Лермонтов: Мистический гений - Владимир Бондаренко

Начнем с сюжета «Гошпиталя». В Петергофском госпитале на антресолях жила одна древняя старушка, смотрительница, там же жил и крепкий мужичок, ямщик. И была у них молодая и прелестная служанка. Как-то князь Б. (Барятинский) поспорил с Лафой (Н. И. Поливановым) на шесть бутылок шампанского, что он этой же ночью завладеет молодой служанкой.

И ободренный винным паромНаверх вскарабкался наш князь;Прижал защелку — входит с жаром.Руками за х… свой держась;Чердак похабный, закоптелыйЕдва лампадой озарен,Говно и пыль со всех сторон.В широких креслах, в кофте белой,В очках, недвижна, как гранит,Слепая барыня сидит.

Не разобравшись в темноте, князь налетел на старую барыню, задрал ей юбки и… принялся делать свое княжеское дело, спустив свои штаны…

Старушка кричит, прибегает ямщик и видит:

Худая мерзостная сракаВ сыпи, заплатках и чирьях,Вареного краснее рака,Как круглый месяц в облаках,Пред ним сияла!.. Свой огарок,Смутясь немного, мой АндрейПерекрестясь, приставил к ней…Не вкусен князю был припарок,И он немедля с языкаСпустил лихого е…ка.

Да еще и дубиной стал ямщик проходиться по княжеской спине. Князь кинулся из дверей, ямщик с дубиной за ним, и вдруг видят уже в другой комнате Лафу с молодой служанкой. Это лихой улан успешно вместо князя обслужил по всем правилам служанку Марису, пока тот возился со старухой. Затем еще и выручил князя из беды. Дал отпор ямщику.

Ужасней молнии небесной,Быстрее смертоносных стрел,Лафа оставил угол теснойИ на злодея полетел;Дал в зубы, сшиб его — ногоюЕму на горло наступил;— «Где ты, Барятинский, за мною,Кто против нас?» он возопил.И князь, сидевший за лоханкой,Выходит робкою стопой,И с торжествующей осанкойЛафа ведет его домой.Как шар по лестнице скатилсяНаш голожопый купидон,Ворчал, ругался и бесился,И, морщась, спину щупал он.

Пришлось князю выставить ящик шампанского, «И, от друзей досаду скрыв, / Остался весел и счастлив…» Вот и вся скабрезная поэмка. Напиши это, очевидно, реально состоявшееся похождение кто-нибудь из юнкеров, прошло время, всё забылось бы, иногда соученики встречались бы и смеялись. Но князь А. И. Барятинский позже стал наместником Кавказа, фельдмаршалом, приближенным лицом императора. А Михаил Лермонтов стал великим русским поэтом. Каково наместнику Кавказа слушать за своей спиной до конца жизни хихиканья своих подчиненных. Да и перед детьми неловко. Естественно, и сегодня все наследники Барятинского люто ненавидят Михаила Лермонтова. В общем-то, обычная зарисовка будней военного училища, что в царское, что в советское, что в нынешнее время. Грубоватые нравы, доля натурализма, зафиксированные, хоть и шаржированные портреты юнкеров и сценки из юнкерской жизни.

В другой поэме «Петергофский праздник» добрую треть сочинения можно хоть сейчас в рекламный ролик видов Петергофа помещать.

Кипит веселый Петергоф,Толпа по улицам пестреет,Печальный лагерь юнкеровПриметно тихнет и пустеет.Туман ложится по холмам,Окрестность сумраком одета —И вот к далеким небесам,Как долгохвостая комета,Летит сигнальная ракета.

В Петергофе как раз во время традиционного праздника проходили летние учения Школы юнкеров. И бравые юнкера с удовольствием интимно общались с дамами. На этот раз, по утверждению ряда современников, в поэме главным героем выведен Дмитрий Сергеевич Бибиков, юнкер лейб-гвардии Кирасирского полка с 7 сентября 1832 года. Ему и удалось заманить в кусты ядреную девицу. Всё бы хорошо, но девица потребовала денег, а как говорят в анекдоте, «юнкера с дам денег не берут»… И наоборот, дамам за удовольствия не платят.

И закатился взор прекрасный,И к томной груди в этот мигОна прижала сладострастноЕго угрюмый, красный лик.— Скажи мне, как тебя зовут? —«Маланьей». — «Ну, прощай, Малаша». —«Куда ж?» — «Да разве киснуть тут?Болтать не любит братья наша;Еще в лесу не ночевалНи разу я». — «Да разве ж даром?»Повесу обдало как варом,Он молча муде почесал.— Стыдись! — потом он молвил важно:Уже ли я красой продажнойСию минуту обладал?‹…›Ты знай, я не балую дур:Когда е…у, то par amour!Итак, тебе не заплачу я:Но если ты простая б…дь,

То знай, за честь должна считать Знакомство юнкерского х…

Наиболее скабрезной, на мой взгляд, получилась третья поэмка «Уланша». Всё о том же своем товарище Лафе (Н. И. Поливанове), который разводил юнкеров на летние учения по квартирам и заодно нашел молодую красотку, к которой позвал всех товарищей своих. Этакий крутой юнкерский групповой секс. Как и в предыдущих поэмах, никакой тонкой эротики, никакого томления, никакого изыска. Грязно навалились толпой на одну девицу, разодрали ее и, утомленные, утром разошлись по квартирам. Не хочется верить, что так всё и было. В молодежных подвигах всегда есть доля преувеличения.

«Народ! — сказал Лафа рыгая. —Что тут сидеть! За мной ступай —Я поведу вас в двери рая!..Вот уж красавица! лихая!П…да — хоть ложкою хлебай!Всем будет места… только, други,Нам должно очередь завесть!..Пред богом все равны…Но, братцы, надо знать и честь…Прошу без шума и без драки!Сначала маленьких пошлем;Пускай потыкают собаки…А мы же грозные е…акиВо всякий час свое возьмем!»‹…›Мирзу не шпорит Разин смелый,Князь Нос, сопя, к седлу прилег,Никто рукою онемелойЕго не ловит за курок…Идут и видят… из амбараВыходит женщина: бледна,Гадка, скверна, как божья кара,Истощена, из…бана;Глаза померкнувшие впали,В багровых пятнах лик и грудь,Обвисла жопа, страх взглянуть!Ужель Танюша? — Полно, та ли?Один Лафа ее узнал,И, дерзко тишину наруша,С поднятой дланью он сказал:«Мир праху твоему, Танюша!..»С тех пор промчалось много дней,Но справедливое преданьеНавеки сохранило ейУланши громкое названье!

Хочется думать, что это юнкерские фантазии и не более. Я уж не знаю, как позже к этим поэмам относились ее герои, тот же Лафа, Князь Нос, Разин… Нет ни грациозности, ни шаловливости, ни куртуазности, нет даже и патологии, лихого извращенчества. Какое-то простое естество аристократических хамов. Может, поэтому эти поэмы и не осуждал Виссарион Белинский. Мол, любуйтесь на низкое поведение всех этих князьев и графов. За эротическими поэмами последовало и несколько скабрезных стишков на «голубые» приключения своих сотоварищей. Внимательно прочитав эти стишки, любой читатель поймет, что сам Лермонтов всех этих «удовольствий» более чем сторонился, скорее, высмеивал увлекающихся «голубизной» юнкеров. Но и в этих стихах поражает адресная их привязка. Я не знаю, как относился к великому поэту в течение всей жизни Павел Павлович Тизенгаузен, но в литературной памяти навсегда останется его увлечение сладостным пороком. Ему посвящено целое стихотворение «К Тизенгаузену».