Земля Кузнецкая - Александр Волошин

— Мудрости нам нехватило! — Рогов медленно вышел из-за стола и, остановившись против проходчика, повторил: — Мудрости Афанасия Петровича! Мы с тобой в эту неизведанную дорогу запаслись инженерными расчетами, не плохой сноровкой, великим желанием добиться цели, а вот мудрой трезвости у нас нехватило. Виноват тут, конечно, и я, но в первую очередь виноват ты. Я понимаю, что у тебя была, может быть неясная, но была мысль доказать отцу, что он не зря учил своего сына. Поэтому ты и не подпустил его даже близко к своему многозабойному методу. Это, Гриша, и не сыновний поступок и не партийный! Вот что.

— Я ему так и сказал сегодня, — ответил Григорий после раздумья и опять открыто, с облегчением глянул в глаза Рогова.

— Что же дальше?

— Дальше? — Григорий развернул тетрадь. — Вот новый график, Павел Гордеевич, хотя и старый был не плохой. Но тут немного другой принцип… Отец помог.

Слушая проходчика, Рогов удовлетворенно кивал, Да, добавить к новому графику что-нибудь трудно, все выглядит и стройнее и проще. Многозабойный метод осуществляют не проходчик с помощником и несколькими подсобными рабочими, конкретно ни за что не отвечающими, а комплексная бригада проходчиков, в которой каждый знает свое место, свое дело и время для него. Осуществляется поточная линия, своеобразный конвейер с целым рядом последовательных операций. Рогов не согласился с Григорием только в одном пункте. В обрезном штреке попрежнему много времени отнимала ручная перекидка угля — это притормаживало всю систему.

— Вычеркни! — распорядился Рогов. — Я передумал. Подтянем сюда ленточный транспортер. На машину, Гриша, и… к черту этот потогонный участок.

— Ну, Павел Гордеевич, — Григорий откинулся на спинку кресла, — втянули вы меня по уши в этом дело! Рогов рассмеялся.

— Сам втянулся, и нечего здесь хвастать. Отправляйся и разговаривай со своей комплексной бригадой. Только предупреждаю! — он хитро, как-то мужиковато прищурился. — Предупреждаю, Гриша: домой из шахты неумытым не ходить.

Прощаясь, Григорий признался:

— Нескладно вчера у меня получилось, мать захворала.

ГЛАВА ХХХIII

«Крутым шестидесяти градусным взмахом широкая подземная выработка — лава на пятьдесят метров уходит вверх. Кровлю поддерживают толстые стойки. Грудь забоя — угольный целик представляет симметричную зигзагообразную линию «уступов», похожую на перевернутую гигантскую лестницу с трехметровыми ступенями. Лава — передний край трудного шахтерского наступления, в лаве рождается угольный поток и течет, течет отсюда по шахтным дорогам — штрекам и квершлагам, выносится главным подъемом на-гора, подхватывается транспортерными лентами, падает в бездонные бункера, наполняет вагоны и мчится дни и ночи за тысячи километров и где-то на заводах, электростанциях превращается в пар, свет, тепло. Тепло и свет трудами забойщика-светоносца рождаются в лаве!»

— Ты слышишь, светоносец, как тебя Сашка расписал? — с усмешкой спрашивал Данилов, свертывая листок городской газеты.

…Это началось утром, после напряженной ночи в больнице. Наряд раздавал не помощник, как они опасались, а сам Дубинцев. Поговорили с ним недолго и даже не поговорили, а только коротко предложили выдать из длинной лавы эшелон угля за смену. Николай стремительно выпрямился и тут же заговорщически оглянулся.

— Тсс! Не звоните…

Оказывается, он давно уже носится с этой мыслью, расписал график, подготовил инструмент, разговаривал с новым начальником транспорта — тот обнадежил. И лава — как раз после посадки. Все готово и ждет только счастливого случая.

— Это не случай! — обиделся Данилов. — Не думай, что у нас тяп-ляп — встали утром, и взбрело в голову.

— Терпения нет, — добавил Сибирцев и поглядел на Степана.

И снова встали перед их глазами, снова ожили в сердцах короткое совещание вечером, длинная ночь в Тониной больнице, и снова великое нетерпение охватило их обоих. Перебивая друг друга, рассказали об этом Дубинцеву.

Николай крепко встряхнул Сибирцева за плечи, не сказал, а выдохнул:

— Давайте!

И прав он потом был, когда кричал по телефону Рогову, что в лаве у него светопреставление. Да, в лаве все восемь часов стоял непрерывный грохот, уголь лавиной катился вниз, к спусковым печам. А тут еще, как на грех, из-за аварии в энергосистеме выключили энергию. Когда электровозы застыли на перегонах, в подсобных бригадах словно искра проскочила: люди бросились к соседним участкам, хватали порожняк, где только можно, и вручную гнали его к длинной лаве.

Первые два часа дались Данилову не легко, но потом он вдруг сразу окреп, вошел в темп. С Сибирцевым они почти не разговаривали, работа захватила, как песня, и чудилось, что слушают ее сотни шахтеров.

Часов около двенадцати в лаве случилась беда. Только что отпалили восемь средних уступов. Подтянув силовые кабели, забойщики бросились вверх, и вдруг Сибирцев осел.

— Ну, что ты? — подосадовал Степан. — Скорее!

Но тот молча крутнул головой и, подавшись в сторону от забоя, приглушенно крикнул:

— Уходи! Булка!

Степан тоже невольно отпрянул. Кто ожидал такой напасти, пласт до сих пор был чист, как стеклышке!

«Булки», включенные в угольный пласт, — это круглые булыжники весом иногда до нескольких центнеров. Встречались они редко, и, тем не менее, шахтеры их не любили. Грохнет такая махина вниз по лаве — с треском летят перебитые стойки, закупоривается спусковая печь, — возни на целую смену, а угля нет.

— Ну? — Степан нетерпеливо повернулся к товарищу. — Что ж теперь, молиться на нее?

Заметив, что Сибирцев все еще нерешительно мнется, он первым приблизился к опасному месту, посветил и снова против воли подался на шаг в глубь забоя.

— Ого, какая чертовщина! Даже во сне такое трудно увидеть.

Оголенный силой взрыва валун или, как его еще называют, «колчедан» держался за пласт, примерно, одной третью своего круглого яйцеобразного тела. Степан еще подумал, что этот «колчедан» похож издали на мутносерый выпуклый глаз, тупо, бессмысленно глядящий из черного угольного массива.

Подошел Сибирцев.

— Фокус? — спросил Степан.

— Фокус-мокус, — Георгий сплюнул. — Знаешь, каких шишек может наставить?

— Шишкам замер потом сделаем. Ты думай, как вышибить это бельмо.

— Как?.. Взрывать надо. Пропала смена!

— Не ерунды! Как это пропала?

— А так, пока скважины пробьешь, время-то убежит.

— Убежит! — Степан торопливо сбросил брезентовую куртку. — А ну, давай!

Всю смену они, по выражению Дубинцева, работали, как сто чертей, а для следующих двадцати минут и слова нельзя было подобрать. Ниже больного уступа настлали полок из горбылей, укосиной в глубь породного завала, чтобы куски булыжника при взрыве отнесло в сторону. Бурить не стали — долго и опасно. Взрывчатку пристроили на «булку» внашлепку. Взрывник, ходивший вокруг на цыпочках, с сомнением крякнул.

— Ничего, дядя, — успокаивал Степан, — по закону газы во все стороны свищут.

— То-то и беда, что во все стороны, — погоревал дядя, — а мне нужно, чтобы они по камню ударили.

Втайне Данилов и сам опасался, что толку от взрыва не получится, но что ж было делать, не сидеть же сложа руки, к тому же, снизу подсобники кричали:

— Эй, рекордисты, запарились? Давай уголь!

Хорошо, если булыжник держится в угольном массиве достаточно прочно, тогда взрывом его действительно разнесет на куски, а если нет, если этот треклятый «колчедан» ждет только малейшего толчка? Тогда…

Степан даже зажмурился. Тогда камень с удесятеренной силой, как пушечное ядро, прочешет лаву до самого низа.

Вышли в нижнюю просеку и невольно прислушались к тишине.

— Так как прикажете? — взрывник нерешительно вставил ключ в замок запальной машинки. — Я, конечно, могу крутнуть.

Сибирцев вопросительно посмотрел на Данилова, тоже что-то хотел сказать, но Степан только плотнее прижался спиной к стойке, зажал лампу между коленями и круто оборвал разговор:

— Крути, товарищ, а то я и сам могу!

Угловато двинув плечом, товарищ крутнул.

Сквозь взрыв прислушались, затаив дыхание: не загрохочет ли сверху каменная громада?.. Нет, снова тихо. Значит…

— Порядок, — подытожил запальщик.

И снова пошло, загрохотало. Данилов на лету подхватывал очередную стойку, а через минуту она уже упиралась обоими концами в древние породные толщи — тронь такую обухом топора, зазвенит басовитой струной. Молоток Сибирцева изнывал в бешеной скороговорке, как автомат в руках опытного солдата.

В лаву все время заглядывал Дубинцев, он уже еле на ногах держался: не столько темп забойщиков, сколько перебои на транспорте вымотали его. Наконец пришлось все-таки рассекретиться. Он соединился по селектору с начальником шахты.