Альковные секреты шеф-поваров - Ирвин Уэлш

Ненавижу больницы. Сестры, доктора, жизнерадостные санитары с их вечными шуточками… Всю эту братию ненавижу. Ни на что не годятся. И отца моего уморили. В этих самых стенах, в больнице, якобы оснащенной по последнему слову техники, а на самом деле обреченной на провал — с самого начала, еще до открытия. Как и все в этой стране. Как и наш хваленый парламент. И новогодние торжества, окончившиеся пшиком. Провал — наш шотландский конек, мы на нем собаку съели. Ни одна нация так смачно и упорно не проваливает одно доброе начинание за другим, как это делают шотландцы.

Теперь и брат сюда попал… Та же история: они ничем не могут помочь. Все эти знания, вся забота, все благие намерения — а в сумме выходит ноль. Потому что если не прятать голову в песок, то каждому понятно: Брайан в ужасном состоянии. Они типа ищут ему донора для пересадки печени. Ну-ну! Хорошо ли ищут? А если им заплатить? Сразу бы нашли! Хотя, может, и нет. А если бы и нашли, где гарантия, что печень приживется? Где гарантия, что таинственная болезнь не начнет разъедать новую печень, как разъела старую?

Мой старший брат скоро умрет. Я смотрю на него — и вижу одутловатое желтое лицо, слышу хриплую натугу в голосе. Веки полуопущены, жизнь едва теплится. Самое ужасное — невыносимый запах, гнилая тяжелая вонь. Визитная карточка смерти. Я помню, как эта вонь сочилась из папиных пор, когда он умирал. Я все помню… И мама, бедная мама — опять, как и тогда, проходит все круги ада. Вокруг рушится кое-как отстроенная вселенная, а она только и делает, что возносит молитвы. Американские уроды, правда, перестали наведываться — и слава богу,— но мать по-прежнему ходит в нашу маленькую каменную церквушку на поросшем травой холме. Эта церквушка меня еще в детстве достала! Жуткое, тоскливое место. Как сейчас помню: каждое воскресенье голова болела по утрам от одной мысли, что надо туда идти!.. А мать ни одного дня не пропускает. Мало того, еще и в пресвитерианскую Свободную церковь повадилась ездить. Молодость вспомнила!

Я иногда пытаюсь ее вразумить: повторяю на разные лады, что врачи не дают Брайану практически ни одного шанса. Сама не знаю зачем… Наверное, хочу ее подготовить. Сама-то я уже настроилась — вижу, что мы вот-вот врежемся в беду, как в стену. Но и она должна понимать, что едет в машине без тормозов… Не могу делать вид, что слепо верю в удачный исход. Слепая вера вообще не мой конек. А вот у матери, кроме веры, похоже, ничего не осталось. Да ей и не нужно ничего. Она непоколебимо убеждена, что добродетель Брайана окажется сильнее смерти.

Наконец я не выдерживаю и выбегаю из палаты — кофе попить, куда угодно,— и они остаются вдвоем: мать погружена в молитву, сын — в беспокойный сон. Даже не заметили, что я ушла. А может, заметили…

Зачем она пришла сюда, в божий храм? Зачем говорит с этим человеком, который никогда не знал женщины, по крайней мере официально? Зачем открывает перед ним душу?

Священник терпеливо выслушал длинный рассказ и подробно объяснил, что надо делать. Она сразу поняла, что прочитанная трижды «Аве Мария» действительно поддержит ее, придаст силы, поможет сохранить тайну.

С легким сердцем она покинула церковь Святой Марии, Звезды Моря, куда в детстве ходила с неохотой, а потом, повзрослев, заглядывала тайком лишь в минуты сильнейших переживаний. Дойдя по улице Конституции до перекрестка с улицей Бернард, Беверли Скиннер спустилась к набережной и долго сидела, глядя на роскошных белых лебедей, скользивших по черным водам. Она пыталась понять, какая из нее мать. И какая католичка.

Ну вот, пожалуйста — она исповедалась. Вывернула душу перед священником. А вечером придет Трина: они будут пить водку с пивом «Карлсберг», забьют косячок, врубят на полную «Секс Пистолз», «Клэш», «Стрэнглерз», «Джем», пока соседка сверху, бедная старенькая миссис Каррутерс, не начнет садить в пол костылем. И опять все будет хорошо.

III. Выход. 26. Хирург

Выступление дипломированного

хирурга Рэймонда Бойса

в Эдинбургском университете

перед студентами-старшекурсниками

медицинского факультета

Для человека, избравшего медицину своим призванием и единственной стезей, столкновение с необъяснимым клиническим явлением — самое прекрасное из всего, что может произойти. Или самое ужасное — в зависимости от обстоятельств. В случае с молодым эдинбуржцем Брайаном Кибби, которого мне довелось вести, приходится говорить, увы, о втором варианте.

Напомню факты. Брайан Кибби, несмотря на юный возраст, страдает от неизвестного заболевания, поразившего практически все его внутренние органы и в первую очередь — печень.

Здешней аудитории, думаю, не надо объяснять, как важен для человека этот орган. Нормально функционирующая печень выводит из крови без малого сто процентов болезнетворных бактерий и токсинов; печень же перегруженная и истощенная является коренной причиной бесчисленных заболеваний. Наука с достаточной степенью вероятности показала, что основные разновидности рака обусловлены, в конечном счете, неудовлетворительной работой печени. К тому же современный человек, ежедневно потребляя агрессивную химию с пищей и водой, дыша загрязненным воздухом, изнуряя организм алкоголем и сильнодействующими лекарствами, подвергает печень таким нагрузкам, на которые она изначально не рассчитана.

Мы знаем, что печень — единственный в своем роде орган, способный на полную регенерацию. Об этом было известно еще древним грекам: вспомним хотя бы миф о прикованном к скале Прометее, чью печень в течение дня клевал орел, однако за ночь она полностью отрастала, и наутро хищная птица вновь принималась за свои хирургические упражнения. Этот миф свидетельствует о том, что древние греки интуитивно догадывались об уникальной способности печени самовосстанавливаться, между тем как научный эксперимент по частичной ампутации печени, впервые подтвердивший теорию регенерации, был проведен Каналисом лишь в конце девятнадцатого века. С тех пор прошло более века, а мы так и не разобрались, каким образом запускается этот чудесный механизм.

В случае с Брайаном, однако, вопрос запуска регенерационных процессов является факультативным. Речь идет о запущенном циррозе, налицо хроническое рубцевание. Поражение печени приняло лавинообразный характер, несовместимый с жизнью больного, и единственным выходом является пересадка.

Столь плачевное состояние печени я наблюдал лишь у застарелых алкоголиков в особых клинических случаях, которым предшествовали десятилетия отчаянного пьянства. Но здесь мы имеем дело с человеком весьма юных лет, за всю жизнь не взявшим в рот ни капли спиртного! Признаюсь, поначалу я полностью разделял скептицизм коллег, полагая, что в очередной раз столкнулся со случаем тайного, тщательно скрываемого алкоголизма. Однако сейчас, пронаблюдав больного в стационарных условиях, я вынужден подтвердить: Брайан действительно не страдает тягой к алкоголю! В течение длительного времени он оставался безусловно трезвым, и тем не менее распад его печени продолжается с катастрофической быстротой, к искреннему и безутешному отчаянию родных.

Итак, алкоголизм был исключен из списка возможных причин. Оставалась еще вирусная инфекция, которая в западном обществе, как известно, является одной из ведущих причин поражения печени. Каждый из присутствующих знает, что вирусный гепатит особо губителен для клеток печени. Однако взятые у пациента анализы не показали наличия в крови вирусов, и предположение об инфекции тоже пришлось отмести.

Медицине также знаком такой класс заболеваний печени, как аутоиммунные расстройства, когда лейкоциты испытывают, образно говоря, «биологическое помешательство» и вместо того, чтобы сражаться с вредными бактериями, набрасываются на печень. Обследование Брайана на предмет подобного расстройства еще продолжается, но однозначных результатов пока нет.

Как это обычно бывает в тех областях познания, где наука оперирует недостаточной информацией, у медиков есть так называемая «корзина для бумаг», куда отправляются патологии с невыясненным анамнезом. Одной из таких патологий является криптогенный цирроз печени. К сожалению, медицина может лишь диагностировать его проявления и не в силах предложить какое-либо лечение.

Исследования показали, что организм Брайана время от времени, чаще всего ночью, испытывает сильнейший химический шок. Уровень различных токсинов в крови повышается скачкообразно, словно в результате инъекции. Следить за этими чудовищными приступами одновременно и жутко, и крайне увлекательно. Мы будем продолжать наблюдения и анализы; надеемся, что состояние больного нам это позволит.

Времени, однако, остается все меньше — хирургическое вмешательство неизбежно, и откладывать его нельзя. Брайану жизненно необходима пересадка. Как только найдется донор, мы сразу же проведем операцию.