Сиротка для дракона. Боевой факультет (СИ) - Шнейдер Наталья Емелюшка

Родерик на миг растерялся, а у меня внутри что-то сжалось. Веер! Да твари с ним, с веером, у меня ведь и платья-то нет!

— Знаешь, я передумала. — Я постаралась, чтобы мой голос звучал легкомысленно. — Наверное, не стоит злоупотреблять твоим временем. Говорят, можно и медведя научить танцевать, но… — Я пожала плечами и улыбнулась, хотя хотелось плакать. — Но стоит ли оно того? Давай лучше просто погуляем, а на посвящение я не пойду. Не отчислят же меня за это?

— Тебе нечего надеть? — прямо спросил Родерик.

— Да, — не стала скрывать я.

В конце концов, незачем притворяться не той, кто я есть. У девочки из приюта нет бальных платьев, да и вееров тоже нет.

— Не сказал бы, что это большая беда. Военные должны быть на балу в парадном мундире, а ты все же боевик. И неизвестно, кому на самом деле будет неуютнее: тебе в мундире или разряженным барышням рядом с девушкой в мундире.

— Да ладно, — невесело усмехнулась я. — По-моему, все тебе понятно.

Он покачал головой.

— Нет. Мне непонятно, почему девушка, не испугавшаяся дать отпор со сломанной ключицей и ударить парня заведомо крупнее и сильнее себя, боится косых взглядов и шепотков разряженных кур. Надо обладать куриным умом, чтобы смеяться над скудным гардеробом человека, который учится по императорскому гранту.

Он помолчал, внимательно на меня глядя. Я тоже молчала, раздираемая противоречивыми чувствами. Знать, что он считает меня смелой — пусть и не сказал это напрямую, — было приятно. Представлять себя в мундире — пусть даже парадном, со слов Алека, нам должны были выдать их в ближайшие дни — посреди барышень в шелках и драгоценностях — стыдно и, что уж греха таить, страшно. А еще я прекрасно понимала, что Родерик пытается взять меня на слабо, и не хотела поддаваться. В конце концов, не ему стоять под огнем косых взглядов и слушать шепотки за спиной на посвящении.

С другой стороны, если мне не понравится, как на меня смотрят, сбежать с праздника я всегда смогу. А если не пойду — сколько ни уговаривай себя, дескать, не больно-то и хотелось, на самом деле я все равно буду жалеть. И завидовать тем, кто туда пойдет.

— Что ж, хочешь быть трусихой — кто я такой, чтобы тебя уговаривать? — пожал плечами Родерик. — Пойдем, провожу тебя в общежитие.

— Нет! — воскликнула я прежде разума. Вот как у него это вышло — я же прекрасно понимала, что он меня провоцирует, и все равно повелась. — Пусть косятся, пусть хоть окосеют!

А может быть, мне просто не хотелось идти в общежитие, неловко молчать и думать о том, что я происхождением не вышла. И Оливия, и Родерик говорили о моем возможном будущем дворянстве как о деле решенном. Всего-то надо — дотянуть до диплома, попутно изучив множество совершенно неочевидных вещей.

Всего-то…

Родерик улыбнулся.

— Я тоже так думаю. Пусть позеленеют от зависти: ты-то сможешь показать ножки, не нарушая приличий, а в юбках этот номер не пройдет. А ножки у тебя потрясающие.

— Льстец, — рассмеялась я, краснея.

— Разве что совсем немного. — Он снова посерьезнел. — Значит, за неимением веера: скромно опущенные ресницы в ответ на его взгляд будут означать «да», если ты отвернешься — «нет». Только спиной не поворачивайся, это будет грубо.

Я кивнула.

— Итак, ты дала ему знать, что не против. Кавалер подходит… — Родерик улыбнулся, глядя мне в глаза, и от этого взгляда и этой улыбки у меня перехватило дыхание. — Вы так прекрасны сегодня, что любоваться вами — одно удовольствие. Подарите мне радость любоваться вами в вальсе.

И поклонился.

Я сглотнула, на миг ощутив себя огородным пугалом. Немым огородным пугалом.

— С удовольствием. — Голос не слушался, и я выговорила это шепотом.

И вроде бы понимала прекрасно, что его слова — лишь дань галантности, но до чего же хотелось им поверить!

— Все правильно, — снова улыбнулся Родерик, протягивая мне руку. Я потянулась навстречу, и он быстро поправил: — Левую.

Когда я вложила свою ладонь в его, она дрожала. Сама не знаю, чего я так разволновалась.

— Но некоторые кавалеры не понимают намеков, — продолжал Родерик, легонько поглаживая мои пальцы. — Если он тебе очень неприятен, ты можешь отказаться, но тогда этот танец придется пропустить.

— Получается, на самом деле я не могу отказаться? — нахмурилась я.

— Можешь. Если хочешь отдохнуть, если уже обещала этот танец другому или если вы уже протанцевали три танца за вечер.

— Но разве в таком случае он меня пригласит?

Родерик покачал головой, глядя на меня точно на ребенка. Наверное, я и в самом деле задаю глупые вопросы.

— Вечер долгий, он может увлечься и сбиться со счета. Или может сделать это намеренно. Не все барышни нежны и невинны. Не все кавалеры галантны. В любую игру можно играть ради удовольствия — своего и партнера — или ради победы, собирая трофеи.

— А ради чего играешь ты? — сорвалось у меня с языка.

— Ты — не трофей, Нори, — сказал он, спокойно и серьезно глядя мне в глаза. Я замерла на миг, думая, что он меня сейчас поцелует, но Родерик склонился к моей руке — и от касания его губ словно искра пробежала до самого сердца.

А он, выпрямившись, снова улыбнулся — в этот раз так легко и беззаботно, что я окончательно перестала что-либо понимать.

— Вернемся к уроку.

Я тихонько вздохнула.

— Да. Слушаю дальше.

35

Интонации Родерика изменились, словно он читал лекцию. Будто не было ни моих глупых слов, ни его ответа, который на самом деле ничего не прояснил.

— Если танец обещан другому, извинись и скажи об этом прямо. Если нет, но танцевать ты не хочешь, поблагодари и скажи, что тебе надо отдохнуть. Но, как я уже говорил, этот танец придется пропустить.

Я кивнула. Отказать, не обидев. Поддерживать легкий и приятный для обеих сторон разговор.

— Бал всегда начинается с «шагов», — продолжал Родерик, — Но там и учить особо нечего. Шаги и галоп я покажу тебе в последние дни. А пока начнем с вальса. Он простенький, но все же придется потренироваться.

— Простенький? — не поверила я.

— Намного проще, чем, скажем, маривский танец, зато кружит голову в прямом смысле.

Оказывается, он все еще держал мою руку. Погладил ладонь; прежде чем выпустить, отступил на несколько шагов. Я поежилась, когда ветер пробрался под мундир — казалось, до сих пор именно Родерик заслонял меня от него.

— Итак, вальс, — улыбнулся он.

Поднял одну руку, вторую согнул, точно обнимая воображаемую девушку. И тут же в его объятьях возникла девичья фигурка. Белые локоны до талии, кажется, такой тонкой, что Родерик мог бы обхватить ее двумя ладонями, на контрасте с которой бедра казались круглее, стройные ноги в штанах. Я никогда не была особой ценительницей женской красоты, но от этой иллюзии глаз было не оторвать, даже не видя лица. Невысокая, а рядом с ним и вовсе казалась маленькой и хрупкой статуэткой, толкни ненароком — и разобьется.

Родерик посмотрел поверх головы иллюзии и улыбнулся.

— Правая рука лежит в ладони кавалера, левая — чуть ниже его плеча.

Руки девушки взметнулись, а до меня вдруг дошло.

— Это… я?

Он снова широко улыбнулся и кивнул.

Это — я? Это прекрасное видение — такой он показывает мне меня?

— Ты мне льстишь, — выдохнула я.

Он рассмеялся и покачал головой.

— Не отвлекайся. Показываю сперва медленно. Верхняя часть тела практически неподвижна. Следи за ногами. Мужчина начинает с правой ноги, шаг вперед. Ты, соответственно, левой назад. Раз-два-три, раз…

Он закружился по полигону, сначала подчеркнуто медленно, потом все быстрее. Иллюзия следовала за ним, легко и грациозно. Я вздохнула: сейчас мне казалось, что научиться так двигаться невозможно, тем более когда обе ноги левые, как у меня.

Родерик остановился. Фантом исчез.

— Теперь ты, пока одна. Как запомнила, я поправлю.

Я подняла руки. Глянула себе под ноги.

— Спину прямо, — велел Родерик.