Любимая ведьма герцога (СИ) - Рябинина Татьяна

— Возможно, ты и права, Джен, — он обнял меня за плечи. — Пойдем прямо сейчас к моему отцу. И твоего захватим. Надо это обсудить.

69.

Как-то внезапно замок почти опустел. Большинство ведьм и колдунов в птичьем обличье отправились проводить подрывную работу в отдаленных от замка местах: в центре Марны и на юге. Те, у кого колдовских способностей не было, — кто верхом, кто на телеге — поехали по окрестностям. В Лизгерте осталось всего несколько десятков человек.

Надо сказать, сначала идею разложить систему изнутри восприняли в штыки. Уж не знаю, чего ожидали обитатели замка. Видимо, того, что с моим появлением все изменится само собой, по волшебству. Но Хеллай на удивление быстро привел всех в чувство. Популярно и на пальцах объяснил, что нас всего две сотни, воевать с церковью мы не можем, а деньги скоро закончатся. Не будет сторонников — не будет денег. А привлечь сторонников возможно только так, мягко и исподволь. Не заставляя, а позволяя людям считать, что они сами для себя все решили. Стандартные политтехнологии.

Для человека, который четыре с лишним года пролежал в неком подобии комы, Хеллай восстанавливал силы рекордными темпами. Разумеется, будь это настоящая кома, вряд ли бы он поправился так быстро. Видимо, с колдовским сном все обстояло иначе. Не прошло и месяца, а он уже ходил, да и выглядел вполне прилично.

Я тоже постепенно приходила в себя. Погода стояла сырая и холодная, но мы с Тэрвином много гуляли — в саду, вокруг замка, забирались по склону горы до почти полностью облетевшей рощи. Найти себе какое-нибудь другое занятие было трудно. И я видела, насколько сильно его угнетает вынужденное безделье. Как Медора в Тагре. Но даже тот здесь нашел себе дело, проводя дни в долгих разговорах с Хеллаем. Когда они обсуждали будущие реформы государственного управления, Тэрвин присоединялся к ним, но уходил ко мне, едва «старики» пускались в бесконечные воспоминания о своей бурной молодости.

— Чувствую себя совершенно бесполезным, — жаловался он.

— Послушай, ты уже сделал много, — возражала я. — Мог бы жениться и до конца дней выполнять приказы Гирмаса. А ты отказался. Убежал из ссылки, собрал здесь сторонников, которые смогли выкрасть из дворца твоего отца. Я понимаю, тебя огорчает, что за ним люди пойдут охотнее, чем за тобой, но в этом нет ничего обидного. Он долго правил страной, его знают и любят. А ты для них еще почти ребенок. К тому же ты вынужден был подчиняться церкви, и это не прибавило им любви к тебе. Но все изменится, я не сомневаюсь.

— Спасибо, Джен, — с печальной улыбкой отвечал он.

Я понимала, что мои слова если и утешают его, то ненадолго. Сильному мужчине невыносимо чувствовать свою слабость. Но сейчас Тэрвин действительно не мог больше ничего сделать. Впрочем, расстраивало его не только это.

— Мы не можем пожениться без благословения священника, — говорил он, согревая мои руки в своих. — Но ни один священник не благословит нас.

— Все может измениться, — снова и снова повторяла я. — Нет, все изменится. Обязательно изменится.

Большую часть дня мы проводили вдвоем, разговаривая обо всем на свете. Иногда в молчании, которое было ничем не хуже. Напряжение сдерживаемого желания между нами не исчезло, но стало словно привычным, не таким острым и мучительным. Хотя иногда вспыхивало так, что стоило больших усилий не поддаться соблазну.

Мы говорили и об этом. Главной причиной, которая заставляла нас держать себя в руках, действительно была возможность беременности. Мы могли отмахнуться от всего, наплевать на свою репутацию, не обращать внимания на осуждение, но не имели права так поступить со своим ребенком — сознательно обречь его на клеймо незаконнорожденного.

Вообще у нас не было запретных тем. Я узнавала его все лучше, и к прежним чувствам: симпатии, интересу, влечению — прибавилось уважение. И то, что было первой влюбленностью совсем юной девушки, постепенно становилось любовью.

У нас не было запретных тем? Да. Кроме одной. Кто я такая на самом деле. И другой, тесно с ней связанной: кто такой Рэйон Чарвен. И если раньше это нисколько меня не угнетало, то теперь вносило в наши с Тэрвином отношения горький привкус лжи. Как ни старалась я не думать об этом, совсем прогнать подобные мысли не получалось.

Кай, кстати, тоже уехал вместе с остальными, что меня, с одной стороны, радовало, а с другой… Это было странное чувство. Мне все же не хватало его. Мы ведь так и не смогли толком поговорить после их с Медором приезда в замок. Разве что перекинуться парой слов в чьем-то присутствии. Тэрвин… это все же было иное. Как бы ни были близки любящие друг друга люди, у каждого из них остаются свои тайны, свое личное, сокровенное — и это хорошо.

Кай на протяжении стольких лет знал каждую мою мысль, каждое чувство, даже лучше, чем я сама. Если подумать, я должна была радоваться, что теперь снова могу быть наедине сама с собой, но… мне его не хватало. Было в этом что-то болезненное, глубоко неправильное. И я надеялась, что смогу от этого избавиться. Да, он помогал мне. Да что там помогал, дважды спас от смерти. Пусть ради своей выгоды, неважно. Но теперь… теперь я должна была жить дальше сама.

За полгода я только начала отвыкать от его постоянного присутствия в моей жизни — и вдруг он появился снова. Нет, вовсе не ради меня. Ради себя. Ему что-то было нужно. Уже не энергия эмоций, нечто другое, чему на нашем языке не имелось объяснения. Возможно, это был какой-то нечеловеческий аналог привязанности. Или, скорее, зависимости.

Сейчас Кая снова не было рядом, и я чувствовала себя неуютно, но знала, что должна это перетерпеть. Чем дальше он будет от меня, чем дольше мы не увидимся, тем лучше. Возможно, для нас обоих.

Впрочем, гораздо более неприятным было то, что в замке оставалась Нелида. Она не могла его покинуть, ведь без нее завеса рассеялась бы и Лисгерт сразу стал бы видимым для всех. Нет, Нелида не попадалась мне на глаза, но я почему-то знала, что она где-то близко. Наблюдает за нами с Тэрвином. И ждет подходящего момента, чтобы нанести удар из-за угла.

70.

— Тэрвин, хочу спросить кое о чем, — однажды набралась я смелости, проводив взглядом промелькнувшее в отдалении синее пятно. — Нелида…

Я специально сделала паузу, чтобы проследить за выражением его лица, и заметила пробежавшую по нему тень.

— Ходят слухи, что она влюблена в тебя.

— Это не слухи, Джен, — глядя себе под ноги, ответил он. — И… мне это неприятно. Прости, но… не хотелось бы говорить об этом.

И снова я с досадой поймала себя на мысли: а что сказал бы на это Кай?

Да не все ли равно, что сказал бы Кай? Наверняка то же самое, о чем подумала и я. Что это нежелание разговаривать о Нелиде как-то… как минимум странно. Наводит на мысли о том, что она его… хм, грязно домогалась, а он… не устоял?

Я встряхнула головой, отгоняя эту картину, и поспешила перевести разговор на другую тему. Но послевкусие осталось. Не самое приятное. Я верила Тэрвину, потому что хотела верить. Потому что не допускала даже мысли о том, что он мог изменить мне. Но циничная Эльвира из темного чулана вздыхала с сарказмом.

С Нелидой мы не разговаривали. Если встречались, обходили друг друга по дуге, обмениваясь не самыми приветливыми взглядами. Я чувствовала ее ненависть как нечто черное и холодное, похожее на проволочную щетку, скребущую по коже. Эфра, оставшаяся в замке старшей над прислугой, меня не избегала, но все же особо к общению не стремилась. Я понимала ее и старалась не ставить в неловкое положение выбора. Все-таки дочь есть дочь.

Тем временем ситуация сдвинулась с мертвой точки. Хоть это и было ожидаемо, все же стало приятным сюрпризом. Марна медленно, но верно начинала просыпаться от зачарованного сна. Вполне возможно, какие-то брожения начались уже давно, просто нам о них было неизвестно. У любой болезни есть свой латентный период. Слухи множились и распространялись, как поветрие.