Королевство ангелов - Мария Кущиди

Тайлен остался один в этом немом переулке. Его лицо было грустным, тоскливым, недовольным. Недовольным. Что он хотел? Обычно люди убегают от теней, от этих жутких созданий, прячась под светом фонарей. Но тут сама тень вынуждена была бежать от человека. В чем была тайна этого мужчины? Кем он был на самом деле? Он и сам в этом не мог разобраться.

Человек или монстр? Кто же? А может, все вместе? Монстром была та тень, которая уже наверняка поглотила много невинных, светлых душ. Тени поглощали людей. Но кем тогда был Тайлен? Себя он просто называл тьмой. Но прозвище это не значило ничего особенного. Он просто решил взять имя своей приемной матери себе.

Позади раздались быстрые шаги. Это был граф Шейден, потерявший своего брата, за которого он всегда сильно беспокоился.

− Не уходи далеко, прошу тебя. Или говори, куда идешь. Я не хочу потерять и тебя. Пойми же это! – Он вплотную подошел к Тайлену, который даже не осмеливался поднять на него свои опустевшие глаза.

− Солии здесь нет. Я обыскал все. Спросил у одного хорошего друга. Ни следа.

− У хорошего друга? С такой скоростью находишь знакомых? Я приятно удивлен! Ладно, идем. Надо поспешить дальше. Мы можем вот-вот найти ее, да?

− Да, Шейден, да. Она не так далеко от нас. Я чувствую. Скоро она точно будет в наших руках.

Эта фраза Тайлена не понравилась Шейдену, но он не хотел спорить с братом, что-то говорить по этому поводу. Сейчас он мог вынести любую его выходку, лишь бы он помог отыскать любимую.

− Что ты сделал? – Шейден заметил внезапно почерневшую руку брата, которая была чернее земли. – Говори!

− Да просто хотел проучить одну нечистую душу. Как видишь, сам испачкался. Так всегда бывает, когда хочешь помочь.

− Только ничего не натвори, прошу тебя, Тайлен.

− Безусловно, братец. Ничего, в чем ты бы не был бы замешан.

− Тайлен!

− Шутка. Не смешно? Жаль. А я старался.

Забавы младшего не радовали графа. Он мог бы понять его, но не старался этого сделать. Все его понимание заканчивалось простыми вещами, с которыми не согласился бы Тайлен. Граф считал его ребенком, который долгое время рос вне окружающего мира, не знал ни света, ни настоящей жизни за стенами поместья Даллейман. Это было печально, угнетающе. Но деваться Тайлену было некуда, и он со временем осознал свою сложившуюся жизнь, хоть и мечтал ее всегда изменить. Но о каких изменениях он думал? Запертый в клетке зверь никогда не хочет мириться с теми, кто его запер.

Глава 20

Вальям быстро привык к новой жизни. Не прошел и день, как он стал считать дом Саналии своим очагом. Казалось, он и давно жил с ней, был ее родным сыном. Переубедить его в обратном никто не хотел, да и женщина была рада заботиться о ком-то, ведь ее сын давно вырос и, как бы ни было печально это признавать, в материнской любви и внимании больше не нуждался. Конечно, она жалела его за то, что была вынуждена отдать в услужение дому Миллиал, но на тот момент она ничего другого разумного не могла сделать. Еды совсем не было, да и сил, чтобы достойно воспитать мальчика, тоже не хватало. Но она чувствовала себя виновной в совершившем спасении будущего ребенка. Как бы ей хотелось увидеть, как взрослеет ее Мильвен, как быстро набирается сил. Но она выбрала иной путь. Саналия спасла своего малыша от голода, холода и рабства, которые ей пришлось испытать в доме одного тирана, от которого она с радостью сбежала, а после была принята в дом милостивого человека. Он и дал ей этот небольшой домик рядом с рекой и отдых, покой, которые всегда ей только снились.

Ухаживать за Вальямом было несложно. Он не нуждался в чем-то особенном, сложном. Ему было всего нужно по минимуму: еда, тепло и любовь человека. Вот и все. Ребенок был счастлив. Рада была и Саналия.

Женщина быстро излечила раны юного графа с помощью тех трав, которые собирала в поле. Она любила это дело и полностью отдавала себя ему. А вскоре прославилась в Грей-Стоуне травницей, которая могла излечить не только тоску душевную, но и раны телесные.

Вальям любил смотреть, как она измельчает в глиняной мисочке душистые травы, как они превращаются в удивительную массу, запах которой всегда успокаивал его. Саналия же только улыбалась, посмеивалась над его пристрастием к душистым запахам. Обычно все девчонки городка собирались с ней, чтобы идти по травы в большое поле. Мальчишки же не горели таким желанием, ловя рыбу в речушке, купаясь в ней. Это было все их развлечение, и никто не мог жаловаться на такую жизнь. Она была счастливой и простой.

Наш граф же удивлял Саналию. Он постоянно крутился вокруг нее, помогал ей в любом деле, даже если оно было женским. Платила она ему за помощь не только своим вниманием и заботой, но и сочными ягодами черной смородины. Эту ягоду Вальям мог поедать хоть весь день, наслаждаясь тем теплом, которое он получал с каждой ягоды. Никто в городке не любил смородину так, как он, и это немного забавляло Саналию. Она-то и дело собирала ее для него, наблюдая, как она быстро заканчивается в маленькой мисочке.

Для Вальяма эта ягода значила больше, чем просто вкусное лакомство. Объяснить его любовь к ней было сложно, да и он сам не понимал, почему смородина так сильно его манит, едва не гипнотизирует. Может, было в ней что-то особенное, не только вкусное, полезное для молодого организма, но и уютное, домашнее. Однако теперь эта ягода ассоциировалась у него с этим маленьким домом, в котором его гостеприимно приняла радушная Саналия.

Поутру мальчик с женщиной собрались немного прогуляться по берегу реки, а после пойти за травами. Вальям с нетерпением выбежал из дома и, задорно заливаясь смехом, бросился по пыльной дорожной дороге, поторапливая женщину. Она не поспевала за ним, хоть и старалась это сделать.

Впервые Вальям был не таким угрюмым, печальным ребенком, которым он был в течение нескольких лет, пытаясь выжить в мрачных уголках Горден-Хейла. Здесь, в Грей-Стоуне, он обрел новое счастье, смысли жизни и желанную свободу. Он позабыл все беды, которые пережил не так давно, и считал себя полноценным, обычным ребенком из провинциального городка, в котором все было старо, но уютно.

Ему было все равно на то, что о нем могли подумать люди. А ведь в то время, когда он был юным графом, любой мог бы осудить