Запах страха. Коллекция ужаса - Стивен Джонс

Обитатели Трипл-Пайнс отличались своим умением не замечать очевидного. Еще они отказывались признавать существование чего-либо необычного. Именно по этой причине Дуг и хотел уехать отсюда. Нужно было рвать когти, пока он не стал одним из них.

Одним из них…

Неделю назад Дуг не был столь философски настроен. А меньше чем через неделю он будет сомневался в здравости своего ума.

Краньотти, их бригадир, увидел, что Джеки и Дуг не работают, то есть не копают, и стал спускать с холма свою тушу с явным намерением поднять крик. Дуг ощутил непреодолимое желание подхватить инструменты с каской и броситься наутек, но голос разума признал, что существуют определенные протоколы, которым, хочешь не хочешь, придется следовать, определенные каналы, которые придется использовать. Он дотянет до конца этого дня, потом выпьет с товарищами по работе, после чего решит, сможет ли вынести еще один день. В конце концов, он же должен быть здравомыслящим взрослым человеком, а здравомыслящие взрослые люди придерживаются протоколов и каналов.

«Эй, чувак, да наплюй ты на все это, — мог бы сказать Джеки. — Просто беги». Но Джеки нечасто пользовался такими сложными конструкциями. Дуг повернулся к Краньотти с обреченным видом человека, которому предстоит писать длинный отчет в налоговую.

Неделю назад все было иначе. А менее чем через неделю это раскапывание могил таким образом скажется на жизни каждого их них, как они и предположить не могли.

Фрэнк Краньотти, как успел заметить Дуг, был из тех людей, которые больше всего на свете любят пиво. У него был роман со своим высоким, расширяющимся кверху пивным стаканом и особые ритуалы общения с ним. Поскольку Дуг стал часто бывать в заведении Каллахана, Краньотти он там видел каждый вечер. Тот всегда сидел на одном и том же табурете в конце барной стойки и примерно за полтора часа вливал в себя три стакана пива. Поговаривали, что раньше Краньотти работал дальнобойщиком в одной из крупнейших сетей дисконтных магазинов, пока компания не вышвырнула его, обвинив в профнепригодности. Он вышел из кабины своего шестнадцатиколесного грузовика на горном серпантине недалеко от Трипл-Пайнс (что побудило его к этому, так и не было выяснено; возможно, желание облегчиться на лоне природы) и был сбит машиной, водитель которой его не заметил из-за дождя. Теперь он не расставался с металлической тростью, потому что после операции одна нога у него стала короче другой. Одно время ходили какие-то невнятные разговоры о судебных исках и соглашениях. Все это происходило до того, как Дуг стал завсегдатаем у Каллахана, и для него имело привкус провинциальных сплетен. История не хуже и не лучше других.

Заведение Каллахана, можно сказать, являлось лицом главной улицы Трипл-Пайнс. Высоту здания можно было определить только благодаря неоновой вывеске «Бар», которая озаряла голубым светом большинство окон, стекла в которых не протирались с 1972 года. В пятнадцати милях на север, технически за чертой города, находилась придорожная гостиница, но те жалкие развлечения, которые она могла предложить своим клиентам, не стоили того, чтобы на них тратить время. Саттер, нынешний владелец и ночной бармен, купил заведение, когда его первые владельцы, как видно, неожиданно поумнев, убрались к чертовой бабушке из Трипл-Пайнс. Саттер был весьма колоритной личностью. Дугу он казался похожим на профессионального преступника, который нашел в Трипл-Пайнс идеальное место для того, чтобы отсидеться. Шрам, рассекавший его нижнюю губу, он, очевидно, получил во время поножовщины. Кожа его была похожа на грибы в холодильнике за день до того, как ты решаешь их выбросить. Глубоко посаженные глаза окружали густые тени цвета кровоподтека.

В Трипл-Пайнс никто ни о ком ничего толком не знал.

Первый визит в бар с целью пропустить стаканчик был его первым волевым поступком после ухода из младшей средней школы, которую Трипл-Пайнс делила с тремя другими общинами. Учеников в нее свозили на автобусах из окрестных деревень и ферм. В предыдущем году он без особого труда окончил ускоренные учительские курсы и, получив диплом, устроился замещающим учителем истории и географии, хоть и не питал интереса к политике, если только она не была надежно укрыта в прошлом. Зубрежка была единственным способом заставить равнодушных детей запоминать материал, который они благополучно забывали после первой же контрольной. В школе он стал свидетелем того, как система образования в небольших городах работает на то, чтобы искоренить инициативу, подавить смекалку и подрубить талант. Средняя школа в Трипл-Пайнс как будто сошла со страниц какой-то пьесы начала сороковых годов и не имела права менять хоть что-либо. Дети здесь учились только белые, в основном небогатые, даже стоящие на грани нищеты, ничем не интересующиеся и вялые. Шлемы для футбольной команды всегда считались более насущным вложением школьных фондов, чем новые учебники. Обычная невеселая история. Дуг провел первый семестр, пиная этот труп, надеясь пробудить в нем хоть какие-то признаки жизни. После каникул он не бросил работу только ради зарплаты. А потом, когда на горизонте уже забрезжило лето, в учительской после одного из совещаний объявилась Шейла Морган.

Дуг оторвался от газеты. Местная четырехстраничная газетенка называлась «Пайн-гроув мэссенджер» (по названию соседней общины) и выходила три раза в неделю. Сегодня в Канаде отмечался День Виктории, в разделе «Пополняем словарный запас» было слово «мелиорация».

— Шейла, — приветствовал он ее, впрочем, без особой радости. Она была одной из многочисленных отстающих, с которыми ему приходилось бороться. Черт, многие старшеклассники в Трипл-Пайнс приезжали брать бастионы образования на собственных машинах.

— Не называйте меня так, — сказала Шейла. — Меня зовут Бриттани.

Дуг посмотрел на нее поверх газеты. В учительской они были одни.

— В самом деле?

— Абсолютно, — ответила она. — Я имею право изменить себе имя. Я узнавала. И собираюсь это сделать. Мне все равное что будут говорить.

Он помолчал, осознавая тот факт, что один из его подопечных что-то узнал по своей воле.

Потом еще помолчал. В смятении. Шейла появилась перед ним в блестящей виниловой мини-юбке, обтягивающей, как хирургическая перчатка, в сапогах на высоких каблуках со шнуровкой до колен и в леопардовом топике с похожей на боа бахромой, обрамляющей груди. Между ключицами краснело несколько прыщиков. Кричаще черные волосы дополняли густой макияж. Губы были накрашены с таким усердием, что помада попала даже на зубы. Больше всего она напоминала нью-йоркскую уличную проститутку, как их представляют в глубинке, при том что ей было всего четырнадцать.

«Мара Кордэй, — подумал он. — Она похожа на Мару Кордэй, если бы та была готессой и шлюхой. Чтоб я сдох!»

Хорошенькая хористка превратилась в femme fatale[36] из второсортного кино. Мара Кордэй блеснула в нескольких малобюджетных фильмах в конце пятидесятых: «Тарантул», «Гигантский коготь», «Черный скорпион». Также она была девушкой месяца журнала «Плейбой» и дружила с Клинтом Иствудом. Эта знойная сексуальная кошечка заключила свой первый контракт, когда была еще подростком. Она тоже сменила имя.

Шейла хотела, чтобы на нее смотрели, но Дуг отвел взгляд. По крайней мере, ее появление внесло какое-то разнообразие в скейт-панковский стиль от «Сирс энд Роубак», который преобладал среди молодежи в Трипл-Пайнс, одевавшейся в основном в секонд-хендах. В эту минуту Дуг вдруг осознал, что ему больше всего не нравится в рэпе и хип-хопе: все эти суперкрутые парни и девчонки выглядели так, будто нарядились в одежду какого-то гигантского карапуза. Задница Шейлы оказалась более округлой, чем в прошлый раз, когда он «не смотрел» на нее. Бедра были узкими, но это компенсировалось выпуклостью грудей. «Почему я смотрю?»

— Шейла…

— Бриттани. — Она недовольно надула губки, но потом смягчилась, чтобы задобрить его. — Можно поговорить с вами о той контрольной, которую я пропустила? Я хотела бы написать ее. Нет, списывать я не буду, ничего такого, просто… Написать, понимаете? Как будто в первый раз.

— Это никому не разрешается, ты знаешь.

Она выпрямилась, скрипнув юбкой о сиденье пластикового школьного стула.

— Нет, я знаю это. Такого, конечно, раньше никогда не случалось, поэтому я и решила сначала вас спросить.

Большую часть проводимого в школе времени Шейла тратила на то, чтобы удержаться на уровне удовлетворительных оценок. В нескольких сражениях она одержала победу, но война уже была проиграна.

— Ну, вы могли бы сделать совсем новую контрольную, а я бы к ней подготовилась, а?

— Нужно было готовиться к первой.

— Я знаю, знаю, — сказала она, ломая руки. — Но… Вы понимаете, дома родители, отвлекает кто-то постоянно, другая фигня… Тогда у меня не было времени подготовиться, а теперь есть. Если мама узнает, что я прогуляла контрольную, она меня убьет.