Загадка Рунного Посоха: Черный Камень. Амулет безумного бога. Меч зари. Загадка рунного посоха. - Майкл Муркок

Теперь предводитель Кабанов заговорил с пилотом, который в ответ покачал головой. Видимо, он не увидел Хокмуна, но указал место, где тот оставил свою лошадь. Д’Аверк, если это был он, лениво сделал знак воину, тот исчез внизу и почти тотчас же появился с рычащим и отбивающимся Оладаном.

Хокмун видел, как двое в кабаньих масках потащили Оладана к парапету. Слабое утешение, но друг его был жив.

Затем предводитель вновь подал знак, и пилот-Стервятник нагнулся к своей кабине и достал похожий на колокол мегафон, передав его гиганту, на руку которого все еще опирался предводитель. Гигант поднес мегафон поближе к маске своего хозяина.

Город неожиданно наполнил скучающий, усталый голос предводителя Кабанов.

— Герцог Кельнский, мы знаем, что вы здесь, что вы находитесь в городе, потому что мы взяли в плен вашего слугу. Через час солнце сядет. Если к этому времени вы не сдадитесь, мы начнем медленно убивать этого парня.

Теперь Хокмун точно знал, что это — Д’Аверк. Никто другой не мог так выглядеть и так говорить. Хокмун увидел, что гигант вернул мегафон пилоту, а затем вместе со своим приземистым товарищем помог своему хозяину подойти к разрушенному парапету, чтобы Д’Аверк мог к нему прислониться и оглядеть улицы.

Хокмун сдержал первый порыв ярости и на глаз прикинул расстояние между башней и зданием, где он находился. Через пролом в стене он смог бы добраться до нескольких плоских крыш, которые могут привести его чуть ли не к самой стене башни. Снизу, как он видел, он легко мог бы добраться по стене до крыши. Но стоит ему покинуть свое убежище, как он будет замечен. Этим путем можно было бы воспользоваться с наступлением темноты, но, как они заявили, как только зайдет солнце, они начнут пытать Оладана.

Загнанный в тупик, Хокмун ощупал Черный Камень, знак своего прежнего рабства в Гранбретани. Он знал, что если он сдастся, его либо убьют сразу, либо отправят в Гранбретань и там медленно замучают к удовольствию извращенных Лордов Темной Империи. Он подумал об Ийссельде, которой поклялся вернуться, о графе Брассе, которому обещал помочь в борьбе против Гранбретани, и подумал об Оладане, с которым они поклялись в вечной дружбе, когда маленький зверочеловек спас ему жизнь.

Мог ли он пожертвовать своим другом? Мог ли даже просто оправдать такой поступок, если логика и подсказывала ему, что его жизнь значит неизмеримо больше в борьбе против Темной Империи? Хокмун знал, что в подобных случаях логика бесполезна. Но он также знал, что и его жертва может оказаться бессмысленной, так как никаких гарантий не было, что предводитель Кабанов отпустит Оладана, если Хокмун сдастся.

Хокмун прикусил губу, крепко сжимая меч. Затем принял решение: протиснул тело через пролом в стене, цепляясь одной рукой за каменную кладку, другой махнул сверкающим на солнце мечом в сторону башни. Д’Аверк медленно поднял взгляд.

— Вы должны освободить Оладана раньше, чем я приду к вам! — крикнул Хокмун. — Поскольку мне известно, что все гранбретанцы лжецы. У вас, однако, есть мое слово: если вы отпустите Оладана, я сдамся.

— Может, мы и лжецы, — откликнулся еле слышный ленивый голос, — но вовсе не дураки. Не думаю, что можно доверять вашему слову.

— Я — герцог Кельнский, — просто ответил Хокмун. — Я никогда не лгу.

Из-под маски Кабана послышался ироничный смешок.

— Вы, может, и наивны, герцог Кельнский, но Юиллам Д’Аверк не таков. Не могу ли я, однако, предложить компромисс?

— Какой именно? — осторожно поинтересовался Хокмун.

— Предлагаю вам пройти половину пути к нам, чтобы вы оказались в пределах досягаемости огненной пики нашего орнитоптера, и тогда я освобожу вашего слугу. — Д’Аверк нарочито откашлялся и оперся о парапет. — Что вы на это скажете?

— Едва ли это можно назвать компромиссом, — отозвался Хокмун. — Тогда вы сможете убить нас обоих без особого труда или опасности для себя.

— Мой дорогой герцог, Король-Император предпочитает получить вас живым. Вы ведь об этом знаете? На кон поставлены мои собственные интересы. Убив вас сейчас, я в лучшем случае заслужу баронство, так? Доставив вас живым к удовольствию Короля-Императора, я почти наверняка обрету княжество. Разве вы обо мне не слышали, герцог Дориан? Я — честолюбивый Юиллам Д’Аверк.

Аргументы Д’Аверка были весьма убедительны, но Хокмун не забыл о его репутации обманщика. Хотя и вправду он был более ценен для Д’Аверка живым, ренегат вполне мог решить, что целесообразней не рисковать уже обретенным и потому мог убить Хокмуна, как только тот окажется на расстоянии, достаточном, для точного удара огненного копья.

На мгновение Хокмун задумался, потом вздохнул:

— Я сделаю, как вы предлагаете, сэр Юиллам. — И он приготовился перепрыгнуть узкую улочку, отделявшую его от крыши башни.

— Нет, герцог Дориан! — закричал вдруг Оладан. — Пусть они убивают меня! Моя жизнь ничего не стоит!

Хокмун вел себя так, будто не слышал своего друга, и прыгнул вперед и вниз, приземлившись на соседнюю крышу. Старая кладка содрогнулась от прыжка, и Хокмуну на миг показалось, что он упадет, так как крыша угрожающе затрещала. Но все обошлось, крыша выдержала. Хокмун осторожно пошел в направлении башни.

Оладан вновь закричал и начал биться в руках охранников.

Хокмун игнорировал его вопли, идя ровным шагом и свободно держа в руках меч, как будто забыл о нем.

Теперь Оладан вырвался и рванул по крыше башни, преследуемый двумя воинами. Хокмун увидел, как он метнулся к противоположному краю крыши, задержался там на мгновенье и бросился через парапет.

Хокмун застыл от ужаса, едва понимая, что его друг пожертвовал собой ради него.

Затем он крепче сжал меч и поднял голову, прожигая взглядом Д’Аверка и его людей. Низко пригнувшись, он бросился к краю крыши, когда огненное копье стало разворачиваться в его сторону. Над его головой прозвучало «вжжик» теплового удара копья, это искали его. Он перебросил тело через край крыши и повис на руках, глядя на улицу, лежащую далеко внизу.

Слева от него на весьма близком расстоянии находилось каменное изваяние. Перебирая руками, он дюйм за дюймом приблизился и смог ухватиться за ближайшую скульптуру: изваяния углом спускались по стене почти до самой земли. Но камень был выветрившийся. Выдержат ли изваяния его вес?

Раздумывать над этим Хокмун не стал. Не останавливаясь, он раскачался, держась за первое изваяние скульптуры. Камень начал крошиться, словно гнилой зуб. Хокмун перескочил на следующую, потом дальше, и полетели камни, с грохотом обрушиваясь на мостовую.