От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Страницы истории французской литературы Нового времени (XVI-XIX века). Том I - Андрей Михайлов

Все это написано в Салоне, маленьком южном городке на полпути между Арлем и Эксом, где Нострадамус обосновался в 1544 г. после удачной женитьбы. Здесь к нему пришла известность, затем слава. После того как он предсказал смерть на рыцарском турнире короля Генриха II, его вдова Екатерина Медичи заказала Нострадамусу гороскопы своих детей, а в 1564 г., совершая с Карлом IX путешествие по югу Франции, она со всем двором навестила салонского пророка.

Нострадамус поставил перед собой невероятно трудную задачу – вместить в четыре стихотворные строки очень большое количество информации. Текст нужно было сжимать до предела, создавать новые слова, старым – придавать новые значения. Поэтому неологизмы постоянно перемежаются у него с архаизмами. Особенно архаичен его синтаксис (в нем больше примыкания, чем управления), но он вместе с тем логичен и ясен.

Нострадамус был зорким и ярким создателем исторических картин, но обратившие на себя его внимание исторические эпизоды описаны им не постфактум, как обычно, а антефактум, и в этом поразительное свойство его стихов. В этом же – чудесный дар, сюрреалистичный, сверхъестественный, необычайный, которым обладал их автор, и в этом по-своему трагедия настоящего поэта. Обратим внимание, как точно и достоверно описывает он события близкого будущего – гибель Генриха II, Амбуазский заговор, штаты в Блуа, осаду Кипра турками и т. д. Но чем ближе к нашему времени, чем дальше от эпохи Нострадамуса и от его Салона, тем темней и приблизительней становится язык его стихов, тем гипотетичней их дешифровка.

Да, сейчас, впрочем как и в XVI веке, их надо дешифровывать, и ключ для этого удается найти не всегда безошибочно. Кое-что Нострадамус подсказал сам – и в самих стихах, и в предисловиях к ним, и в письме к своему сыну Сезару (1555 – 1629), тоже поэту, а также историку. Но большая часть четверостиший окутана тайной. К тому же, составляя «центурии», Нострадамус не следил за хронологией, и лишь исследователи последующих веков внесли в его предсказания определенную стройность (хотя споры бушуют и по сей день). Что подсказало Нострадамусу его пророчества – знание какой-то тайной науки, знакомство с заветными книгами, точный математический расчет, вдохновение свыше, – не беремся сказать. Что сделало его поэтом – понятно: помимо яркого дара, сама эпоха, когда к стихам обращались все – короли и прелаты, философы и медики, из которых подчас вырастали большие писатели и поэты.

ТЕОДОР ДЕ БЕЗ И КАЛЬВИНИСТСКАЯ ДРАМА

1

Теодор де Без, по словам Ронсара «великий воитель и великий солдат», был одним из самых ярких, талантливых и характерных представителей франкоязычной швейцарской литературы XVI столетия, точнее говоря, литературы Женевской республики.

То, что мы относим творчество Теодора де Беза к литературе Швейцарии, может, конечно, вызвать определенные возражения. Во всех известных нам историях французской литературы, в том числе принадлежащих перу советских исследователей[341], его творчество обычно рассматривается как составная часть французской культуры. Действительно, де Без родился в Бургундии и принимал живейшее уча стие в политической жизни Франции середины и второй половины XVI в. Кальвинистская Женева была тогда важнейшим центром протестантизма; она поддерживала самые тесные связи с деятелями гугенотского лагеря, в ней находили убежище преследуемые католической церковью сторонники Реформации[342]. Среди них не последнее место занимали писатели. Они не были просто беженцами (каких немало затем появлялось на берегах Женевского озера); большинство из них продолжало творить и на швейцарской почве, став деятелями швейцарской литературы.

До появления в Женеве Кальвина французская Швейцария знала свою литературу, пусть не очень богатую, но в достаточной степени самобытную. В этой литературе в начале XVI в. наметились тенденции, связанные с Возрождением. С приходом к власти Кальвина эти тенденции были задушены. Оставаясь цитаделью борьбы с католицизмом, Женева переставала быть одним из центров гуманизма. Поэтому де Безу приходилось творить в сложных условиях, когда гуманистические идеалы, утверждавшиеся деятелями Возрождения, подвергались гонению не только со стороны начинающегося контрреформационного движения, но и со стороны протестантизма.

Творчество Теодора де Беза не укладывается в узкие прагматические рамки, отводившиеся искусству Жаном Кальвином. У Беза очень сильно ощущается связь с прогрессивным крылом гугенотов, в будущем мужественных солдат Генриха IV, не во имя религиозной догмы, а во имя интересов Франции боровшихся с реакционной Католической лигой и сторонниками последних Валуа. Творчество Теодора де Беза именно в силу своей полемической заостренности и боевого задора имело в XVI столетии общеевропейское звучание. Наибольшее значение произведения де Беза имели для литераторов Женевы, вообще для литераторов протестантского лагеря. Не случайно по пути де Беза-драматурга пошли прежде всего писатели-гугеноты, создавшие немало трагедий на библейские темы, трагедий, пронизанных яркой публицистичностью, отразивших настроения борцов с католицизмом периода религиозных войн.

Но прежде чем обратиться к творчеству Теодора де Беза и к его наиболее значительному произведению – трагедии «Жертвоприношение Авраама», следует бросить хотя бы беглый взгляд на литературу романдской Швейцарии в XVI в.

2

Для литературы Швейцарии, по крайней мере для литературы на французском языке, XVI в. – это не только эпоха подъема Возрождения, но и время складывания национальных литературных традиций. Этот процесс совпал с обретением Швейцарией политической независимости и становлением ее как самостоятельного государства.

К началу XVI в. оформилась конфедерация тринадцати швейцарских кантонов, закрепленная договором 1511 г. и сохранившая почти неизменными свои границы вплоть до итальянского похода молодого Наполеона Бонапарта. На пути к этому объединению Швейцария прошла через борьбу с бургундским герцогом Карлом Смелым (1477), через так называемую Швабскую войну (1499), через присоединения, происшедшие на рубеже XV и XVI столетий.

К середине XVI в. на одно из первых мест выдвигается экономически передовая Женева. Впрочем, экономически и политически Женева играет весьма значительную роль уже в XV в. Расположенная при впадении Роны в Женевское (Леманское) озеро, Женева была хорошо укрепле на как со стороны суши, так и со стороны своих водных границ. Возвышавшиеся из воды гранитные пилоны каждый вечер соединялись тяжелыми цепями, наглухо запирая все подходы к городу со стороны озера и реки. На многочисленных сторожевых башнях день и ночь городская стража несла караул. Феодалам близлежащих Савойи, Дофине и Бургундии приходилось считаться с этим вольнолюбивым городом, находящимся на важном торговом пути в Южную Европу.

Выгодное географическое положение способствовало экономическому расцвету города. В экономике Женевы, почти не знавшей гнета феодальной регламентации, важную роль играли не только широко развившиеся всевозможные ремесла, но и ежегодные городские ярмарки, собиравшие купцов со всей Европы.

Приток путешественников на ярмарки, частые церковные праздники способствовали развитию театра. Первоначально он носил сугубо церковный характер, его основными жанрами были мистерии, разыгрываемые церковнослужителями. Но уже в начале XV столетия исполнение мистерий, а затем соти и фарсов переходит к членам ремесленных цехов и корпораций и даже к бродячим актерским труппам. Большое значение в театральной жизни города имели не раз устраивавшиеся увеселения по случаю посещения Женевы тем или иным знатным гостем, как, например, герцогиней Беатрисой Савойской в 1523 г.[343] Тексты этих мистерий и сценарии торжественных въездов и увеселений, как правило, до нас не дошли. Мы можем судить о них либо по чудом уцелевшим отрывкам, либо по рассказам хронистов.

Историография была одним из наиболее развитых жанров ранней швейцарской литературы. До 1424 г. исторические сочинения писались в Женеве по-латыни. В первой трети XV в. возникают хроники на национальном (романдском) языке. Их литературные достоинства невелики, но сообщаемые ими сведения чрезвычайно интересны. Роллен Мальфер, Анри Пюрри де Рив и особенно наиболее самобытный из них Юг де Пьер явились создателями швейцарской исторической прозы.

Знала средневековая Швейцария и свою рыцарскую литературу. Широкой известностью пользовался куртуазный поэт Отон де Грансон (ок. 1340 – 1397), удостоившийся похвалы Фруассара и Кристины Пизанской. Слава Грансона была общеевропейской – его переводил Чосер. Какое-то время ходил в списках, а в 1478 г.[344] был напечатан известный «Роман о Фьерабрасе» Жана Баньона, талантливого прозаика, сочетавшего преклонение перед рыцарскими идеалами с чисто народными представлениями о доблести и человеческих достоинствах.