Том 12 - Иосиф Сталин

Это значит, что мы имеем картину последовательного роста численности рабочего класса, причем, если процент роста лиц наемного труда составляет за 3 года 19,5, а лиц физического труда 20,7, то процент роста индустриальных рабочих составляет 24,2.

Перейдем к вопросу о безработице. Нужно сказать, что в этой области существует большая неразбериха как у Наркомтруда, так и у ВЦСПС.

С одной стороны, по данным этих учреждений, выходит, что мы имеем безработных около миллиона человек, из коих минимально квалифицированные составляют всего 14,3 %, а около 73 % составляют лица так называемого интеллигентного труда и неквалифицированные, причем громадное большинство из числа последних составляют женщины и подростки, не имевшие отношения к промышленному производству.

С другой стороны, по тем же данным, мы переживаем ужасающий голод в квалифицированной рабочей силе, биржи труда не удовлетворяют спроса наших предприятий на рабочую силу процентов на 80, и мы вынуждены, таким образом, наскоро, буквально на ходу обучать совершенно неквалифицированных людей и подготовлять из них квалифицированных на удовлетворение хотя бы минимальных потребностей ваших предприятий.

Попробуйте-ка разобраться в этой неразберихе. Ясно, во всяком случае, что эти безработные не составляют ни резервной, ни, тем более, постоянной армии безработных нашей промышленности. И что же? Даже по данным Наркомтруда выходит, что за последнее время количество безработных сократилось в сравнении с прошлым годом более чем на 700 тысяч человек. Это означает сокращение числа безработных на 1 мая этого года более чем на 42 %.

Вот вам еще один результат роста социалистического сектора в нашем народном хозяйстве.

б) Еще более разительный результат получается, если рассмотреть дело с точки зрения распределения народного дохода по классам. Вопрос о распределении народного дохода по классам является коренным вопросом с точки зрения материального и культурного положения рабочих и крестьян. Недаром буржуазные экономисты Германии, Англии, САСШ стараются запутать этот вопрос в пользу буржуазии, то и дело публикуя свои “совершенно объективные” исследования на этот счет.

По данным Всегерманского статистического управления, доля зарплаты в народном доходе Германии составляла в 1929 году 70 %, а доля буржуазии — 30 %. По данным Федеральной торговой комиссии и Национального бюро экономических исследований, доля рабочих в народном доходе САСШ за 1923 год составляла более 54 %, а доля капиталистов — 45 % с лишним. Наконец, по данным экономистов Болей и Стэмпа, доля рабочего класса в народном доходе Англии за 1924 год составляла немного меньше 50 %, а доля капиталистов немного больше 50 % народного дохода Англии.

Понятно, что нельзя принять результаты этих исследований на веру. Нельзя, так как кроме погрешностей чисто экономического порядка, в этих исследованиях имеются еще другого рода погрешности, имеющие своей целью отчасти скрыть доходы капиталистов и преуменьшить их, отчасти раздуть и увеличить доходы рабочего класса, причисляя к рабочим чиновников, получающих огромные оклады. Я уже не говорю о том, что в этих исследованиях часто не учитываются доходы фермеров и вообще сельских капиталистов.

Тов. Варга подверг критическому анализу эти данные. И вот что у него получилось. Оказывается, что доля рабочих и прочих трудящихся города и деревни, не эксплуатирующих чужого труда, составляла в Германии 55 % народного дохода, в САСШ — 54 %, в Англии — 45 %; доля же капиталистов в Германии — 45 %, в САСШ — 46 %, в Англии — 55 %.

Так обстоит дело в крупнейших капиталистических странах.

А как обстоит дело в СССР?

Вот вам данные Госплана. Оказывается, что:

а) Доля рабочих и трудящихся крестьян, не эксплуатирующих чужого труда, составляла у нас в 1927/28 году 75,2 % всего народного дохода (в том числе доля городских и сельских рабочих — 33,3 %), в 1928/29 году — 76,5 % (в том числе доля городских и сельских рабочих — 33,2 %), в 1929/30 году — 77,1 % (в том числе доля городских и сельских рабочих — 33,5 %).

б) Доля кулаков и городских капиталистов составляла в 1927/28 году 8,1 %, в 1928/29 году — 6,5 %, в 1929/30 году — 1,8 %.

в) Доля кустарей, большинство которых представляет трудящийся элемент, составляла в 1927/28 году 6,5 %, в 1928/29 году — 5,4 %, в 1929/30 году — 4,4 %.

г) Доля государственного сектора, доходы которого являются доходами рабочего класса и вообще трудящихся масс, составляла в 1927/28 году 8,4 %, в 1928/29 году — 10 %, в 1929/30 году — 15,2 %.

д) Наконец, доля так называемых прочих (имеются в виду пенсии) составляла в 1927/28 году 1,8 %, в 1928/29 году — 1,6 %, в 1929/30 году — 1,5 %.

Выходит, таким образом, что в то время как в передовых капиталистических странах доля эксплуататорских классов в народном доходе составляет около 50 %, а то и больше того, у нас, в СССР, доля эксплуататорских классов составляет не более 2 % народного дохода.

Этим, собственно, и объясняется тот поразительный факт, что в САСШ в 1922 году, по словам американского буржуазного писателя Денни, “1 % собственников сосредоточивал в своих руках 59 % всего национального богатства”, а в Англии в 1920/21 году, по словам того же Денни, “менее 2 % всего числа собственников владело 64 % всего национального богатства” (см. книжку Денни “Америка завоевывает Британию”).

Могут ли иметь место подобные факты у нас, в СССР, в Стране Советов? Ясно, что не могут. В СССР давно уже нет и не может быть таких “собственников”.

Но если в СССР в 1929/30 году всего лишь около 2 % народного дохода перепадает на долю эксплуататорских классов, то куда девается остальная масса народного дохода?

Ясно, что она остается в руках рабочих и трудящихся крестьян.

Вот где источник силы и авторитета Советской власти среди миллионов рабочего класса и крестьянства.

Вот где основа систематического роста материального благосостояния рабочих и крестьян СССР.

е) В свете этих решающих фактов становятся вполне понятными систематическое увеличение реальной заработной платы рабочих, рост бюджета социального страхования рабочих, усиление помощи бедняцким и середняцким хозяйствам крестьянства, увеличение ассигнований на рабочее жилищное строительство, на улучшение быта рабочих, на материнство и младенчество и в связи с этим поступательный рост народонаселения СССР при сокращении смертности, особенно смертности детей.

Известно, например, что реальная заработная плата рабочих, считая социальное страхование и отчисления от прибылей в фонд улучшения быта рабочих, выросла в отношении довоенного уровня до 167 %. Один лишь бюджет социального страхования рабочих вырос за последние 3 года с 980 миллионов рублей в 1927/28 году до 1400 миллионов рублей в 1929/30 году. На охрану материнства и младенчества ушло за последние 3 года (1927/28 — 1929/30 гг.) 494 миллиона рублей. На дошкольное воспитание (детские сады, площадки и т. д.) ушло за тот же период 204 миллиона рублей. На рабочее жилищное строительство — 1880 миллионов рублей.

Это не значит, конечно, что уже сделано все необходимое для серьезного увеличения реальной заработной платы, что нельзя было поднять реальную заработную плату на более высокую ступень. И если это не сделано, то в этом виноват бюрократизм нашего снабженческого аппарата вообще, бюрократизм потребительской кооперации прежде всего и в особенности. По данным Госплана, обобществленный сектор по внутренней торговле охватывает в 1929/30 году по опту более 99 % и по рознице более 89 %. Это значит, что кооперация систематически побивает частный сектор и становится монополистом в области торговли. Это, конечно, хорошо. Но плохо то, что эта монополия в ряде случаев идет во вред потребителям. Оказывается, что, несмотря на свое почти монопольное положение в торговле, кооперация предпочитает снабжать рабочих более “доходными” товарами, дающими большие прибыли (галантерея и т. д.), и избегает снабжать их товарами менее “доходными”, хотя и более необходимыми для рабочих (сельскохозяйственные продукты). В связи с этим рабочие вынуждены около 25 % своих потребностей в сельскохозяйственных продуктах удовлетворять на частном рынке, переплачивая на ценах. Я уже не говорю о том, что аппарат кооперации более всего заботится о балансе, ввиду чего слишком туго идет на снижение розничных цен, несмотря на категорические директивы со стороны руководящих центров. Выходит, что кооперация действует в данном случае не как социалистический сектор, а как своеобразный сектор, зараженный неким нэпманским духом. Спрашивается, кому нужна такая кооперация и какая польза для рабочих от ее монополии, если она не выполняет задачи серьезного улучшения реальной заработной платы рабочих?