От Волыни до Подыни – легендарный Брусиловский - Александр Бобров

Но, во-первых, большинство малороссов воевало в русской армии и не могло оккупировать себя самоё, а, во-вторых, истинный цвет киевской интеллигенции, такие как Михаил Булгаков или Владимир Вернадский, по-разному оценивали эти события, но совершенно с патриотической, общерусской точки зрения. В общем, все надеялись, что 1916 год явится годом перелома, подорвавшим в корне военную мощь Центральных держав и, наоборот, доведшим силы Антанты до высшего развития. Это был год, окончательно выявивший, что войну ведут народы, а не армии. Вопрос о пропаганде, о воздействии на всю народную массу идей в ходе войны стал включаться неотъемлемой частью в работу оперативного немецкого штаба Эриха Людендорфа, при котором в конце 1916 года организуется особое отделение пропаганды.

Общая обстановка истекшего года ясно показывала Центральным державам, что война ими проиграна, а потому в декабре они делают попытку начать мирные переговоры, но выставляют условия, совершенно не соответствовавшие соотношению сил обеих сторон, а потому попытка эта не находит отклика у держав Антанты. Последние вступили в 1917 год с самыми лучшими предзнаменованиями и надеждами, но неудачное весеннее наступление генерала Нивеля, а главное, революция в России нарушили эти ожидания, и, сознавая невозможность своего единоборства с Германией, Антанта отказалась от намерения окончить войну в этом году. Она перешла к накапливанию сил и средств борьбы, к истощению сил противника с помощью своей могущественной техники, к ожиданию подхода новых сил в лице американской армии и финансовой мощи.

«В минувших боях, – констатировали западные аналитики, – особенно выявилось преимущество атаки перед обороной даже в отношении потерь. Потери атакующего при широком снабжении его техникой и при надлежащем ее использовании были во много раз меньше потерь обороняющегося». Но ведь именно это, вопреки утверждению великого историка и современника Ключевского и проповедовал Брусилов! Кстати, и генерал Щербачёв, командующий 7-й армии, в которой воевал мой отец, в трудной ситуации рапортовал: «Не могу дольше держаться, а потому перехожу в наступление».

…24 мая 1917 года в Каменец-Подольске Брусилов попрощался с работниками штаба Юго-Западного фронта и отбыл к новому месту службы – в Могилёв. Выразительную картину встречи нового Верховного главнокомандующего в Ставке оставил А. И. Деникин: «Могилёв принял нового Верховного Главнокомандующего – необычайно сухо и холодно. Вместо обычных восторженных оваций, так привычных «революционному генералу», которого толпа носила по Каменец-Подольску в красном кресле, – пустынный вокзал и строго уставная церемония. Хмурые лица, казенные фразы. Первые же шаги генерала Брусилова, мелкие, но характерные эпизоды еще более омрачили наше настроение. Обходя почетный караул георгиевцев, он не поздоровался с доблестным израненным командиром их, полковником Тимановским и офицерами и долго жал руки солдат, посыльного и ординарца, у которых от неожиданности и неудобства такого приветствия в строю выпали из рук ружья, взятые «на кара-ул»«.

Первый приказ нового Верховного гласил: «Скоро три года, что мы ведем эту беспримерную войну, которую пора кончить, и свободная наша Россия имеет право требовать от своих революционных армий и фронта полного напряжения всех наших сил и средств, дабы разбить коварного и непреклонного врага… Я призываю вас, всех русских воинов, сплотиться вокруг красного стяга с девизом: «свобода, равенство и братство» и ринуться на врага, сломать его и разрушить навсегда германский милитаризм, давящий своей безумной тяжестью народы всего мира… Итак, будьте готовы жертвовать собой, чтобы закрепить во что бы то ни стало наше достояние, а там, где это окажется нужным, по первому приказу, броситься на врага и разбить его».

11 июня 1917 года в газете «Утро России» была опубликована статья журналиста Т. Ардова, побывавшего в Ставке и встретившегося с новым Верховным главнокомандующим. «Почему-то я привык представлять себе Брусилова высоким человеком, – писал Ардов. – А он ростом невелик. И это поразило меня. Впрочем, и весь он поразил меня – вся его сухая и удивительно пропорциональная и оттого кажущаяся легкой и моложавой фигура и особенно его лицо, тоже сухое, нервное, худое, подтянутое, с впалыми щеками… Хотя лицо у А. А. Брусилова не длинное, с большим, четко очерченным лбом, захватывающим с боков часть черепа, на голове, выдаваясь мыском вперед ровной щеткой, густо торчат почти седые волосы. Но что особенно поразило меня, это взгляд его серых глаз… глаза Брусилова горят каким-то странным огнем, когда он улыбается… Смысл его слов… все «образуется», нужны только такт, умение и смелость… Как, неужели только он, вот этот маленький сухонький человек, этот скромный, обыкновенный генерал, не блещущий ни академической ученостью, ни величием государственной карьеры, один только знает, как спасти армию, один только нащупал правильный путь? Должен сказать, что во многих кругах эта смелость вызывает сомнение. Качают головами: «Дай Бог ему, но только…» и не договаривают… А я сидел и задавал себе вопрос: «Ведь если взялся, так, значит, знает? Ведь иначе-то не может быть». А он все повторял: «Я не пророк. Я только исполняю долг, а остальное не от нас. Но уповаю, что все будет успешно…» Я не знаю, что будет. Может быть, упования генерала не сбудутся. «Это не от нас». А. А. Брусилов взял управление армией в такую минуту, при таких условиях, что если даже успех и не увенчает его работу, вина не на нем. Все равно, даже тогда он принесет пользу России».

Главной заботой Брусилова на посту Главковерха стала подготовка давно обещанного союзникам по Антанте летнего наступления. Сроки его постоянно сдвигались. В каком состоянии находились русские армии, которым предстояло наступать, можно судить по результатам совещания, проведенного 9 июня главнокомандующим Западным фронтом генерал-лейтенантом А. И. Деникиным: «3-я армия. Армейский комитет по составу удовлетворительный… Дивизионные комитеты настроены хорошо и являются помощниками начальников дивизий… По настроению впереди других стоит артиллерия: наступление ею приветствуется. В пехоте настроение более пестрое. Лучше других 20-й корпус… Несколько слабее пехота 15-го корпуса. Еще слабее 35-й корпус… 10-я армия… Лучше других настроена артиллерия. Наиболее крепким следует считать 1-й Сибирский корпус… 2-й Кавказский корпус особенно болезненно переживает переход от старого режима к новому и, по оценке командующего армией, 2-я Кавказская гренадерская, 51-я и 134-я дивизии по своему настроению небоеспособны… 38-й армейский корпус настроен спокойнее… Численность армии продолжает заметно уменьшаться. Общее отношение солдат 10-й армии к наступлению скорее отрицательное… 2-я армия. Армейский комитет малоинтеллигентный, несамостоятельный, слепо идет за фронтовым комитетом, даже и в его крайних проявлениях… Настроение вполне хорошее в артиллерии, в пехоте пестрое, но вообще гораздо худшее, чем в других армиях… Дезертирство с фронта почти прекратилось. Братание наблюдается редко, одиночными людьми. Укомплектования поступают на фронт так скверно, что некомплект угрожающе прогрессирует». На этом докладе Брусилов наложил красноречивую резолюцию: «При таком настроении стоит ли подготовлять тут удар».

И тем не менее «подготовляли». Чтобы понять, в какой обстановке готовилось летнее наступление, достаточно упомянуть, что 8 июня съезд фронтовых комитетов Западного фронта высказался против проведения операции, 18 июня – за и 20 июня – снова против. Попутно свое мнение высказывали также другие комитеты, например Минский совет рабочих и солдатских депутатов (постановил не наступать), дивизионные (в 169-й дивизии – постановил считать наступление изменой революции) и т. п. И такая ситуация была на всех фронтах. Работа по подготовке операции фактически легла на плечи офицеров, которые должны были одновременно заниматься своими прямыми служебными обязанностями и буквально упрашивать солдат идти в наступление.

В ближайшем тылу на импровизированных трибунах захлебывались от крика ораторы, призывавшие солдат проявить сознательность и защитить завоевания революции от германского империализма. Не раз на позиции в роли «главноуговаривающего» выезжал и Верховный главнокомандующий А. А. Брусилов. Однако с его посещениями частей нередко выходили конфузы. Один из них описан в мемуарах А. И. Деникина: «Штаб армии ошибочно уведомил войска, что едет Керенский. Невольный подмен вызвал сильное неудовольствие и брожение в войсках; многие части заявили, что их обманывают, и, если сам товарищ Керенский лично не велит им наступать, то они наступать не будут. 2-ая Кавказская дивизия послала даже делегацию в Петроград за справкой. С трудом удалось успокоить их обещанием, что товарищ Керенский приедет на днях. Пришлось пригласить военного министра. Керенский приехал с неохотой, уже разочарованный неудачным опытом словесной кампании на Юго-Западном фронте. Несколько дней объезжал он войска, говорил, пожинал восторги, иногда испытывал неожиданные реприманды; прервал объезд, будучи приглашен в Петроград 4 июля, вернулся с новым подъемом и новой темой дня, использовав в полной мере «нож, воткнутый в спину революции». Но, окончив объезд фронта и вернувшись в Ставку, решительно заявил Брусилову: