Одна на краю света - Марина Галкина

Под гидрокурткой, в кармане штормовки, лежит кусок вяленого мяса. Стоит только подумать о нем, как рука уже тянется за пазуху, и я аппетитно жую копченую жвачку. Как я раньше так мало ела, теперь и не представить. Теперь, после отдыха, желудок у меня снова растянулся и постоянно требует еды.

Свист несется над рекой, и быстрая легкая фигурка скатывается к реке по склону. «Куда вы? Мы здесь! Отсюда ближе к лагерю!» Молодой парень высокого роста облика типичного североамериканского индейца с Великих равнин — угловатые черты лица, острый с горбинкой нос, прямые смоляные волосы по плечи, черные глаза, пронзительный взгляд — ведет меня к стоянке. На кукане у него болтается пара крупных хариусов — он ловил на реке рыбу после дежурства в стаде. В его осанке, действиях, походке — во всем облике — сквозит внутренняя гордость, уверенное спокойствие, достоинство. Парень хранит молчание, отвечает лишь на мои вопросы: «Как тебя зовут?» — «Вова». Нелепо звучит это уменьшительное имя в устах семнадцатилетнего человека, настоящего оленевода, взрослого по действиям, ответственности за оленей.

Две небольшие брезентовые палатки и трактор с деревянным балком на прицепе показываются впереди. На взгорке, перед раскинувшемся в замкнутой чаше между холмами озере подле затухающего костра сидит несколько человек — пастухов-чукчей. Один мужчина немного выделяется из них своей внешностью — этакий классический, заросший, бородатый, смуглый, славянского типа геолог в штормовке, на голове — вязаная шапочка. Оказывается, это тракторист, а по совместительству и радист, родом из солнечного Азербайджана. Зовут его Фархад. Из балка, что стоит на прицепе за трактором, выходит женщина-чукчанка. «Оксана, моя жена», — представляет ее Фархад.

Меня поят чаем, потчуют вареной олениной. А я уже не могу больше жевать мясо — с непривычки болят десны. Фархад и Оксана зовут меня в балок отдохнуть и вообще погостить у них. «Сейчас гольцов пожарим, печенки, новых лепешек», — ну как тут откажешься! «Я сыну кукуль сшила, он еще не спал в нем, новый, возьмите, поспите в нем». Я потрясена таким приемом. Да, чем дальше от городов, тем сердечнее люди.

Оксана находилась сейчас на должности повара бригады, так называемая «чумработница», в ее обязанности входило утром встать раньше всех, развести костер, поставить чайники. Варить мясо, печь лепешки. А раньше она работала пастухом и даже в какой-то год получила звание лучшего пастуха района, и ее торжественно награждали. Вова — ее старший сын.

Фархад уже семнадцать лет живет на Чукотке. Романтик, после армии с приятелем поехал на север работать геологом на звучный мыс Шмидта. Он думал, что все геологи всегда ходят, ищут полезные ископаемые, а его поставили бурить шурфы — монотонная работа на одном месте. Больше месяца не выдержал, сбежал в совхоз, год проработал оленеводом. «Полярная ночь, мороз, тепло только под пологом. Утром вылезаю из-под него и весь день только и думаю, скорей бы опять в тепло. Все время обмораживал щеки. Днем кочуем на новое место, удивляюсь, как женщины среди снежной пустыни в этой темноте, в холоде быстро разводят костер, кипятят чай. Быстро строганинкой перекусили, в кукуль и — спать». Не выдержал южный человек такого режима, пошел Фархад на курсы трактористов и нашел, наконец, свое место в совхозе. Теперь у Фархада деревянный балок собственноручного изготовления, по тундре он тащится за трактором на полозьях. «Каждый год — разные маршруты, все время видишь что-то новое. Мне нравится».

Балок — это и спальня, и кухня, и кают-компания. Он небольшой — примерно три с половиной метра в длину и два в ширину. В торцевой части — нары, под ними бочка с соленой рыбой, запасы муки, риса, сахара. Слева, сразу за дверью — откидные, на цепочках, узкие нары, на них буду спать я. Справа — умывальник с раковиной со стоком наружу, махонькая печка, стол, на нем рация, кружки. Под столом коробка с прочей кухонной утварью. На веревках под потолком сушатся, словно в яранге, подвешенные на крючки гольцы, гирлянды нутряного жира. Три узеньких окошка в балке, над одним для красоты висит пучок багульника.

Рядом с печкой Оксана настраивает примус и начинает готовить еду. У каждой хозяйки свои лепешки, одинаковых я еще не ела. Единственное, что их объединяет — невозможность оторваться от их поглощения. Лежу на нарах поверх кукуля, и мне впервые за поход становится жарко до дурноты. «Переночую и с утра уплыву», — думаю я.

Но на следующий день Фархад зовет меня половить в соседнем озере с резиновой лодки гольцов на блесну. Оказывается, чтобы поймать местную рыбу, нужно медленно вести блесну прямо по дну. Фархад поймал одного немного необычного гольца — генетического уродца с перекошенной нижней губой. На плановой связи по рации Фархад запросил указания, что делать с этой рыбой. Удивляюсь такому вниманию к пустячному событию. «Да я бы ее, конечно, съел, — говорит Фархад, — но ритуалы надо соблюдать. Язычники. В прошлый раз сжигали такую особенным способом».

Клев был плохой, погода ухудшалась. В обед пошла морось, а к вечеру началась такая жуткая непогода, что мне подумалось, что теперь уже точно пришла бесповоротная зима. Балок сотрясался от порывов северо-западного ветра, заряды снега мелкой крупой били по стеклам. Страшно было и подумать, каково сейчас дежурным в стаде. Оксана топила печку, экономно отрезая кусочки от голенищ старых резиновых сапог. «Там у Николая еще должны быть дырявые, дня на три их хватит». После каждой подброски печка начинала реветь так, будто готовилась идти на взлет. «Ничего, — утешала меня Оксана, — завтра приедет вездеход из совхоза, коррализацию будем проводить, посмотришь».

С утра переезжаем на новое место, туда, где должны будут построить корраль. Тундра подмерзла, хрустит лед на лужах. Люди быстро собирают палатки, спальные мешки, закидывают все внутрь передвижного домика. «Борька! — кричат пастухи, глядя куда-то под балок. — Вставай, Борька, поехали!» Только сейчас замечаю, что там, между полозьями, среди припорошенных кочек, зашевелился снежный бугор и из кукуля показывается заспанное чумазое лицо тринадцатилетнего на вид подростка-пастуха. Кукуль свернут — и последний член бригады тоже готов к кочевке. Все мы забиваемся внутрь домика и трясемся, медленно двигаясь по кочкам. «На новом месте «Comet» есть, — радостно сообщает мне Оксана, — кружки можно будет оттереть».

Новое место отстоит от старого метров на пятьсот по прямой. Здесь есть протяженная ровная площадка, сухая тундровая терраса, под тонким покровом тундровых кустарничков местами обнажается песчаная почва. Поодаль невысокий обрыв к другому озеру. «А почему сразу здесь не встали?» — удивляюсь я. «А в этом озере гольцов нет». На песчаном берегу отдраиваем кружки песком — самым лучшим природным чистящим средством.