Кащеево царство - Вадим Волобуев

       - Зачем пришли? - слабым голосом спросил Буслай.

       - Да всё за тем же, - ответил Сбыслав. - Уходить надобно.

       - Никак не успокоишься, Сбышек? - сотник оттопырил губу, сверкнул серебряным зубом.

       - Брось, Буслай, - сказал Завид Негочевич. - Чего ждёшь? Ясно ведь, что товарищей не вернуть.

       - Хотите уйти - так уходите. Никто вас не держит.

       - Чтоб весь Новгород нас переветчиками окрестил? - неприязненно бросил Сбыслав.

       - Во-она чего вы боитесь! Что ж, оно и верно. Заклеймят как пить дать.

       Гости его промолчали, и Буслай равнодушно уставился в потолок. Тогда Сбыслав сообщил:

       - Моислав крамолу сеет, народ будоражит. Нехорошо это. Язычеством пахнет.

       - А мне-то что с того? - удивился Буслай.

       - Глупец ты, сотник. Дальше носа своего не видишь. Они же сами как чудины станут, а потом тебя же и прирежут. Зачем ты им такой сдался, когда у них попович вожаком будет?

       - Брешешь, - лениво отозвался Буслай. - Ребята мои меня не тронут, а вот тебе от них не поздоровится. Потому и трясёшься.

       Сбыслав вскочил, надвинулся было на Буслая, но тот вдруг резво сел, сбросив шкуру, и извлёк откуда-то большой обоюдоострый нож с серебряной рукояткой в виде грудастой девахи с длинными волосами.

       - А ты подойди, подойди попробуй, - недобро посулил он.

       Боярин тоже поднялся, положил купцу ладонь на плечо.

       - Позволь нам, Сбышек, с сотником потолковать один на один.

       Житый человек перевёл на него бешеный взгляд, засопел и кивнул.

       - Потолкуй. Хоть и не вижу я, о чём тут ещё толковать можно.

       Он вышел, а Завид Негочевич вновь опустился на шкуры, с укоризной глянул на Буслая.

       - Нехорошо ты себя ведёшь, сотник. Не по-людски.

       - Переживу, - пробурчал Буслай. - О себе лучше тревожься, боярин.

       Завид помолчал, созерцая его, потом спросил:

       - Что ж ты намерен делать?

       - А тебе что за забота?

       - А мне такая забота, что мы с тобой в одной упряжке, и потому сообща должны действовать. Иначе нас югорцы как щенят передушат.

       - Раньше-то вы, вятшие, другие песни пели. Промеж себя только уговаривались, а нас, ушкуйников, на совет не допускали.

       - Вздор порешь. Был ты на совете и голос имел такой же как прочие.

       - Голос голосом, а решали-то вы друг с дружкой.

       - Решал воевода, а мы лишь советовали.

       - Видел я, как он решал. Под боярскую дуду отплясывал. Прав был Савка: вас, бояр, в кулаке держать надобно, чтоб не распоясались.

       Завид глубоко вздохнул и сказал:

       - Я с тобой не препираться пришёл, не прошлое ворошить. Это уже всё быльём поросло, и кто старое помянет, тому глаз вон. Верно? Надо нам с тобой о будущем подумать. Из начальников только мы с тобой да Сбышек остались. Больше некому войско из Югры выводить. Что мыслишь об этом, Буслай?

       - Мыслю, что в столице чудинской странные дела творятся, как будто бой там идёт. Может, это братья наши бьются, а мы здесь сложа руки сидим...

       - Не братья это, а югорцы победу празднуют. У них завсегда так - ежели торжество, так дым коромыслом, хоть святых выноси.

       Буслай пожевал губами и снова лёг, накрывшись шкурой. Завид смотрел на него, ничего не говоря. Сотник долго сопел, неотрывно глядя в дыру, сквозь которую уходил дым, затем крикнул раздражённым голосом:

       - Лешак! Где ты там, сволочь?

       На зов явился ушкуйник, стороживший вход.

       - Пожрать принеси что-нибудь, - приказал сотник. - Тебя пока не пнёшь, не пошевелишься...

       Ушкуйник обиженно забормотал что-то, но Буслай лишь отмахнулся от него.

       - Проваливай.

       Ратник вышел.

       - Так что же ты надумал, сотник? - опять спросил боярин.

       - Не знаю пока... Обмозговать надо...

       - Довольно уж обмозговывать. Бойцов у нас от этого не прибавится.

       Буслай долго разглядывал потолок, наконец, произнёс с неохотой:

       - Ладно... Перед смертью не надышишься. Завтра выступаем.

       - Ну и слава богу. - Боярин поднялся и, пожелав ушкуйнику здоровья, вышел из чума.

       Утром следующего дня все собрались в круг. Раненый Буслай, сидя на нартах, произнёс короткую речь, ободрив товарищей перед дальней дорогой и послав проклятие чудинскому городу.

       - Знайте, братцы: вернёмся мы ещё сюда, и кое кому солоно придётся.

       Окончание осады пришлось на день Николы-зимнего, помощника в пути, покровителя оклеветанных. Русичи истово помолились перед дальней дорогой, потом Моислав опять начал нести что-то о древних богах. Сбыслав не выдержал: накинулся на него, обматерил с ног до головы, да ушкуйники вступились, намяли бока купцу. В стане опять началась свалка. Неизвестно, чем бы это закончилось, когда бы с западной стороны едомы не появился волк. Пока люди были заняты распрей, он подобрался к оленям, хотел утащить одного, но скотина подняла рёв. Ратники, опомнившись, бросились за оружием. Волк не стал ждать, когда его пырнут колом, и бросился наутёк. Вслед ему полетели стрелы.

       - Ишь ты, здоровенный какой, - говорили вои. - Отожрался, видать, на нашей скотине.

       - Не простой это волк, а заговорённый, - тут же объявил попович. - Боги его послали, чтобы подать нам знак.

       - Что ж за знак такой? - озадачились воины.

       - Подумать надо.

       Но подумать он не успел. Ворота югорской столицы вдруг распахнулись, и оттуда со свистом и гиканьем вылетела лавина всадников на оленях. Новгородцы, ещё не отошедшие от горячки междоусобицы, забегали, торопясь построить ряды, заметались меж саней, хватая оружие и брони.

       - Вот он, знак-то! - крикнул кто-то из русичей.

       - Добить решили, сволочи, - отозвался другой.

       В общем сумятице слышались торопливые распоряжения Завида и Сбыслава. Буслай приподнялся на нартах, заорал:

       - Лешак! Сулицу мне! И колчан. Живо!

       Ближняя шеренга воев сомкнула щиты, готовясь встретить чудинов на левом крыле стана, но те вдруг остановились и принялись натягивать луки.

       - Хоронись, братцы! - раздался отчаянный крик.

       Новгородцы, уже познавшие югорские повадки, присели, втянули головы в плечи, готовясь к смертоносному ливню. С шумом рассекая воздух ястребиными перьями, вверх взмыли сотни чудинских стрел. Зазвенели щиты, принимая на себя град железных наконечников, послышалось несколько воплей - кто-то не успел уберечься и теперь извивался на снегу, заливая его кровью.

       - Стоять, братцы! - прогремел голос Нечая Сатаны. - Кто спину покажет, тому башку с плеч.

       Завид и Сбыслав, поднявшись во весь рост, велели смердам пригнать оленей. Спрятавшись за чумами, они спешно натягивали латы.

       Чудины ещё несколько раз сыпанули стрелами, изрядно проредив русские цепи, и ринулись на вершину едомы, обходя частокол с крыльев, чтобы вырубить всех новгородцев под корень. Руководил ими человек с лосиным черепом на голове, сидевший на олене и державший в руке мощную двулезвийную пальму. Врагов было так много, что казалось, они вот-вот затопят русский стан, даже не заметив горстки защитников. Мужичьё оробело и начало быстро пятиться, прикрываясь щитами.

       - Куда? - захрипели на них хором Буслай и Сбыслав. - Стоять, свиньи! Не нарушать строй!

       Но охваченные страхом смерды словно и не слышали их. Отступая всё дальше, они по одному начали разворачиваться и, увязая в сугробах, исчезали в лесу. Ушкуйники, заметив такое малодушие, тоже оробели, строй их рассыпался, они в нерешительности расползались в разные стороны.

       - Вернуться, ублюдки! - ревел Буслай, размахивая сулицей. - Всех перережу!

       Но даже голос сотника не помог воям обрести мужество. Полные страха, они медленно отходили вглубь стана, а затем, показав спины, бросались прочь от наступающих югорцев.

       - Сопляки! - крикнул им вслед Буслай. - Город взять не сумели, так хоть сдохните достойно... - Он выбрался из нарт и, опершись на копьё, поднялся во весь рост.

       Нападавшие были уже совсем близко. Слышен был храп их оленей и возгласы погонщиков на нартах. Тут и там в снег втыкались стрелы, из чумов выползали новгородские раненые, хрипели, плевались кровью. С востока стремительно наплывали тучи, превращая сумеречный зимний день в настоящую ночь.

       - Ну что, паскуды, добились своего? - рыкнул на чудинов сотник. - Ничего, всё наше горе вам слезами отольётся...

       Он стоял, опершись о копьё, и ждал, когда наступающая лавина сметёт его как щепку. Защищаться он не мог - не было сил. За спиной раздавались какие-то крики, товарищи звали его, но сотник даже не оборачивался.