Команда Бешеного - Виктор Доценко

А в это время подследственный, к которому шел начальник спецчасти Сидоров, стоял посередине камеры перед тремя «накачанными» парнями. Судя по тому, что для этого противостояния сокамерники дружно освободили место, ему должно было предшествовать что-то неординарное.

Все началось несколько дней назад. В тот день в камеру втолкнули трех приятелей, которые сразу же повели себя нагло. По всем тюремным законам вновь прибывший должен первым делом осведомиться, есть ли в камере «вор в законе» или хотя бы «хозяин камеры», а потом уже пытаться «качать права», если имеет для этого основания. Парни нарушили неписаные законы.

Естественно, это не понравилось блатным. Началась потасовка, которая могла закончиться поражением новичков, но двери распахнулись, влетели надзиратели и похватали нарушителей режима, но не новичков, а «старожилов», среди них и хозяина, и потащили в карцер.

Новички же, дождавшись, когда стихнут шаги вертухаев, стали насмехаться над «баранами». А потом, словно для того, чтобы утвердить свой авторитет, начали избивать одного из самых безобидных стариков. Никто не встал на его защиту, все прикрылись древней как мир формулировкой: «Моя хата с краю, я ничего не знаю!» Трудно сказать, что подтолкнуло Бондаря: то ли ему помешал шум, то ли вспомнился Афганистан, где убивали безоружных и беззащитных людей, но он неожиданно для всех громко бросил: — Может, хватить над стариком измываться? В его голосе было что-то такое, что парни как по команде отвернулись от бедного старика и взглянули в сторону Бондаря, сидевшего на втором ярусе.

— Это кто там пасть разевает? — зло ощерился тот, что был похилее всех из этой тройки. С первых минут парень давал понять, что является самым «крутым» из них. — Тебе бы рядом с аптекой жить, — спокойно заметил Бондарь и даже зевнул.

— Зачем это? — машинально поинтересовался тот. — Чтобы яд свой было удобнее сдавать! — ответил Бондарь, и этот ответ вызвал хихиканье старожилов камеры, перешедшее в общий смех. Это настолько задело приятелей, что те наперебой начали выкрикивать угрозы в его адрес.

— Это кто там хрюкает! — спросил один. — Ты, псятина, а ну слезай сюда: посмотрим, какой ты смелый! — кричал другой.

— А то я сам поднимусь сейчас к тебе! — с угрозой бросил «хилый».

— Не нужно утруждаться, — усмехнулся Бондарь. В камере мгновенно наступила тишина, и вокруг тройки стало освобождаться пространство, люди стали пятиться по сторонам. Когда стало посвободнее. Бондарь спокойно спрыгнул со второго яруса на кафельный пол и застыл в метре от новичков. Прыжок был сделан настолько профессионально и уверенно, что это несколько озадачило приятелей. И только «хилый», опомнившийся быстрее своих дружков, сплюнул себе под ноги и процедил: — Ты чего тут раскудахтался? Напомню читателю некоторые особенности тюремнолагерной жизни. Дело в том, что именем такой благородной домашней птицей, как петух, в местах не столь отдаленных называют педерастов. И любое упоминание о принадлежности к этому птичьему семейству есть самое грубое оскорбление. Тот, кто пропускал мимо его ушей и не давал отпора, мог действительно подвергнуться притязаниям со стороны окружающих. Как говорится, если не возразил, то, значит, и есть такой!

И безусловно, бросив в лицо Бондарю «раскудахтался», парень знал, что пути назад уже не будет. Он с такой наглой усмешкой уставился на Бондаря, что тот на выдержал: неожиданно выбросил вперед свой кулак, и удар пришелся точно в переносицу наглеца. Удар был настолько силен, что беднягу отбросило на несколько метров в сторону. После падения он кувыркнулся и вмазался прямо в дверь. Это было сделано столь быстро и виртуозно, что его приятели раскрыли рты и несколько секунд, словно в замедленном кино, хватали ртами воздух.

Наконец один из них пришел в себя. — Ах ты, сявка, да я тебя сейчас порву на части! — Он с яростью бросился вперед, но Бондарь вдруг сделал шаг вбок и тут же, вдогонку, ударил его локтем сзади, точно под основание черепа. Коротко ойкнув, тот рухнул на колени, потом ткнулся лицом в железный угол стола, упал и остался лежать неподвижно. Все лицо его было в крови.

Растерянно осмотревшись вокруг, третий парень с явным испугом взглянул на Бондаря и быстро залепетал:

— Ты чо, паря? Мы ж пошутили! Мы ж не хотели! Бля буду, не хотели этого! — В его голосе слышался страх. Казалось, он вот-вот заплачет.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, но послышался скрежет замков, и кто-то из стоящих рядом шепнул Бондарю:

— Присядь, земеля, и не вмешивайся! — Бондарь не видел, кто ему шепчет, но голос был дружелюбным. Он послушно присел на нижнюю «шконку» и взглянул в сторону распахнувшейся двери.

— Что здесь происходит? — взвизгнул корпусной дежурный, а капитан спецчасти оглядел всех прищуренным взглядом. Давно сидевшие знали этот взгляд и приготовились к самому худшему: разгону по другим камерам. Такое почти всех не устраивало, особенно «старожилов» — они уже притерлись друг к другу.

Все молча переглядывались, но отвечать никто не спешил.

— А ну, подними его! — приказал капитан, указывая на того, что начал шевелиться у дверей.

Молоденький круглолицый прапорщик быстро наклонился и помог бедолаге подняться на ноги.

— Что произошло? Почему ты на полу валяешься? — спросил его капитан.

— А где мне еще валяться в этом свинарнике? — процедил сквозь зубы хилый, а сам огляделся, чтобы отыскать своего обидчика. В этот момент очнулся и второй пострадавший. Он громко простонал, и капитан быстро подошел к нему.

— А что с тобой, милай? — насмешливо воскликнул он, всплескивая по-бабьи руками. — Только не говори, что о крылечко споткнулся. Вставай, вставай, милай!

Тот, охая, потихоньку поднялся, помогая себе руками. Было заметно, что он — пока с трудом соображает: глаза смотрели совершенно бессмысленно.

— Это, гражданин капитан, от неожиданности, — серьезно заметил тот, что шептал на ухо Бондарю.

— От какой еще неожиданности? — спросил капитан.

— Вы так быстро вбежали в камеру, что он, увидев вас, удивился, свалился с верхней «шконки» и ударился о край стола. — Он говорил это таким серьезным тоном, что капитан не ощущал никакого подвоха.

Другое дело дежурный и прапорщик: они давно знали этого шутника и с трудом сдерживались, чтобы не рассмеяться.

— Я что-то не понял: что же здесь неожиданного? — недоумевал капитан.

— Как что, гражданин капитан? — удивился парень. — Он же о вас каждую ночь думает, а тут вы возьми и появись наяву! Вот вам и неожиданность!

Здесь уж не выдержала вся камера: громкий гогот вырвался из открытых дверей и гулом пронесся по коридорам. Прыснул и корпусной, за ним и прапорщик. Не было смешно только капитану и пострадавшему. Правда, по разным причинам: если второй до сих пор не пришел в себя и почти ничего не понимал, то капитана распирало от злости. Но он прекрасно знал, что если сейчас сорвется и покажет, что шутка его задела, то весьма усложнит себе работу в тюрьме.

— Ну, слава тебе, Господи! А я все думаю, кто это мне спать по ночам мешает? Хоть теперь стало ясно, благодаря вам, молодой человек! Спасибо! — искренне произнес капитан, чем ввел в замешательство даже шутника. — Но всякое благородное дело требует поощрения! — Он сделал паузу и обвел взглядом молчаливо стоящих обитателей камеры. — А потому подследственному… — Он ткнул пальцем в грудь пострадавшего. — Как твоя фамилия?

— Подсевалов, гражданин капитан! — с трудом выговорил тот разбитыми губами.

— Отлично! Подследственный Подсевалов — десять суток карцера! А подследственный… как тебя? — Капитан ткнул пальцем в грудь шутника.

— Корчагин, гражданин капитан, — с улыбкой ответил тот.

— Очень хорошо! Подследственный Корчагин — пять суток карцера!

— За что, гражданин капитан? — удивленно воскликнул тот.

— Чтобы внимательно сумел прочитать «Как закалялась сталь», — с усмешкой ответил капитан. Раздался взрыв хохота. Теперь смеялись уже над незадачливым шутником, который и сам подхватил этот смех.

— Гражданин капитан! — перекрикивая смех, выкрикнул снова шутник.

— Слушаю! — отозвался тот.

— Я ж плохо читаю, — с серьезным видом заметил Корчагин. — И что?

— Маловато пять суток-то, — глуповато улыбаясь, выдохнул тот.

— С этим проблем не будет, — спокойно заметил капитан. — Ты такой шутник, что лишние пять суток в момент нашутишь! — Он подмигнул и направился к выходу, бросив по пути, как бы мимоходом: — Бондарь! На выход! С вещами!

Выполняя распоряжение начальника спецчасти, надзиратели подхватили наказанных и повели их в карцер. Бондарь, помахав на прощание сокамерникам, направился к выходу. — А вещи? — напомнил капитан. — Не накопил еще! — пожал плечами Бондарь и вышел. В камере вдруг снова раздался громкий хохот. На этот раз было непонятно, чему радовались обитатели камеры: то ли последней «шутке» капитана, то ли за их неожиданного защитника по кличке Бондарь.