Том 3 - Иосиф Сталин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
“Хочу просить вас разъяснить нам, “темным людям, крестьянам”, — отчего погромы? Вы думаете, что это все делают хулиганы и бродяги и пьяные оборванцы, но вы немного ошибаетесь. Это не бродяги и не оборванцы, — а опьяненные от голода люди. Так, например, я пишу про Муромский уезд, Арефинскую волость. Нас здесь хотят уморить голодом. Выдают нам пять фунтов в месяц муки на одного человека. Поймите вы и войдите в наше положение. Как тут жить? Тут не только что громят пьяные от вина, но мы сами с “голоду пьяные”” (см. “Биржевку”).
Шавки буржуазной подворотни из “Дня” и “Русской Воли” неустанно тявкают о богатстве деревни, о достатках мужика и пр. Между тем факты неопровержимо говорят о голоде и истощении деревни, о цинге и прочих болезнях, возникающих на почве голода. И чем дальше вперед, тем тяжелее становится деревне, ибо правительство Керенского — Коновалова вместо хлеба готовит деревне новые карательные экспедиции, а наступающая зима обещает мужику новые, еще более тяжкие испытания.
Тот же крестьянин пишет:
“Наступает скоро зима, реки замерзнут, и тогда нам придется умереть с голоду. Станция железной дороги от нас далека. Выйдем мы на улицы искать хлеба. Как нас не называйте, но голод заставляет нас это сделать” (“Биржевка”).
Такова красноречивая повесть крестьянина.
Соглашатели из эсеров и меньшевиков трубили о всеспасающей силе коалиции и коалиционного правительства. Теперь у нас есть и “коалиция” и “коалиционное” правительство. Спрашивается:
Где же всеспасающая сила этого правительства?
Что еще может оно дать голодающей деревне, кроме карательных экспедиций?
Чувствуют ли господа соглашатели, что бесхитростное письмо крестьянина несет смертный приговор их коалиционной стряпне?
Голод на фабрикахЕще более тяжелым испытаниям подвергаются фабричные районы. Голод, не первый гость фабричного населения, теперь особенно свирепствует здесь. Россия, вывозившая ежегодно хлеба до войны 400–500 миллионов пудов, теперь, во время войны, оказывается не в состоянии прокормить своих же рабочих. На фабриках работы останавливаются, рабочие бегут с работы из-за того, что нет хлеба, нет продовольствия в фабричных районах.
Вот что сообщают из разных мест.
“Из Шуи телеграфируют: по всему уезду прекращена пилка дров. Нет хлеба. Корюковскому сахаро-рафинадному заводу вследствие отсутствия продовольствия для рабочих угрожает закрытие. Свекла начинает гнить. Двенадцатитысячное население Ярцевской бумагопрядильной ткацкой мануфактуры (Смоленской губернии) находится в безвыходном положении. Запасы муки и крупы совершенно истощились. Губернский продовольственный комитет бессилен помочь. Рабочие, не получив продовольствия, начинают волноваться. Неизбежны беспорядки. Совет старост писчебумажной фабрики товарищества Кувшинова (Тверской губернии) телеграфирует: рабочие накануне голода. В хлебе везде отказано. Просим немедленной помощи. Правление фабрики товарищества Морокина в Вичуге телеграфирует: продовольственный вопрос принимает угрожающий характер. Рабочие голодают и волнуются. Необходимо принять экстренные меры по снабжению. Фабричный комитет того же товарищества обратился в министерство со следующей телеграммой: убедительно просим экстренно снабдить рабочих мукой, так как началась голодовка”.
Таковы факты.
Земледельческие районы жалуются на то, что от фабричных районов поступает к ним невероятно мало товаров. Ввиду того и хлеба отпускают они фабричным районам соответственно мало. Но недостаток хлеба в фабричных районах вызывает уход рабочих с фабрик, сокращение фабричных работ и, значит, дальнейшее сокращение количества товаров, поступающих в деревню, что в свою очередь вызывает новое уменьшение количества хлеба, притекающего к фабрикам, новое усиление голода на фабриках и новое бегство рабочих с фабрик.
Спрашивается:
Где выход из этого заколдованного круга, железными тисками сжимающего рабочих и крестьян?
Что еще может здесь предложить так называемое коалиционное правительство, кроме пресловутых “диктаторов”, таинственно рассылаемых им в голодающие промышленные районы?
Чувствуют ли гг. соглашатели, что империалистическая буржуазия, которую они до сих пор поддерживают, загнала Россию в тупик, из которого нет другого выхода, кроме прекращения грабительской войны?
“Рабочий Путь” № 26, 3 октября 1917 г.
Статья без подписи
Высекли себя
Не так давно в Ташкенте разыгралась “самая обыкновенная” история, “каких много” теперь в России. Рабочие и солдаты Ташкента, подчиняясь революционизирующей логике событий, выразили недоверие старому составу Исполнительного комитета Советов и, избрав новый революционный Комитет, сместили корниловские власти, поставили новые, взяли в руки власть. Этого было достаточно для перехват-залихватов Временного правительства, чтобы объявить войну “анархистскому” Совету Ташкента. Правда, факты говорят, что Совет был в своем большинстве эсеровский, а не анархистский. Но какое до этого дело “усмирителям” из Временного правительства.
А эсеровские Гамлеты из “Дела Народа”, бегая петушком вокруг Керенского, глубокомысленно объявили Ташкентский Совет “контрреволюционным”, потребовали отзыва эсеров из Совета в Ташкенте и провозгласили необходимость “революционного порядка” в Туркестане.
Даже престарелый ЦИК счел нужным лягнуть бедных ташкентцев…
Только наша партия до конца и решительно поддерживала Ташкентский революционный Совет против контрреволюционных покушений правительства и его агентов.
И что же?
Прошло всего несколько недель, “страсти улеглись”, приехавший вчера делегат из Ташкента раскрыл перед нами правдивую картину ташкентской “истории”, — и оказалось, что ташкентцы честно исполнили свой революционный долг, несмотря на контрреволюционные упражнения агентов Временного правительства.
Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов единогласно принимает решение о доверии ташкентским товарищам и голосами “всех фракций Совет выражает полную готовность оказать поддержку справедливым требованиям ташкентской революционной демократии”. При этом высказывающаяся по мотивам голосования Широкова заявляет от имени партии эсеров, что партия будет голосовать за резолюцию большевиков.
А как быть с отзывом эсеров из Ташкентского Совета? Куда девались “контрреволюционность” этого Совета, “недостойная выходка” этого Совета?
Все это теперь забыто…
Что же? Мы приветствуем этот “поворот” эсеров: лучше поздно, чем никогда.
Но чувствуют ли лидеры из “Дела Народа”, что две недели назад они безжалостно высекли себя, трусливо отвернувшись от Ташкентского Совета?
“Рабочий Путь” № 21, 4 октября 1917 г.
Статья без подписи
Заговор против революции
Бурцев писал недавно в газете “Общее Дело”, что “никакого корниловского заговора не было”, — “был только договор” между Корниловым и правительством Керенского об искоренении большевиков и Советов в целях установления военной диктатуры. В подтверждение своего взгляда Бурцев печатает в № 6 “Общего Дела” “объяснительную записку” Корнилова, состоящую из ряда документов, рисующих историю заговора. Ближайшая цель всего этого бурцевского предприятия — создать атмосферу, благоприятную для Корнилова, и сделать невозможным суд над ним.
Мы далеки от того, чтобы признать материалы Корнилова исчерпывающими. Корнилов, кроме того, что выгораживает себя от обвинений в измене, не упоминает, например, о некоторых лицах и организациях, замешанных в заговоре, и, прежде всего, о некоторых представителях посольств в Ставке, игравших, по показаниям свидетелей, далеко не второстепенную роль. Следует также заметить, что “объяснительная записка” Корнилова прошла под шпиковскую редакцию Бурцева, выкинувшего из “записки” некоторые, быть может, очень важные места. Тем не менее, “записка” все же представляет большую ценность, как документ. И пока этому документу не противопоставлены равновесные свидетельские показания, мы будем считаться с ним, как с документом.
Мы считаем поэтому необходимым поговорить с читателем об этом документе.
Кто они?Кто они, советчики и вдохновители Корнилова, кому он, прежде всего, доверял свои заговорщицкие думы?
“К участию в обсуждении вопроса, — говорит Корнилов, — о состоянии страны и мерах, необходимых для спасения от окончательного развала ее и армии, я хотел привлечь М. Родзянко, князя Г. Львова и П. Милюкова, которым были посланы телеграммы с просьбой прибыть не позже 29 августа в Ставку”.