Серебряный змей в корнях сосны - Сора Наумова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец тропинка привела его к додзё, где Морикава-сэнсэй должен был дать им урок, но немного не доходя стал свидетелем некрасивой сцены.
Куматани разулся и аккуратно поставил сандалии, но едва выпрямился, как оказался лицом к лицу с Нобутой – внуком одного из придворных оммёдзи. И пусть никто особо не слышал про его деда, сам Нобута мнил себя едва ли не будущим Абэ-но Сэймэем, и всякий, кто смел превосходить его умениями или знаниями, становился ему врагом.
– Кто это тут? – спросил он у стоящего за плечом товарища. – Мне кажется, или запахло навозом?
Кента сжал кулаки, но смолчал.
– Не приведите ками, сегодня придется что-то записывать. Не все же знают, с какой стороны браться за кисть. Интересно, бывают ли оммёдзи, которые не умеют писать?
Они перегородили собой проход, и Кента остался за порогом. Хизаши замедлил шаг, чтобы не помешать представлению, и тут случилось нечто необычное. Нобута наклонился и протянул руку к шее Кенты.
– Благородный муж не должен украшать себя такими дешевками, – сказал он и схватился за нитку агатовых бусин, лежащую поверх кимоно Куматани. Тот как-то обмолвился, что она досталась ему от родителей, тщательно оберегал и уж точно не хотел бы, чтобы кто-то вроде Нобуты хватался за нее руками.
А потом Нобута вскрикнул и отшатнулся.
– Эй, вы! – из-за спины Хизаши выбежал Мадока и погрозил кулаком. – На драку нарываетесь?
Нобута отвернулся и скрылся в додзё, Кента опустил голову и потянулся пальцами к ожерелью, как всегда делал в минуты смятения. Мадока с размаху хлопнул его по спине.
– Не слушай ты их, – сказал он проникновенно. – Нобута напыщенный идиот, он каппу от кава-агако не отличит, даже если они рядом встанут и будут подсказки давать.
Хизаши тоже приблизился, но не спешил рассыпаться в утешениях. Куматани поднял голову и посмотрел прямо на него.
– Я знаю, что Нобута не прав, – твердо сказал он. – Но что, если и правда еще рано? Я все еще отстаю от вас.
Мадока замахал руками.
– Если старейшины так решили, значит, так надо. Ну что ты себе голову забиваешь? Радуйся лучше. Я вот вообще еще числюсь в воспитанниках, такое себе, знаешь ли, удовольствие. С учениками могу вот только историю слушать.
Вообще-то он действительно не мог посещать одни занятия с полноправными учениками, но иногда для воспитанников делали исключения, например, если урок был общеобразовательный, касался истории, искусства или политики. Мадоке они не нравились, но очень уж ему хотелось поскорее почувствовать себя наравне с остальными. Он втолкал Куматани в двери додзё, а за ними уже вошли и самые припозднившиеся адепты. Хизаши нравилось бывать в додзё. В нем чувствовался особый дух, похожий на храмовый, но без божественного присутствия, будто тут сами стены впитывали торжественность и мудрость произносимых речей и молчаливое внимание слушателей. Хизаши опустился на колени позади всех, по обеим сторонам от него пристроились Кента и Мадока. Ближе всех к месту учителя виднелась макушка Сасаки Араты. Сквозь бумажные стенки просачивался слабый свет, падая на татами, отчего ощущение таинственного сумрака внутри додзё только усиливалось. За местом учителя на стене висели три бумажных свитка, на которых тушью были выведены слова: «Усердие», «Усилие», «Уверенность» – тройное «У» школы Дзисин.
– Как отчет? – шепотом спросил Мадока, перегнувшись через колени Хизаши. – Не придирался?
Хизаши положил ладонь на лоб Мадоки и надавил, возвращая на свое место.
– Морикава-сэнсэй не будет тебя ругать, – успокоил его Кента и, судя по всему, угадал. У Мадоки покраснела шея, но выпрямился он уже с довольным лицом.
А тут как раз в додзё вошел и сам Морикава-сэнсэй. Это был довольно молодой мужчина, насколько мог судить Хизаши, ему еще не минуло тридцати лет. Он обладал привлекательной наружностью, но его уровень внутренней ки был не слишком примечательным, проще говоря, как оммёдзи и экзорцист он был середнячком, поэтому часто проводил занятия с учениками вместо того, чтобы выполнять свою основную работу. Войдя, он поклонился классу, ученики ответили тем же, и Морикава-сэнсэй сел спиной к стягам и обвел собравшихся немного рассеянным взглядом. Остановившись на их троице, чуть нахмурился. Ножны с мечом рядом с ним притягивали всеобщий интерес.
– Как вам известно, близится церемония Гаппай-но-хи, когда вы получите свои первые мечи. Это самый важный день в жизни каждого экзорциста. Сила оммёдзи в его внутренней ки и том, как он умеет ею пользоваться, но людям нужна защита, и мы даем ее не только словом, но и делом. – Морикава прервался и поднял ножны, чтобы продемонстрировать во всей красе. Они были покрыты темно-красным лаком, отчего блестели, как намасленные, с позолоченными узорами в виде бамбуковых листьев. Обмотка из красно-черного шнура гармонировала с ножнами по цвету. Поистине услада для мужских глаз.
– Этот меч зовется Рендзё, – сказал Морикава-сэнсэй. – У каждого меча экзорциста есть душа и есть имя. Простые люди, те же самураи, тоже дают имена своим мечам, но в нашем случае имя отражает сущность владельца, вы поймете это, когда настанет время церемонии.
Хизаши не любил мечи, вообще любое грубое человеческое оружие. Мысль о том, что ему придется таскать с собой повсюду тяжелую железку, вгоняла в уныние. Покосившись по сторонам, он обнаружил на лице Мадоки предвкушение, а на лице Кенты – серьезную сосредоточенность.
– Кагуцути-но ками считается покровителем кузнечного дела, и сами кузнецы, кующие мечи, отмечены божеством. Среди них встречались такие мастера, из-под молота которых выходили легендарные мечи, несущие в мир как добро, так и зло. Есть легенда о кузнеце Оодзуки Такато, что жил больше двухсот лет тому назад. Согласно этой легенде, он был слеп, но Кагуцути-но ками был настолько впечатлен его талантом, что спустился с небес в мир смертных и коснулся его глаз. Конечно, человеческое тело не способно вынести прикосновение божества огня, и веки Оодзуки превратились в страшные ожоги, но взамен на боль он
