливить кадета Румянцева, и что, если удастся ее трахнуть, это будет неплохой бонус от боженьки.

Фантазии, конечно, глупые, да и не фантазии — так, тень желаний.

Глаза у Александры были холодные, бритвенной остроты взгляд и крайне недовольный голос.

— Молодой человек, мы с вами незнакомы, — сказала она.

— Александра! Что вы такое говорите?! — удивился я в ответ.

— Крайне неэффективный способ знакомиться. Проходите мимо, я вас не знаю и знать не желаю.

— Но…

— Молодой человек! Я жду своего жениха! Если он вам не сломает нос, я сломаю, поверьте, я умею! — Тут она резко понизила тон и прошипела: — Уходи! Я сама тебя найду! Без вопросов! Уходи быстро!

Ничего себе. Вот это прием…

Честно, я и не знал, что думать. Левую руку мою отягчал шпионский комбайн, замаскированный под переводчик «Сигурд». Никаких иных поводов для посещения станции капитаном ГАБ Браун-Железновой я придумать не мог, сколько ни старался. Впрочем, много я понимаю в делах Конторы? Да ничего.

Такие вот три беседы с непонятными людьми.

Интригует? Очень!

По крайней мере я был заинтригован. Да что там! Я был буквально месмеризирован и места себе не находил. Во-первых, сверхсекретные контейнеры, которые я логично увязал с инженером Грузинским и тонкими намеками Марио Ферейры насчет суперистребителя. Да намеки ли это? Тойво догадался гораздо быстрее меня, хотя вряд ли знал подробности. Во-вторых, прекрасная сотрудница ГАБ и ее конспиративные устремления.

«Куда это заведет нас, товарищи?» — думал я.

Тем же вечером меня вызвали в кабинет сеньора Роблеса.

— Вас немедленно вызывают в центральный офис, — сообщила секретарша.

— В инструктажную? — уточнил я.

— Нет, в офис. И быстро, прямо сейчас! — ответила она со страдальческим вздохом, в котором слышалась вселенская усталость от непонятливых идиотов.

В кабинете сеньора Роблеса хозяина не было. В его кресле восседал Марио Ферейра и нервически барабанил пальцами по столу. Также в кабинете обнаружились инженер Грузинский и летчик-испытатель Гомес.

— Ага, Румянцев, вот и вы! Сколько вас можно ждать? — поприветствовал меня директор, неожиданно перейдя на «вы». — Всё, всё! Можете не оправдываться. С дисциплиной у вас тут беда… К делу! Время не ждет! Внесу ясность!

Ясность заключалась в следующем: вашему покорному слуге вместе с Фернандо Гомесом предписывалось в сугубо добровольном порядке провести серию тестовых полетов опытного прототипа некоего флуггера.

— Флуггер новый. Революционный! — вещал директор. — Вы, Андрей, наверное, уже догадались, о чем речь? Да, речь идет об истребителе с генератором защитного поля! DR-19 «Дюрандаль» — это гордое имя скоро потрясет весь мир! Повторюсь, ваше участие в программе испытаний — добровольное. Вас рекомендовали как отличного специалиста по истребителям, поэтому я утвердил вашу кандидатуру, но окончательное решение за вами. Оплата услуг вас не разочарует! Вы, конечно же, согласны? Времени на размышления нет, завтра утром назначен первый вылет.

— Кто же откажется! — Меня разбирало любопытство. Волна тяги к новому накатила и затопила, аж пальцы зачесались.

— Точнее! — раздраженно потребовал Ферейра. — Да или нет?!

— Да.

Грузинский не сводил с меня глаз все время, пока директор вел спич, а когда я без рассуждений принял предложение, страдальчески поморщился.

— Господин директор, я бы хотел вставить два слова.

— Как обычно, у Грузинского… инженера имеются возражения? Ну что ж, имеете право — вы заместитель генерального конструктора и, в известной степени, представляете здесь… э-э-э… Роланда Эстерсона. — Ферейра опять исковеркал фамилию, отчего получился этнический «грузинский инженер», а при словах «Роланда Эстерсона» он замялся и непроизвольно почесал левую скулу.

— Грузинского, если позволите. Это не возражения. Просто два слова для пилотов. В конце концов, им завтра лететь, не нам с вами.

— Пожалуйста, пожалуйста.

— Дело в том, что все прототипы «Дюрандаля», в том числе и самые последние 5-бис и 5-тер, нельзя пилотировать в атмосфере со включенным щитом.

— Это как понимать? — озадачился я.

— Так и понимать. Прототип сильно не доведен. Компоновка сырая, многие агрегаты не отработаны. Машина революционная, традиционные конструктивные решения не годятся, а концерн гонит сроки… Простите, господин Ферейра, но это так. Резюмирую: при атмосферном пилотировании с включенным щитом вокруг плоскостей возникает зона аномальной турбулентности. Очень сильной. Машина срывается в неуправляемый штопор или плоскости разрушаются динамическими нагрузками.

— В вакууме все в порядке, — вставил Гомес. — Без щита все нормально и в атмосфере. Я лично провел вводную серию тестов.

Директор снова забарабанил пальцами по столу, причем дроби становились все более нетерпеливыми. После слов пилота он не выдержал.

— Достаточно! Машина отличная. А ваше замечание насчет того, что концерн гонит сроки, я вообще склонен рассматривать как провокацию! Мы не в тепличном НИИ, мы коммерческая организация, и организация серьезная!.. Итак. Машины полностью готовы к полномасштабным испытаниям. Они прошли два полных цикла стендовых прогонов и налетали по тридцать часов в автоматическом режиме. Недоработки с защитным полем будут устранены по ходу, они не критичны. Тем более что ваш начальник на Церере сейчас именно этим и занят!

— Роланд занят не совсем этим. Он собирает шестой прототип…

— Довольно! Это официальное решение концерна или вы хотите поспорить?

— Не хочу, но энергетика флуггера не вполне сбалансирована. Скачки энергопотребления перегружают реактор, а все из-за нестандартной компоновки…

— Я сказал — довольно! Румянцев дал согласие, значит, завтра мы приступаем. А заодно припугнем здешних корсаров.

— Пиратов, — не преминул уточнить Грузинский. — Корсары — это другое.

— Опять вы со своими возражениями?

Эти двое, видимо, очень любили друг друга. Так что я был весьма благодарен Гомесу, который потряс планшетом и сказал, что Румянцев ему срочно нужен для обсуждения полетного плана.

Мы ушли в приемную, откуда я с наслаждением выгнал секретаршу Роблеса, после чего мы оккупировали ее стол.

План был толковый, подробный и в общем-то стандартный, насколько я представлял себе испытания боевого флуггера. Полигон: Фтия. Полет в космосе, каскад фигур высшего пилотажа, включение щитов и, внимание, стрельба друг по другу из лазерпушек. Вход в атмосферу.

— Не забудь выключить поле! — предупредил Гомес. — Это не шутки.

Маршрут был проложен до одной из достопримечательностей Фтии — каньона Рахель. Там мы снижались до сверхмалой, разбивали строй звена и проходили каньон на высотах менее двухсот метров.

— Именно я настоял на твоей кандидатуре, Андрей. Мне нужен военный пилот, который знает, что такое тесный контакт с рельефом на больших скоростях. Грузинский хочет собрать серьезную статистику по этому поводу, а штатский неумеха скорее всего убьется сам и машину угробит, — закончил он свою речь.