Шёлковый шнурок - Владимир Малик

По приказу Карла Лотарингского подтянули батарею, и, когда шаткий наплавной мост заполнился обезумевшими от страха турецкими воинами, пушкари ударили залпом по живой ниточке, движущейся к противоположному берегу реки.

Одно из ядер разнесло в щепки чёлн, перебило натяжные канаты. Мост в месте разрыва начал расходиться и от тяжести множества людей погружаться в воду.

Крики отчаяния, ужаса раздались над широким Дунаём.

Сколько мог видеть глаз — в волнах с мольбой, руганью и проклятиями барахтались те, кто несколько минут назад, шагая по зыбкой переправе, радовался своему спасению. Сейчас они один за другим шли на дно…

— Сгиньте до дзябла! — гремел с берега Спыхальский.

К нему присоединил свой тенорок Иваник:

— Плывите, анафемы, к чёртовой маме, знаешь — понимаешь!

Он хотел ещё что-то добавить — очень любил человек поговорить, — как вдруг почувствовал жуткую боль. Тонкая длинная стрела впилась ему в живот.

— Ой, братцы!.. О-ой! О-ой!.. — закричал Иваник и, выпустив саблю, обеими руками ухватился за древко стрелы, по которому на землю стекали багровые капли крови.

— Не тронь! — гаркнул Спыхальский.

— Иваник, погоди! — закричал и Арсен, увидев, что тот изо всех сил старается вытащить стрелу.

Но Иваник от боли ничего не слышал. А если и слышал, то слова друзей не доходили до его сознания. Он рванул стрелу и… сломал. Древко оказалось в руках, железный наконечник — глубоко в животе.

В глазах у него потемнело, и он медленно склонился на руки Арсена и Спыхальского.

Бой не стихал. Метелица шёл в полный рост, прокладывая саблей дорогу. За ним семенил сухонькими ножками дед Шевчик. Ощеривая беззубый рот, подзадоривал побратима-великана:

— Бей дюжее, Корней! Загоняй аспидов на тот свет, чтоб и духу нашего боялись! И не оглядывайся, на меня надейся. Ежли чего — я подсоблю. Пусть только попробует кто напасть сзади — тут ему и каюк! Моя сабля ещё ого-го!..

— Ну, если ого-го, тогда мне и впрямь нечего бояться! — захохотал Метелица, нанося противнику удар.

Шевчик почему-то не отозвался.

Метелица оглянулся — и оторопел. Турецкое ядро снесло Шевчику голову. Маленькое безголовое туловище старого запорожца, качнувшись, упало на окровавленный труп янычара.

— Шевчик! Брат! Как же это ты?.. Эх! — Метелица в отчаянии рубанул саблей воздух. Его толстые обвисшие щеки задрожали, и из могучей груди вырвалось глухое рыдание…

Союзники окружили спахиев у предмостных укреплений и, несмотря на то что многие из них просили «аману», порубили всех до последнего.

3

Сразу же после боя, коротко переговорив с друзьями — Романом, Палием, Спыхальским, Метелицей, с раненым Иваником, постояв над телами Секача и Шевчика, Арсен облачился в одежду янычарского аги.

— Прощайте, братья! Вам дорога домой, а мне — в другую сторону. Передавайте привет моим и не поминайте лихом!

— Возвращайся скорее, Арсен! — обнял его на прощанье Роман.

— Только со Златкой! — твёрдо ответил Арсен и, вскочив на коня, помчался берегом Дуная к югу…

В тот же день казачьи полковники Палий, Самусь, Искра и Абазин пришли в королевский шатёр. У короля сидел гетман Яблоновский.

— Ваша ясновельможность, — начал Палий, — мы честно выполнили свои обязательства. Турок разгромлен, и завтра королевское войско отправится домой. Казаки хотели бы сегодня получить ратными трудами и кровью заслуженную награду, а мы — приговорные грамоты на города Фастов, Немиров, Корсунь и Богуслав, как обещал нам от имени вашей ясновельможности королевский комиссар полковник Менжинский…

— Спасибо, Панове! Благодарствую, пан Семён! — Собеский подошёл к Палию и, положив ему на плечи свои тяжелые руки, посмотрел прямо в глаза полковнику. — Казачье войско воевало доблестно, не жалея ни сил, ни крови… Я написал своей жене королеве Марысеньке, как твои казаки, пан Семён, помогли нам в самую тяжкую минуту… Но ведь таких денег я не вожу с собою! Прибуду в Варшаву — пришлю казначея, и он выплатит все, что положено. А приговорные грамоты…

— Приговорные грамоты тоже можно выслать из Варшавы, — вмешался гетман Яблоновский, холодно поглядывая из-за стола на полковников. — К чему такая поспешность? Сейм обдумает, решит…

— Нет, пан гетман, — возразил Палий, — отложенный только сыр хорош…

— Но, но, полковник, не забывай, с кем говоришь! — вспыхнул высокомерный Яблоновский. — Я не потерплю, чтобы меня поучали холопскими присказками!

— А мы, пан гетман, не нуждаемся в посреднике в нашем разговоре с его ясновельможностью! — отрубил Палий. — Приговорные грамоты обещал нам не сейм, а король!

— Однако ж… — Яблоновский вскочил на ноги, и рука его потянулась к сабле.

— Панове! Панове! — Собеский повысил голос. — Этот спор ни к чему! Пан Станислав, ты ставишь меня в неловкое положение… Я действительно обещал казачьим полковникам дать приговорные грамоты на те города и земли, где они живут со своими казаками… Я человек слова. И грамоты уже подписаны мной. Вот они. — Говоря это, король открыл ларец, стоявший в изголовье его походной кровати, достал пергаментные листы, вложенные в сафьяновые переплёты, и вручил их полковникам. — А деньги получите, когда вернётесь домой… Об этом не беспокойтесь!

Полковники были разочарованы и не пытались скрыть это.

— Как нам идти к войску, ваша ясновельможность? Казаки надеются, что мы принесём деньги! — воскликнул Искра. — При разделе трофеев нас тоже обошли… Самое лучшее забрали австрийцы, чуть похуже — поляки, а нам, не во гнев сказать, дулю с маком!

— Слово чести, я не потерплю такого тона, каким разговаривают паны полковники с королём Речи Посполитой! — вновь вспылил Яблоновский.

Но Собеский, настроенный миролюбиво, расхохотался:

— Ха-ха-ха! Полковник метко выразился, пан Станислав! Ибо Леопольд и венский двор всем поднесли дулю с маком! И если бы я не был заинтересован в том, чтобы до конца разгромить турок, то плюнул бы на всю эту кампанию и ещё из-под Вены вернулся домой!

Полковники откланялись и вышли из шатра.

— Обдурят нас паны, — сердито пробурчал Абазин. — А казаки намылят шею!

— Сказал пан — кожух дам, да словом его не согреешься, — поддержал товарища Искра. — Не видать казакам денег как прошлогоднего снега!

— Я тоже так думаю, — сказал Палий. — Вот — дал нам король бумажки, то есть заплатил за нашу кровь нашей же землёй, — и бывайте здоровы!

— Боюсь, друзья, как бы не попали мы снова в ляшскую кабалу! — воскликнул Самусь. — Обещают паны деньги, приговорные грамоты дают, а как почувствуют в себе силу — на шею сядут!

— С той поры, как разорвал проклятый Юрась Украину на две части, — все наши беды! Конечно, король мягко стелет, да жёстко спать нам будет, — согласился Палий. — Панство уже сейчас примеряет ярмо на наши шеи. Видали, как расхорохорился Яблоновский? Готов был с саблей наброситься!