О чём умолчали книги - Роман Белоусов

В некоторых справочниках до последнего времени эта версия приводилась как достоверная. В них же можно прочесть о том, что де Шамильи не был якобы чересчур щепетильным и опубликовал пять писем своей подруги, сохранив, однако, в тайне ее имя.

Так или иначе, а «Португальские письма» пользовались огромным успехом у современников. Об этом свидетельствуют не только переиздания, но и появившиеся вскоре подложные письма. Они прилагались к подлинным для того, чтобы увеличить объем нового издания. Никто не внял предостережениям Жана Жака Руссо, ни у кого не возникало и тени подозрения.

Между тем имя монахини оставалось неизвестным. Минуло более столетия, прежде чем кое‑что прояснилось в этой истории.

В начале мая 1810 года в статье, опубликованной в «Журналь де л'Ампир», ученый библиофил Буассонад, выступавший часто под псевдонимом Омега, сообщил об интересной находке. Он писал, что на имеющемся у него экземпляре «Португальских писем» кем‑то от руки сделана следующая надпись: «Монахиню, которая написала эти письма, звали Марианна Алькафорадо из монастыря Бежа, расположенного между Эстрамадуре и Андалузией». И далее указывалось, что письма адресованы шевалье графу де Шамильи, тогда его звали граф де Сэн Леже.

Открытие Буассонада подтверждало догадки современников относительно адресата, но, главное, проливало свет на подлинное имя таинственной монахини. Начались ее поиски. И вскоре установили, что монахиня с этим именем действительно существовала. Она родилась в городе Бежа за двадцать девять лот до выхода в свет «Писем». Умерла здесь же в монастыре «Нотр Дам де ла Консепсион» в 1723 году, будучи его аббатиссой. Монахиней стала в 1660 году.

Все совпадало идеально — время пребывания французского офицера в г. Бежа, одинаковый возраст его и монахини. Слухи, в свое время блуждавшие по Парижу, приобретали все большую достоверность. Правда, настораживали отдельные неточности, которые отныне бросались в глаза. Отчего, например, в надписи, обнаруженной Буассонадом на книге и в записях о крещении и смерти монахини, орфография ее имени оказалась различной. Случайная описка? Если это можно было объяснить именно этим, то как понять прямые фактические ошибки, допущенные в тексте «Писем»? Теперь, когда стало известно имя автора писем и его биография, нельзя было не заметить искажения некоторых жизненных фактов монахини. Так в «Письмах» ее мать пребывала в добром здравии. На самом же деле в то время, когда они писались, ее уже не было в живых. Странным выглядело и другое. Монахиня писала, что с балкона ей виден город Мертола. Но как она могла разглядеть из своего монастыря город, расположенный более чем в пятидесяти километрах от нее?! Прожив всю жизнь в Бежа, она не могла этого не знать. Чем же можно было объяснить эту «описку»? Только тем, видимо, что подлинному автору «Писем» не были известны такие подробности… Возникли подозрения в мистификации.

Это, однако, не мешало читателям продолжать восторгаться «Португальскими письмами». Ими зачитывались Жан де Лабрюйер в XVII веке, Шодерло де Лакло в XVIII веке, Сент–Бёв в XIX веке. Их переводят на немецкий язык, на английский они были переведены десять лет спустя после выхода в свет. О них не однажды вспоминает Стендаль. «Надо любить так, — говорит он в «Жизни Россини», — как «Португальская монахиня», всем жаром души, запечатлевшейся в ее бессмертных письмах».

Прошло еще сто лет. Все чаще приходили на память слова Жан–Жака Руссо, предполагавшего ловкую подделку. Не хватало лишь только еще одной «улики» для доказательства того, что «Португальские письма» — литературная мистификация. Неопределенность сохранялась до 1926 года, пока англичанин Грин не обнаружил в списке издателя имя подлинного автора прославленных «Писем». Им оказался Гийераг — тот, кто выступал под скромной ролью переводчика с португальского.

Правда, и после этого некоторые продолжали верить в подлинность «Писем», сомневаясь в том, что это литературный обман. И только недавно, благодаря розыскам и исследованию французского ученого профессора Ф. Делоффра загадка была окончательно разрешена: «португальская монахиня» в действительности оказалась гасконским дворянином. Изданная в 1962 году в Париже, прекрасно оформленная книга Ф. Делоффра и И. Ружо «Португальские письма, Валентины и другие произведения Гийерага» окончательно устранила все возражения в пользу авторства Гийерага. Профессор Делоффр нашел еще одно его произведение, которое значилось рядом с «Письмами» в списке издателя. Он провел тщательный сравнительный анализ других произведений Гийерага и доказал сходство их стиля и самого духа этих произведений с «Португальскими письмами». В книге не дан только ответ на то, подсказан ли сюжет «Писем» правдивой историей или нет. Некоторые французские литературоведы склонны ответить на этот вопрос утвердительно. Считают, что истинное происшествие подсказывало Гийерагу тему его произведения.

Остается добавить несколько слов о том, кто же такой был Гийераг. Только теперь полностью стало известно творческое лицо этого литератора, игравшего, как показал Делоффр в своей книге, далеко не последнюю роль в литературной жизни Франции своего времени.

…Кабачок «Белого барана» на площади у кладбища Св. Иоанна пользовался доброй репутацией. Здесь можно было распить стаканчик хорошего вина, слуги были расторопные, а, главное, можно было спокойно говорить о чем хочется. Сюда частенько заглядывали актеры и поэты, бывали Мольер, Лафонтен, Буало, Расин. Иногда в их компании появлялся веселый и остроумный Гийераг. Он был дружен со всеми, его уважали за веселый нрав и хорошие манеры, за обходительность и умение нравиться. Его ценили за ум и недюжинный талант литератора, за разносторонние познания. Образование он получил в Наваррском колледже в Париже, в замке отца, рано умершего от чумы, в его распоряжении была прекрасная и обширная библиотека. С Мольером, возглавлявшим тогда труппу «Собственных комедиантов принца Конти», он близко сошелся и подружился еще в Бордо, когда Габриэль де Лавернь де Гийераг (таково было его полное имя) — адвокат при парламенте родного города, был в числе приближенных принца Конти. Расина он узнал и стал его другом на всю жизнь, переехав в Париж, где намерен был служить королю. К этому времени он уже кое в чем преуспел. Будучи секретарем принца Конти, сопровождал его в походах в Каталонию и Италию, женился и, наконец, купил должность первого председателя высшего податного суда в Бордо. Говорят, что он слыл повесой и мотом. Однако это не помешало ему быть одним из завсегдатаев салона Рамбулье и даже другом госпожи де Ментенон, всесильной фаворитки короля.

И все же среди литераторов он больше свой, чем при дворе. Гийераг с удовольствием проводит время в кругу друзей поэтов. Мольеру он рассказывает об аббате Рокете, черты которого драматург использует для образа Тартюфа. Скромно избегает похвал Расина, великодушно приписывающего ему некоторое участие в создании его творений; «это участие, — пишет он в письме к Расину, — сводилось к тому, что я был их первым, восхищенным читателем».

«Ваши произведения, — продолжает Гийераг, — неоднократно мною перечитанные, показали, сколь оправдано мое восхищение. Здесь, вдали от вас, сударь, и от пышных церемоний, которые могут порой поразить воображение, я испытываю отвращение к этой прославленной стране, но ваши трагедии кажутся мне еще более прекрасными и нетленными…

Действительность дает вам материал, столь обширный, что вы можете даже почувствовать себя подавленным, а потомки, возможно, усомнятся в правдоподобии описываемых вами событий».

Казалось, мечты о придворной карьере отходят на задний план.

Все больше тянет его к серьезному литературному труду. Он продает свою должность и начинает писать. Барбен издает «Португальские письма», выдавая их за точный перевод с имеющегося якобы у него португальского текста.

Именно в этот момент Гийерагу вновь представилась возможность для придворной карьеры. Соблазн, искушение, всю жизнь преследовавшие его, одерживают верх. Он порывает с друзьями–литераторами и покупает с разрешения короля должность «секретаря покоев и кабинета его величества». Место почетное и выгодное: монарх поверяет его в свои сердечные тайны и он спит в гардеробной короля. По совету короля он пытается продолжать писать — работать над комедией на политическую тему. Вскоре следует новая милость: в год, когда появился роман Мадлен де Лафайет «Принцесса Клевская» — «эта, — как говорят французы, — принаряженная и слишком рассудительная сестра португальской монахини», Гийерага назначают послом в Константинополь. Вместе с семьей он покидает Францию.

Талант дипломата и политика, в конце концов одержавшие верх над писательским талантом, помогает ему добиваться благоприятных для Франции соглашений. Умер Гийераг в Константинополе в 1685 году.