ДНК неземной любви - Татьяна Степанова

– Как его звали?

– Откуда я знаю? Лара всегда его называла «этот ненормальный»... «Знаешь, папа, этот ненормальный опять...» Она смеялась, когда это говорила... Ей нравилось, я видел, ей очень нравилось, что этот ублюдок сходил по ней с ума. Они, женщины, всегда это знают, всегда видят, когда кто-то хочет их... до смерти хочет... Спросите Марину Тумак о нем, она знает о нем все, это же она сводила их... Она делала это якобы из дружбы... Лживая гадина, всегда, всегда она настраивала Лару против меня!

– Откуда он взял пистолет? – Лиля не отрывалась от протокола.

– Как откуда, табельный... Он же был из нашей... то есть из вашей системы... Перевелся в Москву, только чтобы видеться с ней, ни кола ни двора – съемная комната в коммуналке и ваше нищенское ментовское жалованье – вот все, что у него было за душой! И он все равно пер как танк... И она, Лара... Нет, между ними никогда ничего не было – слышите вы? Даже если ей и нравилось такое отношение – эта чертова его любовь...

– Вы его видели? Узнать сможете?

– Я видел его всего раз. Ничего особенного. Через два месяца после похорон Лары они с Маринкой имели наглость явиться... Жена была тогда в клинике, она еще не приняла постриг. Они добивались встречи с ней. Маринка держала себя в рамках, а он... он вел себя со мной хамски... Сказал, что узнает всю правду о смерти Лары. Холоп, ментовская шкура...

Слова вылетали как плевки... И все это говорил судья...

– Фоторобот составить сможете? – бесстрастно спросила Лиля.

– Да пойдите вы в жопу со своим фотороботом! Разговаривайте с Тумак о ее дражайшем братце! У вас же убийства нераскрытые, висяки... Интересно, что она скажет на этот счет. Но запомните мои слова – между Ларой и этим ненормальным не было ничего! Сама судьба предназначила девочку мою мне, и я...

– Стал соучастником ее убийства, – сказал прокурор.

– Это вы мне?

– Прекратите орать. Вы не у себя дома и не в своем департаменте. Вы в МУРе.

ГЛАВА 45

ПУСТАЯ КВАРТИРА

Начальнику уголовного розыска УВД Переславля-Залесского Лиля позвонила уже из своего рабочего кабинета. Катя чувствовала себя неуютно – с чего бы это? Кабинет как кабинет, евроремонт, жалюзи, и распоряжения по телефону толковые отдаются:

– Добрый день, это ваши коллеги из МУРа... Да, в связи с делом, по которому мы на днях приезжали... Просьба немедленно организовать круглосуточное наблюдение за Никольским женским монастырем... особенное внимание уделить монастырской больнице.

Закончив, Лиля открыла сейф, выглядела она очень сосредоточенной. Кате казалось, что подруга из МУРа намеренно ее не замечает, игнорирует. И, как всегда, она ошиблась.

– Куда что делось у судьи, весь апломб, все воспитание, – сказала Лиля. – И доктор Тумак тоже, оказывается, о самом интересном факте умолчала. Надо же, свидетельница... ловко она нас к Белоусову подтолкнула.

– Ты что ищешь? – спросила Катя.

Заглянули оперативники:

– Лиля Ивановна, звонили в медицинский центр «Асклепий». Тумак сегодня и завтра выходная. Домой к ней уже поехали.

– Он может ее убить, – Катя ощущала острую тревогу. – Она единственный свидетель, который... И она нам ничего не сказала. Что это может значить? Только одно. О чем-то она знала или догадывалась насчет этого своего... кузена.

– Шеф поручил с управлениями кадров связаться срочно – министерства, экспертных управлений и лабораторий, а также с нашим, столичным и областным. В Питер будем звонить, может, оттуда какие-то данные полезными окажутся, – оперативники спешили «доложиться». – Насчет переводов по месту службы за последние десять лет.

Лиля кивнула, сейф по-прежнему поглощал все ее внимание.

– Знаешь, я подумала, – Катя тоже заглянула в сейф, – он... этот человек, он ведь не прячется под маской Ларисы. Он никогда не имел такой цели – спрятаться, поэтому он дал нам ключ к его будущей идентификации – эти самые его записки, послания. Он не прячется, но он хочет дать нам понять, что считает себя с покойной Ларисой Белоусовой одним целым. Для себя он все уже решил и не боится разоблачения. А это делает его в сто раз опаснее.

Катя увидела, как Лиля достала из сейфа табельный пистолет. Проверила обойму, предохранитель, потом достала кобуру и надела ее. В узких брюках и белой футболке с кобурой она выглядела как маленький стойкий оловянный солдатик.

Взяла со стула пиджак, надела, застегнулась на все пуговицы.

– Ну все, мне надо отъехать примерно на час.

– Ты куда? – Катя внезапно испугалась. Черт, вот черт!

– Домой надо заглянуть, – Лиля улыбнулась, но улыбка ее была странной. – Ну пока. Если будут спрашивать, скажи, я скоро.

– НЕ СХОДИ С УМА!

– Ты же сама все время удивлялась.

– Чему я удивлялась?

– Говорила, что «так ведь никогда не делают». Не проверяют геномный банк жертв. Блестящая профессиональная догадка...

– Лиля, не сходи с ума. Как ты можешь вот так?

– У тебя парень есть?

– Есть, муж, правда, мы...

– А ты много о нем знаешь?

– Достаточно, чтобы не обвинять вот так с ходу в том, что...

– А я тоже кое-что о Митьке знаю, – Лиля выпрямилась. – Мы знакомы полтора года, живем вместе. Когда я его впервые увидала – кстати, в центральной лаборатории ЭКУ на улице Расплетина, – он уже увольнялся, ходил с «бегунком», подписывал... В общем-то это была чистая случайность, наше знакомство, и он не особенно... это я проявила инициативу. Мне казалось, что он немножко мямля, слегка не от мира сего...

– Да так и есть, я же видела твоего Митю.

– Что там у него было до меня, я не знаю. Я всегда считала, что ничего, что просто он вот такой... тихий, закрытый... Тридцатилетний девственник... Мне так было спокойнее, комфортнее жить. Никаких вопросов, никаких обязательств.

– Послушай...

– Это ты послушай. Он натолкнул нас на эту идею – проверить подозреваемого по банку ДНК жертв преступлений. И мы вышли на Ларису Белоусову только благодаря ему, Митьке.

– Но этому может быть объяснение. Другое объяснение!

– Он учился в Питере, в Высшей школе на экспертном отделении, а потом перевелся в Москву в Институт криминалистики на кафедру систематизации данных и СКП – специализированных компьютерных программ. После работал в центральной лаборатории на Расплетина. А именно там хранилище образцов ДНК. Он и сейчас туда часто заходит, у него там масса приятелей осталось. Катя, эти образцы, что мы находили на трупах, ДНК покойной Ларисы Белоусовой, их нельзя вот так просто хранить дома в холодильнике, необходим особый режим.

– Все равно...

– Это тебе все равно. Что ты понимаешь? А мне не все равно. Это мое личное дело.

– Ладно, как хочешь. Но я сейчас поеду с тобой.

Они спустились на лифте в вестибюль.

– А ты уверена, что он дома? – спросила Катя.

– Был дома полчаса назад. То есть он так сказал мне, когда звонил...

– Своих никого не будешь предупреждать?

– Это мое личное дело – разобраться до конца, прямо сейчас.

Во внутреннем дворе Лиля открыла одну из припаркованных служебных машин. Вставила ключ зажигания и на секунду замерла.

А потом заревел мотор, и они тронулись – с Петровки до Лубянки, через Варварку по набережной, через Каменный мост на Ленинский проспект в сторону площади Гагарина.

Катя на пассажирском сиденье молчала.

Если все это... весь этот бред... лишь прелюдия к задержанию...

Слезы вот-вот польются...

Никакой выдержки, вот кретинка, а еще погоны носишь...

Двор кирпичного дома, подъезд. Катя вошла – в подъезде было прохладно, из ящиков торчали газеты, вечерняя почта. Лифт поднял их. Дверь квартиры, обитая черным дерматином. Она тут уже гостила однажды. Щедрый, хлебосольный дом, стол – скатерть-самобранка. Смешные куклы на шкафу, тосты, пироги... Сердечность и радость во всем, никакой фальши.

Не было никакой фальши, я бы почувствовала. Или нет?

Лиля открыла дверь своим ключом. Они вошли в квартиру.

ПУСТО...

– Вот так, – Лиля прошла по коридору, заглянула в комнату, на кухню. Шторы задернуты, на стиральной машине – стопка высушенного белья.

Лиля опустилась на стул, словно силы покинули ее. Потом достала... Кате померещилось – пистолет, опять этот чертов пистолет! Но нет – диктофон.

– Тумак упоминала о нем, мы просто с тобой забыли. Вот. – Она включила запись.

Тот единственный допрос самой важной свидетельницы.

«А на даче все каникулы вместе... в девятом поехали в Питер... мой двоюродный брат... ВОПРОС: Что ваш двоюродный брат? ОТВЕТ: Ничего, просто он нас снимал на видеокамеру в Петродворце на фоне фонтанов, я вдруг вспомнила, так, детские воспоминания... Мы очень дружили, мы всегда все очень дружили...»

– Надо было спрашивать: «Кто ваш двоюродный брат?», что-то плохо у меня с грамматикой, «два с минусом»... Знаешь, подружка, а он ведь и меня тоже снимал на видеокамеру. И тоже на фоне фонтана... на ВВЦ.

– Чушь, мало ли на свете двоюродных, мало ли кузенов, а твой Митька... Вон Кадош-Скорпион, он же приемным сыном был, никто не знает, кто его настоящие родители, родня...