Подарок рыжей феи (СИ) - Крыжановская Елена Владимировна "Зелена Крыж"

Он лукаво прищурился:

— Сегодня вечером, нет.

— А завтра? — в тон ему спросила Омела.

— А завтра, посмотрим.

Омела улыбнулась и пошла терроризировать Шиповничек, исполняющую все её капризы с неизменным восхищением.

Глядя, как они за ручку гуляют по палубе, Виола вздохнула:

— Дочка… Бедная моя мамочка, она никак не рассчитывала становиться бабушкой так скоро.

— Ничего. Они споются. Это для Матиолы достойная внучка. — Граф развёл руками: — Сувенир… Кто ж знал, что в Испании водятся кенгуру!

— Действительно! — Виола зевнула. — Знаешь, я так устала, хочу спать.

Муж удивлённо посмотрел на неё:

— Это что-то новенькое. Помнится, раньше я от тебя такого не слышал.

— А раньше негде было отдыхать, — улыбнулась она, вставая. — Вот и не хотелось.

— Ну иди, солнышко. Спокойной ночи.

Она обернулась и добавила между прочим:

— А ты ещё побудешь здесь, да? Знаешь, нам отвели каюту на корме, такую, маленькую. Так ты оставайся здесь…

Гиацинт мигом поднялся и, вильнув, будто в танце, бесшумно по-кошачьи возник у её плеча. Она нахмурилась, изображая удивление:

— Вы передумали, ваше сиятельство?

— Да, ты знаешь, — он невинно поправил на плечах жены шаль, которую Скарлет одолжила Виоле, — Видишь ли, я тоже очень устал… — Он томно взглянул на неё, чтобы не возникало сомнений в том, насколько он утомлён и силы его на пределе.

Виола покачала головой:

— Нет, не верю. У тебя довольно цветущий вид.

Взяв её под локоть и плавно направляя в сторону каюты, Гиацинт горячо заверил жену:

— Правда, я ж-жутко устал. И холодно… В общем, я ни секунды не могу больше оставаться на палубе. — И шёпотом добавил: — Без тебя…

"Сирена" легко скользила по волнам с зарифленными на ночь парусами.

52.

*****

Утром в холодном рассветном сумраке, яхта подошла ближе к берегу и проплывала медленно, заглядывая в каждую бухту.

Гиацинт бродил по палубе. Его друзья спали, Виола тоже спала в их каюте, вместе с дочкой.

Наигравшись с друзьями, часам к трём ночи Омела явилась к ним и сказала, что желает спать вместе с родителями, потому что, видите ли, мечтала об этом всю жизнь.

Недавно, уходя из каюты, Гиацинт любовался на них обеих, спящих.

Это было забавно. Он первый раз видел Омелу с распущенными волосами: на ночь та расплела косички и спала, склонившись головой к Виоле. Обе загадочно улыбались во сне и стали вдруг очень похожи. Мама и дочка. Ладно, пусть будет так.

В утренней дымке берег кажется ещё более пустынным, чем есть на самом деле. Не горит ни единый огонь…

Неправда: вот в рыбачьей деревушке в крайнем домике высоко над морем светится окошко. Там кого-то ждут. Ждут с ночи; наверно, хозяйка задремала, сидя за столом и ожидая мужа. Шитьё или может быть сеть, скользнула к ней на колени, выпав из усталых рук. Женщина спит, но и во сне продолжает ждать. И огонь горит, продолжая молитву о возвращении.

Гиацинт вздохнул: нет большего счастья на свете.

Хорошо, когда тебя ждут, хорошо, когда возвращаются…

Его — ждут.

Развернувшись, он хотел спуститься в каюту, но с улыбкой остановился. Опоздал… Виола поднималась на палубу, кутаясь в шаль от прохладного утреннего ветра.

— Доброе утро, любовь моя.

— Не доброе, — сердито проворчала она.

— Почему это?

Виола вздохнула:

— Потому что ты всё время исчезаешь.

Он обнял её, согревая своим теплом:

— Я больше не буду… — И добавил: — А малышка, кстати, сейчас проснётся.

— Нет, — покачала головой Виола. — Она крепко спала.

— Посмотришь, — усмехнулся он.

— Папа… — услышали они за спиной голос Омелы. Крошка стояла, держась за дверь надстройки. — Куда вы ушли? — подозрительно спросила она.

Гиацинт поцеловал Виолу в висок и нежно прошептал:

— Ненавижу женщин. Всех-всех… — и обернулся к дочке: — Что мне с вами делать?

— Любить, — Омела категорически втиснулась между ними. — Что на свете новенького?

— Всё, — ответили они. — День, которого ещё не было…

Издали наблюдая за ними, Шафран О`Хризантем удивлённо думал, что в свои двадцать семь лет, абсолютно не умеет считать. Вот стоят они, и их не двое и не трое, и не два с половиной. А сколько? Когда люди стоят вот так, то сколько бы их ни было, они называются одним странным числительным — "семья", и так будет всегда.

Удивительные вещи творятся на свете! Вчера он спросил эту смешную малышку, их дочку:

— Так вы, леди, оказывается — француженка? Я-то думал, мы земляки… Вы на вид настоящая ирландка…

Ничуть не смутившись, Омела честно сказала, что она и есть ирландка из Голуэя. Но так было до сегодняшнего дня, а теперь она стала француженкой.

— Это как же вам удалось подобное превращение? — поинтересовался Шафран, пряча улыбку.

— Я поменяла фамилию! — важно ответила девочка.

— А! Понимаю, — кивнул он. — Действительно, как просто! Удивительно.

— Это как раз неудивительно, — отмахнулась малышка. — Гораздо более странно, что я могу быть ирландкой, если у меня папа — француз, а мама — почти итальянка.

Шафран вынужден был признать, что действительно, очень странно, но в жизни случаются порой самые невероятные вещи. Вот он, жил себе спокойно, как нормальный моряк из Дублина, служил в Королевском британском флоте и вдруг встретил короля с двумя дочками, которые искали яхту на время каникул. Им понравилась "Сирена", все вместе они путешествовали вокруг Британских островов, и он, конечно, влюбился в принцессу.

— Что ж, так всегда и бывает, — рассудительно заметила Омела.

Шафран не возражал — естественно, так всегда и бывает. Самое удивительное, что они скоро поженятся со Скарлет. Ведь обычно короли соглашаются на такой брак только в сказках. Впрочем, они и в сказках далеко не сразу соглашаются…

53.

"Сирена" просыпалась. Туман рассеялся и ярко светило солнце. Исчезли под его лучами одни призраки, зато появились другие…

Яхта проходила большой скалистый утёс, выступающий далеко в море. Над ним кружили чайки. За утёсом чернела глубокая расщелина и пятачок каменистого пляжа, на котором дымился костёр. Пассажиры яхты услышали выстрел: на каменном уступе высоко над водой стоял человек с ружьём и махал им, стараясь привлечь внимание проходящего корабля.

Надо сказать, это ему удалось. Издали заметив силуэт на фоне скалы, Гиацинт кинулся к перилам и, забыв, что он отец уже взрослой дочки, и что рядом находится её высочество принцесса Скарлет, он сунул два пальца в рот и засвистел так, что слышно было на милю вокруг.

Чайки, испугавшись воровского сигнала парижских улиц куда больше, чем выстрела, шарахнулись врассыпную. Ружьё полетело в сторону; Гиацинту ответил с утёса точно такой же свист, рассекая сонное испанское утро.

Виола пронзительно завизжала:

— Нат!!!

Обеими руками вцепившись в перила, она готова была прыгнуть в воду и вплавь добраться до берега. Повернув к Шафрану радостное залитое слезами лицо, Виола с маминой интонацией требовательно воскликнула:

— Шлюпку на` воду! Немедленно!!

На "Сирене" имелось только два маленьких ялика, и друзья спустили свою шлюпку, трофейную с "Геснера".

Через час после бурной встречи на берегу, "Сирена" приняла на борт ещё шестерых пассажиров. Те самые, выжившие из двадцати девяти человек, кто нашел приют в горах. Четверо солдат флорентийского гарнизона, матрос "Дельфиниума" Люцерна и "сбежавший главарь" Натал Кливи`, которого, по его собственному выражению "так и не удалось добить до конца".

Натал был ранен, и Гиацинт насмешливо цокнул языком, сказав, что это уж слишком. Они и так всегда были как сиамские близнецы, но это переходит все границы!

Левая рука Натала простреленная болталась на уровне груди. Два удара кинжалом пришлись по рёбрам. Скользнув по кости, сталь ничего не задела из внутренних органов, это спасло ему жизнь.