Июльский заговор. История неудавшегося покушения на жизнь Гитлера - Роджер Мэнвелл

Часы шли, а я все еще оставался на свободе. Спустя два дня — в воскресенье — я пошел навестить Тротта. Он знал, что моя работа в «Люфтганзе» позволяет мне пользоваться армейским разрешением ездить туда, куда я захочу. С ним был Биленберг. Они потребовали, чтобы я покинул Берлин, пока еще существует такая возможность. Еще Тротт сказал, что я должен «поведать миру о том, чего мы хотели достичь и почему потерпели неудачу».

Я согласился, но хотел, чтобы Тротт поехал вместе со мной. Тот отказался — не мог оставить семью. Позже он был арестован и убит. На следующий день — в воскресенье 24 июля — я вылетел в Мадрид. У меня не было никаких трудностей с выездом из Германии.

Самая удивительная черта взаимоотношений, установившихся между Герделером и его тюремщиками, заключается в том, что они побудили его исследовать проблему будущего управления государством при нацизме. Его биограф Герхард Риттер отметил, что, хотя Герделер в заключении не проявлял словоохотливости, его желание затянуть действие, вдаваясь на допросах в мельчайшие подробности и составляя памятные записки, отвечало желанию Кальтенбруннера показать Гитлеру экстенсивную природу бунта против правительства. Об этом говорили в беседах с Генрихом Френкелем многие оставшиеся в живых офицеры. Эта ситуация стала еще более определенной, когда некоторые интеллектуалы из СД, такие как Олендорф и доктор Мёдинг, решили «выдоить» из жертвы, прежде чем казнить ее за участие в заговоре, полезные для себя идеи. Ряд других пленных, таких как Шуленбург и Попиц, использовались для этой же цели. В конце 1944 года официальные лица, в основном представлявшие министерство внутренних дел Гиммлера, встретились в Ванзее, чтобы обсудить административные реформы, предложенные именитыми узниками. Дискуссии были продолжены в Лихтерфельде. Работы пленных удостоились высокой оценки, после чего Мёдинг и Олендорф, уже готовые отказаться от «услуг» Герделера, уговорили Кальтенбруннера отложить казнь Попица, чтобы дать ему возможность еще поработать.

Очевидно, люди, затеявшие эту работу, верили, что в будущем станут управлять Германией. Давление, которое они оказывали на Герделера, чтобы получить как можно больше полезных советов, вполне могло быть следствием идеи, что в какой-то момент Гиммлер и СС оттеснят Гитлера от управления рейхом. Тем не менее нам представляется, что и Гиммлер, и Кальтенбруннер знали немного, а может быть, и вообще ничего, о том, что происходило в камере Герделера. Существует мнение, что на определенном этапе Гиммлер рассматривал возможность использования шведских связей Герделера для начала мирных переговоров. Предписание СС использовать Герделера поступило из III отдела РСХА (Deutsche Lebensgebiete). Он должен был дать подробные ответы на специальный вопросник из тридцати девяти пунктов, составленный специально для него и Попица доктором Мёдингом. Герделер завершил работу 3 января. Она состояла из восьмидесяти семи страниц машинописного текста. Попиц написал шестьдесят шесть страниц. За этим заданием было дано следующее. Попиц трудился над экономическими и административными проблемами, связанными с переходом от военной к мирной экономике, а Герделер занялся перспективными финансовыми реформами. В течение недели он надиктовал восемьдесят две страницы текста и 9 января закончил работу. Его следующий труд прерывается в середине предложения на шестьдесят первой странице. Должно быть, его увели на казнь, не позволив довести мысль до конца и поставить точку. Олендорф, хотя и был виновен в зверских убийствах населения в Польше, несомненно, являлся интеллектуалом. Он понимал, что в диктаторском государстве, в котором молчит пресса, выявлять настроения людей должна служба безопасности. При демократическом строе с этой задачей успешно справляется пресса. Именно по этой причине он стремился узнать во всех подробностях, что Герделер, как представитель заговора, действительно думал. Герделер ничего не имел против того, чтобы поделиться с ним своими мыслями. Однако в беседе с Генрихом Френкелем сын Герделера, доктор Р. Герделер, подчеркнул, что, по его мнению, как и по мнению его сестры — известного историка, Герделер, выполняя задание тюремщиков, все же не позволял себе выражаться свободно и излагал свои взгляды в весьма урезанном виде.

Ответы Герделера на вопросник Мёдинга предлагают разумный баланс между государственным планированием и местным самоуправлением, причем местным властям предоставляется обширное поле для деятельности. В одном пункте Герделер заявляет, что по некоторым вопросам он должен отличаться от Попица, а затем, несомненно посмеиваясь про себя, добавляет: «Если, как я предполагаю, западным державам в 1945 году придется сдаться, будет и безответственно, и невозможно медлить с претворением в жизнь этих мероприятий только потому, что еще не завершена стадия планирования». Можно допустить, что он был также ироничен, говоря о Польше, которую знал особенно хорошо, следующее: «В Польше национальное самосознание и гордость всегда были необычайно сильны и даже агрессивны. Все будет зависеть от того, окажется ли возможным дать им нужный простор к востоку от границы рейха. Если это произойдет, а именно таковой определенно должна быть цель, я уверен, что такая Польша для обеспечения безопасности против Советского Союза обратится к рейху и будет искать с ним тесные контакты».

Обсуждая другие проблемы, он отдает приоритет строительству жилья, а не учреждений, также подчеркивает необходимость заботы о больных и нетрудоспособных. При этом он добавляет, возможно с иронией, что для этого одной администрации недостаточно — должны быть созданы «новые ценности». Там, где были уничтожены театры и концертные залы, следует приспособить уцелевшие общественные помещения. В части жилья он отдавал предпочтение жилым домам с садовыми зонами, децентрализации больших городских районов, созданию специальных промышленных зон. Много написано о необходимости избежать стандартизации проектирования.

В области экономики он хотел бы видеть более справедливое соотношение между заработной платой сельскохозяйственных и промышленных рабочих, осторожное введение ценового регулирования. Только по последнему вопросу он надиктовал восемьдесят две машинописные страницы, часто подолгу готовясь к диктовке и делая рукописные заметки. Результатом стал яркий труд, который читается, как университетская лекция. Далее приведен отрывок из него:

«Все, в чем человек испытывает необходимость и чего хочет, он должен обеспечить, используя природные ресурсы, собственным трудом. Последнее может существенно отличаться, в зависимости от климатических и других условий, но без труда природа не даст ничего. Мы должны работать, чтобы жить. Даже мыслительный процесс станет невозможным, если сначала природа не даст человеку еду и крышу над головой, иными словами, для работы мозга тоже необходимы условия. В отличие от животных, которые немедленно потребляют каждый добытый кусок, человек думает о будущем и делает запасы для последующего потребления. Так он создает капитал из ценных вещей, добытых и сохраненных».

В правительственной администрации он отдавал предпочтение гибкости и рациональности, чтобы максимально сократить число департаментов и министерств. В одном из очерков он открыто предсказывает возвращение демократии, ссылаясь на министров, «которые сегодня обязаны выполнять общие директивы, но которые однажды приобретут ответственность перед кабинетом и парламентом». Он также осмелился заявить, что министерство пропаганды Геббельса превысило свои изначальные функции, отобрав их у министерства образования, которые необходимо вернуть законному хозяину.

Находясь в заключении, Герделер написал много статей (среди них были «Записки приговоренного к смерти», написанные в сентябре 1944 года и опубликованные его биографом Риттером). Кроме этого, за пять месяцев, прошедших между вынесением смертного приговора и казнью, он надиктовал для своих тюремщиков труд, эквивалентный солидной книге. Все свое время он посвящал работе, и она стала своеобразным памятником человеку, который мог возглавить правительство послевоенной Германии.

Роль, сыгранная видным юристом доктором Йозефом Вирмером в заговоре, достойна более подробного освещения. Его обаяние и образ действий в качестве посредника сглаживали противоречия, постоянно возникавшие между разными фракциями заговорщиков.

Его младшие братья Отто и Эрнст также имели отношение к заговору, хотя непосредственно в нем не участвовали, и потом пережили последовавший за его разгромом террор. Доктор Отто Вирмер также был юристом, и ему Йозеф отправил два письма из тюрьмы Плётцензее, которые кажутся еще более трогательными, поскольку написавший их человек умер за свои идеи.