Из ГУЛАГа - в бой - Николай Черушев

“Моя связь с Мерецковым произошла при помощи Уборевича, когда я был в БВО в инспекторских поездках и на маневрах.

Мерецков был у Уборевича правой рукой по всем делам. Уборевич рекламировал всюду Мерецкова, как талантливого и т.д.

Практическая моя связь с Мерецковым выражалась в подрывной работе в том, что я через него узнавал, проводятся вредительские директивы или нет. Вели мы критические беседы против Штаба РККА по тем или иным распоряжениям. От Уборевича мне было известно, что Мерецков подрабатывал ему материал по оперативным вопросам пораженческих планов, которые потом передавали Тухачевскому”.

(Из собственноручных показаний).

О проводимой Мерецковым вербовочной работе бывш. командир 13 стрелкового полка ПОГОНЯЙЛО на допросе 28/VII-1937 года показал:

“...В результате этой работы Мерецкова в заговор были вовлечены: я — Погоняйло, Журавлев и, насколько мне кажется, Мальцев и Шанин”.

Группа арестованных заговорщиков, бывших работников центральных управлений НКО, в частности, СМИРНОВ П.А. — бывш. Наркомфлот, ФЕДЬКО — бывш. заместитель НКО, МЕЖЕНИНОВ и ЛЕВИЧЕВ — бывшие заместители начальника Генерального штаба РККА, УРИЦКИЙ — бывш. нач. Разведупра, ХАЛЕПСКИЙ — бывш. Нарком связи, БУ-ЛИН — бывш. начальник Управления по начсоставу, ЛАНДА — бывш. редактор газеты «Красная Звезда», ТКАЛУН — бывш. комендант Кремля, КАШИРИН — бывш. комвойска-ми СКВО, ВЕНЦОВ — бывш. командир 62 Туркестанской дивизии, ТКАЧЕВ — бывш. начальник ПВО ЛВО и другие уличают Мерецкова в проводимой им активной вражеской работе, направленной на подрыв обороноспособности Советского Союза.

Кроме того, в 1937 и 1938 гг. Мерецкову были произведены очные ставки с арестованными участниками заговора: ОРЛОВЫМ, ХАЛЕПСКИМ, СМИРНОВЫМ и ФЕДЬКО, на которых они подтвердили участие Мерецкова в заговоре и дали показания о проводимой им антисоветской работе.

Материалами следствия по делу участников военно-фашистского заговора в Красной Армии в 1941 году также установлено, что Мерецков продолжает проводить преступную работу, является агентом одной из иностранных разведок, которой передает совершенно секретные сведения о Красной Армии и оборонной промышленности Советского Союза.

Так, арестованный заговорщик СМУШКЕВИЧ Я.В. (бывший командующий ВВС РККА, а затем помощник начальника Генерального штаба по авиации. — Н.Ч.) на допросе 21-го июня 1941 года показывал:

“Должен, однако, сказать, что в одну из встреч со Штерном (Г.М. Штерн — командующий 1-й отдельной Краснознаменной армии, командарм 2-го ранга. — Н.Ч.) в Москве в 1939 году, он ориентировал меня о том, что вражескую работу на Дальнем Востоке он ведет лично, а по центру связан только с Мерецковым”.

На основании изложенного и руководствуясь ст. 158 УПК РСФСР, -

Мерецкова Кирилла Афанасьевича подвергнуть аресту и обыску.

Нач. отделения Следчасти НКГБ СССР — Лейтенант Государственной Безопасности

(Сорокин)

Зам. начальника Следчасти НКГБ СССР Майор Государственной Безопасности

(Шварцман)

Согласен: Начальник Следственной части НКГБ СССР Майор Государственной Безопасности (Влодзимирский)»[151].

Что же получается? А получается то, что сработала мина замедленного действия, заложенная еще в 1937 г. Все лица, показавшие на К.А. Мерецкова в 1937—1938 гг., давно уже были расстреляны, а их показания продолжали «работать»!.. Выходило так, что мертвые хватали живого!.. Следует отметить, что еще в 1937—1938 гг. следователи НКВД проводили очные ставки К.А. Мерецкова с подследственными: бывшим начальником Морских Сил РККА флагманом флота 1-го ранга В.М. Орловым, бывшим начальником Автобронетанкового управления РККА командармом 2-го ранга И.А. Халепским, бывшим членом РВС и начальником политуправления Белорусского военного округа П.А. Смирновым (во второй половине 1937 г. он был в должности начальника Политуправления РККА, а в первой половине 1938 г. — наркомом Военно-Морского Флота СССР), бывшим командующим Приморской группы войск ОКДВА командармом 2-го (затем 1-го ранга) И.Ф. Федько.

На этих очных ставках с Мерецковым названные подследственные подтверждали его участие в военном заговоре и давали показания о проводимой им антисоветской работе. И тем не менее Кирилл Афанасьевич до июня 1941 г. оставался на свободе. И не только пребывал он на свободе, но и поднимался по служебной лестнице, достигнув второй величины в военной иерархии РККА (начальник Генерального штаба!), став генералом армии и удостоившись звания Героя Советского Союза.

Что же это такое? Почему такая избирательность в выборе жертв репрессий? Помимо Мерецкова, среди высшего ком-начсостава РККА были и другие лица, на которых также были показания со стороны подследственных, обвинявших этих «генералов» в совершении тягчайших преступлений, однако они не пострадали в 1937—1938 гг. Если, конечно, не считать морального ущерба, вызванного очными ставками с арестованными, писанием различного рода объяснительных записок, докладных и т.п.

К таким лицам относились (воинские звания указаны по состоянию на 1937 г.): Маршал Советского Союза С.М. Буденный; командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников; комкоры И.Р. Апанасенко; МА. Антонюк, О.И. Городовиков, Г.И. Кулик, АД. Локтионов, Д.Г. Павлов, Я.В. Смушкевич, С.К. Тимошенко; корпусные комиссары А.В. Хрулев, Е.А. Щаденко; комдивы М.П. Ковалев, В.Д. Соколовский, И.В. Тюленев, Г.М. Штерн и др. Следует иметь в виду, что в отделах и управлениях госбезопасности соответствующие досье имелись на этих и ряд других лиц комначсостава. Чего только не было в этих досье — доносы, сплетни, материалы партийных собраний по чистке партии в различные годы, по разбору персональных дел и другие материалы. Все это постепенно накапливалось, хранилось, приобретая все большую убойную силу. И, конечно же, там находились копии показаний арестованных начальников, подчиненных и сослуживцев, данных ими на предварительном следствии в суде и несущих негативный материал. Это и был тот самый «крючок», на который «компетентные органы» в нужный момент сажали того или иного военачальника. Иногда такую «удочку» не трогали совсем (Буденный, Шапошников, Городовиков, Тимошенко, Тюленев, Соколовский, Хрулев, Щаденко), другие же (Мерецков, Штерн, Локтионов, Смуш-кевич и др.), благополучно пережив большой террор 1937— 1938 гг., «загремели под фанфары» в 1941 г.

Итак, К. Мерецкова арестовали 23 февраля 1941 г. Обвинялся он по ст. 58, пункты 1 «б», 7, 8, 11 УК РСФСР. Все обвинения относились к числу тягчайших, в том числе принадлежность к антисоветскому военному заговору, сотрудничество с разведкой иностранного государства, а именно Германии. На предварительном следствии Кирилл Афанасьевич виновным себя признал. Да и как было не признать, если к нему применили весь набор «физического воздействия». Устраивали ему и очные ставки с другими подследственными. Одна из таких очных ставок состоялась 15 июля (три недели спустя после ареста) с арестованным генерал-полковником А.Д. Локтионовым, который до ареста был командующим войсками Прибалтийского Особого военного округа (на территории вошедших в состав СССР Латвии, Литвы и Эстонии). В начале 30-х годов, в бытность К.А. Мерецкова начальником штаба Белорусского военного округа, Александр Дмитриевич Локтионов был там начальником ВВС.

На данной очной ставке К.А. Мерецков обвинял А.Д. Локтионова в принадлежности к военному заговору, последний же это упорно отрицал. Вполне возможно, что присутствие и поведение Мерецкова на очной ставке в какой-то мере поколебали позицию Локтионова на отрицание своей вины, ибо в тот день, не выдержав пыток, он признал себя виновным. Как проходила эта очная ставка, рассказал в 50-е годы бывший следователь Наркомата госбезопасности В.Г. Иванов. Он поведал, что 15 июля 1941 г. начальник следственной части наркомата Л.E. Влодзимирский со своим заместителем Шварцманом и помощником Родосом в его присутствии проводили очную ставку между А.Д. Локтионовым и К.А. Мерецковым.

По словам В.Г. Иванова, арестованный генерал армии выглядел, по тюремным меркам, неплохо, но, по его (Иванова) мнению, не владел собой. Локтионов же, только что избитый, был весь в крови, и его вид удручающе действовал на Мерецкова, которого и привели на очную ставку для того, чтобы он выступал в роли разоблачителя Локтионова, который отрицал свою виновность и участие в заговорщической организации. Владзимирский, Шварцман, Родос и, конечно же, сам Иванов (не мог же быть он сторонним наблюдателем, когда его начальники «обрабатывали» его подследственного!), по очереди и все вместе продолжали избивать Локтионова на глазах Мерецкова, который убеждал Александра Дмитриевича подписать все, что от него хотели следователи. Локтионов катался от боли по полу, кричал, но отказывался подписывать протокол с признанием своей антисоветской деятельности.

— Кирилл Афанасьевич, ну ведь не было этого, не было, не было! — умоляюще протягивал он руки к Мерецкову, но замолкал, встретившись с измученным и потухшим взглядом последнего. Так продолжалось некоторое время. Наконец Локтионов сказал то, что от него требовали следователи НКГБ, — он заявил, что был с 1934 г. сообщником Уборевича. Выдавив из себя эти признания, Локтионов спустя несколько минут от них отказался, и его снова начали бить.