Ночь всех святых - Антон Леонтьев

Я отправилась выполнять приказание «хозяйки», а через несколько минут на кухню по винтовой лестнице спустился Оскар Наттохдаг. К тому времени я припомнила рассказы батюшки – так и есть, представители шведского графского рода в самом деле были Хранителями одной из черных библий.

– Княжна, вам нельзя оставаться здесь! – заявил молодой человек безапелляционно. – Если вас вычислят, то немедленно уничтожат.

– Меня не вычислят, – покачала я головой.

Оскар взял меня за руку.

– Я же вас узнал? Могут узнать и другие. Вы ведь не хотите допустить, чтобы красные комиссары использовали те библии, что находятся сейчас в их распоряжении, для заключения пакта с полиморфом? Так давайте действовать вместе!

Он говорил так убежденно и проникновенно, что на мгновение я задумалась над его словами. Но потом твердо ответила:

– Нет, я предпочту играть по своим правилам, граф.

Сверху раздался игривый зов – Поличка, кажется, разыскивал зеленоглазого красавца.

– Вас уже ищут, – сказала я.

– Княжна, мне небезразлична ваша судьба, – продолжил убеждать меня Оскар. – Потому что вы из рода Хранителей. И потому что ваш отец, как я слышал, умер. Если умрете и вы, то род Хранителей прервется, и тогда некому будет нести ответственность за черную библию. Если вам понадобится помощь…

Он скороговоркой продиктовал адрес, и тут на кухню завалилась пьяная компания разнузданных гостей.

Несколькими минутами позже, принеся в салон шампанское, я заметила, что Оскара там уже нет – он по-английски ретировался, к великому сожалению Полички…»

«Через два дня в Москву вернулся Прохор Тимофеевич. Причем красный комиссар был чернее тучи. В старой столице случилось нечто непредвиденное – пропало немало царских и великокняжеских драгоценностей, и в их пропаже обвиняли именно его. Не знаю, был ли Прохор Тимофеевич причастен к преступлению или всего лишь стал жертвой интриг, но следующей ночью в особняк заявились облаченные в шинели и кожанки личности. Начался обыск, на советском жаргоне – шмон. Комиссара и его «личного секретаря» вытряхнули из кровати, где они нежились на розовом шелке.

Внезапно послышался грозный голос, и появился человек, в котором я узнала одного из главных деятелей новой России – главу ВЧК Феликса Дзержинского. Он влетел стремительным шагом, чем ввел в ступор проводивших обыск комиссаров низшего ранга. Те к тому времени обнаружили в тайниках груду золотых червонцев, вместительный сундучок, забитый сияющими драгоценностями, и студенческий тубус для транспортировки чертежей. В последнем находились вырезанные из рам полотна старых итальянцев.

На товарища Дзержинского эти мелочи не произвели ни малейшего впечатления. Стоило ему повести бровью, как мелкие комиссары исчезли, даже не прихватив с собой обнаруженные сокровища. Поличке и мне было велено убраться, и я ретировалась. «Личный секретарь» тотчас заперся в будуаре, я же осталась в коридоре, внимая беседе всемогущего Феликса и Прохора Тимофеевича.

Они говорили о черной библии! А еще о предстоящем ритуале, и что товарищ Ленин возлагает на церемонию очень большие надежды. Наконец завели речь о том, где хранится ужасная книга, и я возликовала. Но вдруг услышала крик.

Обернувшись, я заметила облаченного в черный кожаный плащ комиссара из свиты товарища Дзержинского. Только этот комиссар был мне знаком – он оказался одним из тех блестящих офицеров, что заявлялись вместе с Распутиным в наше имение. И он тоже узнал меня! Его глаза вспыхнули красным, а лицо стало трансформироваться в морду версипля. Клацая зубами, монстр кинулся на меня.

Я толкнула дверь и влетела в залу, где Прохор Тимофеевич и товарищ Дзержинский обсуждали секретные дела. Метнулась к сияющей куче обнаруженных в тайнике ценностей, выхватила большой серебряный крест, украшенный изумрудами и сапфирами, и метнула его в рычащего версипля.

Крест угодил ему прямо по лбу и пробил его, как будто это была не кость, а фанера. Монстр завертелся на месте, жалобно скуля, от него валил сизый дым. Серебро взяло верх!

Прохор Тимофеевич, завидев это, затрясся и бухнулся в обморок. А товарищ Дзержинский только хмыкнул, и его глаза вдруг запылали огнем. Он тоже был полудемоном!

Не дожидаясь окончательной трансформации, я подбежала к окну, швырнула в него стул и выпрыгнула через образовавшееся отверстие на улицу. А затем побежала как можно быстрее вверх по улице. Обернувшись, я заметила «железного Феликса» на фоне освещенного окна – фигура у него была человеческая, а вот морда волчья! Он явно не решался броситься за мной, потому что на улице, несмотря на поздний час, царило оживленное движение.

Но меня преследовали его верные сатрапы. Я плутала по улицам и переулкам, пока наконец не убедилась, что сумела оторваться от погони. И только потом заметила, что у меня слетела с ноги одна туфля, а одета я лишь в форму горничной. На улице же, несмотря на конец марта, стоял трескучий мороз.

В голове у меня всплыл адрес, продиктованный Оскаром Наттохдагом. Но в Москве я ориентировалась плохо, а час был поздний, я запросто могла стать жертвой если не версиплей, так грабителей и убийц.

Я подняла голову, пытаясь понять, где нахожусь, – и вдруг разглядела спасительную надпись. Я стояла на той самой улице, которая мне требовалась. До нужного дома было рукой подать.

Однако окна особняка оказались темны, как глазницы черепа. Я принялась барабанить в дверь, но никто мне не открывал. Я в изнеможении опустилась на ступеньки, чувствуя, что меня трясет от холода. А потом неожиданно для себя самой потеряла сознание…»

«Когда я пришла в себя, то поняла, что нахожусь в жарко протопленной комнате. Пылал камин, я лежала на софе, укрытая медвежьей шкурой. Перед камином кто-то стоял – спиной ко мне. Я издала тихий стон, и человек повернулся. Это был Оскар Наттохдаг.

Меня – без сознания и без признаков жизни – он обнаружил на крыльце дома, где жил, когда вернулся туда под утро. Оскар выкупал меня в горячей ванне, а потом растер тело коньяком сорокалетней выдержки. Я, конечно, заработала простуду, однако воспаления легких удалось избежать.

Узнав, что он видел меня нагой, я сначала смутилась, но потом успокоила себя, вспомнив, что молодой аристократ разделяет эротические пристрастия красного комиссара Прохора Тимофеевича и его Полички. Иначе бы последний не пригласил его на свой «сабантуйчик».

Видимо, поняв ход моих мыслей, Оскар расхохотался и пояснил:

– Я знал, что мне потребуется проникнуть в особняк красного комиссара, поэтому использовал его любовника. Однако, княжна, могу вас уверить, я отнюдь не разделяю его неестественных пристрастий.

Оказалось, что Оскар прибыл в Россию еще до октябрьского переворота, желая изъять похищенную у рода Вечорских библию. Вести о трагедии в нашем имении распространились среди семейств Хранителей. А так как мой батюшка погиб, и я тоже слыла умершей, то позаботиться о черной библии надлежало другим Хранителям.

– Советскому режиму требуются деньги. Советскому режиму требуется оружие. Советскому режиму требуются опытные военные. Под видом предпринимателя из Скандинавии я и прибыл сюда, – рассказывал Оскар. – Но моя цель – не допустить контакта большевиков с полиморфом. Ведь иначе…

Он посмотрел на меня, и я вдруг поняла, что влюбилась. Так просто это и произошло. Оскар завоевал мое сердце и стал мне дороже всего на свете! Но заговорила я, не подавая виду, какие страсти бушуют в моей душе:

– До весеннего солнцеворота осталось всего ничего. А обе книги все еще у них. Я должна помешать ритуалу…

Оскар мягко поправил меня:

– Княжна, вы еще больны, так что помешать большевикам могу только я.

– Нет, мы вместе сделаем это! – парировала я.

И Оскар, подумав, согласился…»

«Моему новому напарнику удалось раздобыть информацию о том, где должна будет проходить черная месса – в Кремле, в древней зале времен Иоанна Грозного прямо под Спасской башней.

Я приуныла, понимая, что проникнуть туда нам вряд ли удастся, ведь охрана у красных версиплей отменная. А Оскар развеял мою печаль, сообщив:

– Попасть в Кремль по суше и даже по воздуху действительно невозможно. Остается одно – использовать подземные ходы, ведь вся историческая часть Москвы буквально стоит на них.

Оскар, два его помощника и я спустились под землю в начале десятого утра того памятного дня. Дорогу нам показывал юркий подросток, ориентировавшийся в подземном городе лучше, чем кто бы то ни было.

Мы долго шагали по подземельям и оказались наконец перед чугунной решеткой, сквозь которую просматривался зал, выложенный каменной плиткой и освещенный пылающими факелами.

Времени у нас было предостаточно. Наш юркий проводник удалился, а мы, сбив замок с решетки, открыли ее, проникли внутрь и принялись за приготовления.

Примерно около шести вечера раздался скрежещущий звук – появились несколько типов в кожаных крутках, притащивших каталку, на которой лежало женское тело – оно требовалось для дьявольской церемонии. Труп положили на большой каменный алтарь, стоявший у стены, и накрыли алым покрывалом с колдовскими символами. Когда типы удалились, я, выбравшись из убежища, подошла к алтарю и приподняла покрывало – моему взору предстала молодая девица, которой кто-то отрезал голову. Я знала, что версипли не ведают жалости, но от вида этого тела мне стало плохо.