Дамнат - Ростислав

Капканщик на мгновение помрачнел. Видно, вспомнил что-то из давно забытого прошлого.

— Договорились. Пойдем, посмотрим, как ты будешь вербовать в помощники человека, чьему подмастерью я только что сломал нос.

«Ненавижу его. Капканщика».

Лив обратила внимание на стоявшую у забора треснувшую бочку, из который вытекал деготь. Он залил охапку полевых цветов. Лив показалось это странным совпадением. Деготь-трактирщик, его жена Цветок…

«Дёготь испачкал цветок», — отрешенно пронеслось в мыслях.

В центре обширной горницы находилось кованое и откровенно уродливое чудище. Многорукое антропоморфное существо с глазами из аквамарина. Вокруг были рассыпаны цветы, в медных плошках зажженны свечи. Обнаженная девушка, распростершись перед идолом, с чувством молилась:

— Зажги во мне свет, о великий созидатель сущего! Зажги во мне свет, бесконечный предвестник благого! Дай объять малую часть необъятного! Утешь слугу свою! Зажги во мне свет!

— Молитва девы сострадательному Кру, — скромно объяснил Родерих. — Она просит дать ей дитя.

«Это же тот самый Кру, — ошарашенно подумала Лив. — Тот самый… Мне же рассказывали… Кто мне рассказывал? Отец Малентий, нет? Рогволод, он же из круан…»

— Уйди пожалуйста, Терния, — попросил Родерих. — Не смущай гостью. Она, кажется, не привыкла к нашим обычаям.

Терния, с вызовом взглянув на потупившуюся Лив, вышла, покачивая бедрами. Почему-то чужая нагота смущала.

— И чего она голая?

Родерих опять улыбнулся. Лив уже начала раздражаться.

— Только с незапятнанной, незамутненной дурными помыслами душой можно обратиться к сострадательному Кру. Нагота символизирует искренность и чистоту воззвания.

— И он подарит ей ребенка?

— Подарит. Конечно, подарит. Дарица — та кто принимает дар сущего, должна возлечь с возлюбленным в полнолуние здесь же, пред его очами и тогда зачнется жизнь.

— Этот возлюбленный — вы?

Слащавая улыбка в мгновение ока стерлась с лица.

— С чего вы взяли? — хмуро спросил кузнец. Сейчас он показался ей уставшим и несчастным.

— С того, что я — видящая идшуканты Канга, а мой спутник — охотник на колдунов. А вы, добрый человек, — архаит, пытающийся навесить на меня приворот. Дальше продолжать?

Иногда Лив могла быть убедительной.

— Будьте благоразумны, и я даже не заберу ваш крючок, — продолжила она. — Вот такая я добрая… В отличие от моего спутника. По разбитому носу вашего подмастерья вы уже должны были понять. Что это, кстати? Я о крючке? У кузнеца это, должно быть, что-нибудь вроде ножичка…или точильного камня. А?

— Монетка. Простая золотая монетка, выкованная вместе с изваянием Кру. Благословенная вещь. Кру благословил ее в пламени моего горна.

— А… Монетка, понятно. Давайте уйдем отсюда. Мне здесь как-то неуютно.

— Тогда пройдемте в беседку.

«Слишком ухоженный сад, для простого кузнеца», — подумала Лив, разглядывая ровно подстриженные клумбы и россыпи цветов. Среди них расхаживали, кроме Тернии, еще две нагие девушки. Родерих провел гостью в увитую виноградной лозой беседку, где на круглом гладко отшлифованном дубовом столе стоял кувшин и две чашки.

— Выпьете? Вино собственного изготовления.

К кузнецу опять вернулась проклятая обходительность.

— Тоже дарицы? — не обращая внимания на предложение, поинтересовалась Лив, указав на девушек.

— Тоже, — не моргнув глазом, ответил Родерих.

— С чистой и незапятнанной душой?

— Пока нет, но… Требуется время.

«Ох и подлец. Ну и шут с ним, развратником».

— Скажите, разве сама статуя не является крючком?

— Да что вы! — махнул рукой Родерих. — Куда уж мне, простому-то кузнецу. Такой большой накопитель сможет осилить разве что… сам камилл.

Родерих многозначительно вздернул бровь.

— Знаете что? — гневно отрезала Лив, — я скажу словами Капканщика, моего спутника: таких, как вы, камилл Рогволод видит разве что на виселице. Всё понятно?

Родерих налил себе вина, пригубил.

— Вы пришли в мой дом, — сказал он. — Избили моего подмастерье. Угрожаете мне. И при этом надеетесь, что я вам помогу. А между прочим, я единоверец с камиллом Рогволодом. Круане своих не бросают…

Лив засмеялась.

— Ах, если бы вы знали Рогволода так же хорошо, как я… Если бы вы знали, кто такие круане на самом деле…

В этот момент в беседку вошла одна из девушек.

— Может, пригласишь новенькую на наш сладкий шабаш? — томно поинтересовалась она, обняв кузнеца за шею и призывно взглянув на Лив. Где-то в саду захохотала Терния.

— Ты что, дура?! — взорвался Родерих, оттолкнув девушку. Она оторопело посмотрела на него. Узкий лоб, нос картошкой — типичная деревенская простушка. Лив так и назвала ее про себя — Картошка. Терния заливалась смехом. Решила подшутить над подругой. — Убирайся! Забирай свои манатки и уматывай к себе, идиотка! И вы тоже! Вы все! Слышите меня? Пошли вон! Вон!!!

Смех в саду оборвался. Родерих жестом подозвал к себе Тернию. Та несмело сделала несколько шагов и остановилась на безопасном расстоянии. Прикрыла груди и лоно руками.

— Шутишь со мной? — зашипел Родерих, схватил кувшин и швырнул в «дарицу». Вино расплескалось, забрызгав цветы. Терния увернулась и заплакала.

Затем они убежали.

— Глупые шлюхи, — сказал кузнец, устало плюхнувшись на скамью.

— Вы и правда морочите им голову о детках? Или же местным нечем платить вам за услуги и вы берете в услужение их дочерей, я права?

— И то и другое и всякое, — угрюмо ответил он. — Да-да! Такой вот я мерзавец! Только вот… в последнее время это не доставляет мне никакого удовольствия.

— Ой-ой-ой! — насмешливо протянула Лив. — Какой вы несчастный, какой одинокий… Вы же не местный? Вы веханец, но… Из столицы? Из Логи?

— Да. Что вам надо? Можете сказать? Спрашивайте и уматывайтесь.

— Дайте я вам скажу, кто вы такой на самом деле?

Кузнец удивленно вздернул бровь.

— Родерих, — начала Лив, — вы должны понимать, что мы здесь не просто так. И я вам не «дарица», которую, заговорив, можно потискать перед вашим истуканом. Такого слова, кстати, нет. Итак. Вы — бывший причетник, или отрок — вы еще молоды, значит были отроком. После Проклятой Ночи вы какое-то время скрывались. Нанялись в ученики кузнецу. Во время «Великой Охоты» были разоблачены и сосланы на каторгу. Скорее всего в Ткему. Только там ставят клеймо на шее, а еще там вы переболели оспой, болотной лихорадкой или чем-то таким. Поэтому носите шарф? Я угадала? А после освобождения вы осели здесь, может, не сразу, покрутились по свету… Почему Кру, можете сказать? Вы же должны знать, что Кру никак не может быть сострадательным. Это кровавый культ.

— Не знаю, — с самым мрачным выражением лица произнес Родерих. — Скажу вам, как человеку умному — такие здесь редки, как вы понимаете, — я хотел очеловечить своего врага. Может, не до конца отдавая себе в этом отчет. Сколько раз я проклинал Канга и Рогволода,