Великий князь - Алексей Кулаков

  - Сюда его!..

  Когда дюжие стременные стрельцы втащили в Грановитую палату седовласого боярина Федорова-Челяднина, многие думцы не скрываясь поморщились, словно от сильной зубной боли. Потому как престарелый воевода умудрился вынуть из карманов партии "традиционалистов" ни много ни мало - аж двадцать тысяч рублей!!!

  - Иудушка!..

  Разумеется, он эти деньги у них не крал, и никого ни грабил. И уж тем более не предавал! Просто Иван Петрович хорошо посидел в кругу своих старинных друзей, поминая уход из жизни владыки Макария - и где-то после третьего кубка стоялого меда высказал приятелям кое-какие мысли о великом князе, забирающем все больше и больше власти в свои руки, да о попрании им заведенных славными пращурами установлений и порядков. О худородных, не по чину возвысившихся при дворе. Про Конец света, неминуемо приближающийся... Много о чем говорил гостеприимный и хлебосольный хозяин своим старым, и не раз проверенным товарищам. И посидели они тогда ох как хорошо!.. Только вот наутро следующего дня пожаловал к нему в гости глава Сыскного приказа Скуратов-Бельский, и начал вопросы задавать - разные, но все как один очень неудобные. Соврать бы псу царскому, так Малюта грамотку с доносом на него показал да заметил мимоходом, что в ней все его речи крамольные доподлинно записаны. Ответить правдиво? Тогда одна только дорога и останется, на плаху. В общем... Отбрехался кое-как Иван Петрович, и в ту же ночь решил перебраться в Литву, а то и королевство Польское - от катов и дыбы подальше, к спокойной жизни поближе. Да вот незадача, собственный конюх оказался гнусным предателем!..

  - Ну что, Ивашка. Хорошо ли прогулялся, вдоволь ли набегался?

  Старательно разглядывая затейливый узор каменного пола, опальный боярин на государев вопрос скромно промолчал. В первый раз все было проще и понятнее: его поймали, скрутили, и со всеми ближниками определили в те самые застенки, которых он тщился избежать. Однако родня и друзья-соратники Федорова-Челяднина в беде не бросили, устроили большое челобитье великому князю - даже нового митрополита московского и всея Руси владыку Филиппа попытались сподвигнуть на заступническое слово!.. В общем, принудили-таки царя отпустить слугу своего верного - ну, оступился он чуть-чуть, с кем не бывает? Правда отпустить не насовсем, а под залог до конца дознания - и даже назначенная сумма "традиционалистов" не смутила. Кинули клич среди своих, понемногу скинулись, да и внесли в царскую казну без малого сто пудов серебра. И какой черт дернул его бежать во второй раз?!! Только из Москвы и успел выехать...

  - Молчишь?

  Тридцатидевятилетний правитель встал со своего трона, отделанного резными пластинами слоновой кости, и брезгливо ткнул носком расшитого жемчугом сапога в излишне языкастого подданного.

  - Виноват, великий государь!!!

  Усевшись обратно, Иоанн Васильевич огладил густую бородку и с неподдельным интересом уточнил:

  - Значит, признаешь, что хулил достоинство государьское, лаялся на меня и наследника моего всячески?

  - Не было такого! Я хоть и пьян был, но такого говорить не мог!..

  - Не было, говоришь?..

  Унизанные тяжелыми перстнями пальцы нетерпеливо прищелкнули, призывая Скуратова-Бельского зачитать вслух избранные места из трудов неизвестного доносчика.

  - Кхм. А тако же называл князя Скопина-Шуйского трусливым мздоимцем, до великого государя милостей жадным!..

  Запнувшись и пробежав глазами с десяток строк, рыжеволосый приказной боярин довольно бойко продолжил:

  - Мстиславские же все как один клеветники подлые.

  Мало кто приметил, как на пару секунд побледнел князь Александр Горбатый-Шуйский. Побледнел, потому что это были конкретно его слова!

  - Обзывал Малюту и обоих Басмановых шавками подзаборными, коим лишь в навозе самое и место. Говорил, что великая княгиня в покоях затворяется и творит дела непотребные со своими боярынями и челядинками, а царевич Федор без ее догляда словно трава сорная растет. Невместными занятиями развлекается, водит дружбу с сынком Якопа Фрязина. Да с златокузнецом Елисейкой с царских мастерских разговаривает, словно с ровней - и оттого это, что в царевиче-де кровь его матери сказывается...

  Подскочивший окольничий Никита Романович Захарьин-Юрьев прожег взглядом боярина, хаявшего доброе имя их покойной сестры, и сдавленно прорычал:

  - Сам шавка поганая!!!

  Переждав оживленный обмен мнениями в Боярской думе, царь с нехорошим интересом осмотрел изменщика.

  - Оговорили меня, великий государь, как есть оговорили!

  Выслушав вполне убедительные оправдания, московский властитель демонстративно задумался - ведь и в самом деле, говорить такие вещи вслух мог только напрочь скорбный умом. То бишь юродивый. А таковых среди осторожных и хитроумных придворных не водилось никогда. Попросту не выживали.

  - Что скажете, думные бояре?

  Представители знатнейших и богатейших родов, без согласия которых ни один родовитый не мог лишиться головы - все как один показательно молчали, предпочитая осторожно выждать. И уж точно НЕ собираясь защищать и поддерживать распустившего язык неудачника!

  - По приезду наследника моего из Тулы, и при всей Думе - ты, Ивашка, принесешь ему крестоцеловальную клятву в том, что тебя оговорили. Тогда будем судить клеветника-досчика... И тебя, но только за то, что в Литву сбежать хотел. Верно ли я говорю, бояре?

  Думцы поддержали такое на диво мягкое и справедливое решение тихим гулом согласия. Не все, правда - окольничий Захарьев-Юрьев упрямо промолчал, явственно затаив злобу на Федорова-Челяднина.

  - Что молчишь, Ивашка. Неужели с чем-то не согласен?

  По-змеиному улыбнувшись, Иоанн Васильевич вкрадчиво осведомился:

  - Или крест целовать не хочешь, ибо правды за собой не чуешь?

  Незаметно поежился князь Бельский, вспоминая свои ощущения от клятвы государю-наследнику Димитрию Ивановичу - а царственный судия, выждав целую минуту, объявил приговор:

  - Помня прежние твои заслуги и труды, милую тебя от казни заслуженной. Однако видеть больше не желаю, а посему убирайся в Белоозеро и пребывай там за приставами. Все вотчины твои повелеваю забрать в казну - поелику давались они за службу верную и в кормление, а ты ныне подлый изменщик и хулитель царского достоинства. Пшел!

  Два стременных стрельца быстро выволокли из Грановитой палаты поникшего боярина. Вслед на ними уплыли и накрытые рогожками блюда, провожаемые множеством взглядов, в которых равными долями смешивалось разочарование, вожделение и жадность. Увидев, как дворцовые служки начали сноровисто подставлять шелковые подушечки под царские регалии и уносить их прочь, все поняли, что совет правителя со своими слугами верными на сегодня окончен:

  - Великий государь решил, и Дума боярская на том приговорила!

  Оставив державных мужей гадать, кто именно настучал на чрезмерно разговорчивого воеводу, великий князь Московский величаво проследовал в свои покои - только там позволил себе тихий довольный смех. Все получилось так, как и задумывалось - и даже лучше того! Умница Митька сделал так, чтобы Федоров-Челяднинин (пусть и в своем кругу) распустил язык сверх всякой меры и решил бежать от неминуемой расплаты; загодя подготовленный доносчик все запомнил и в точности описал; ну а он сам легко завершил начатое сыном - причем с полного согласия Думы. Красота!..

  - Эй, кто там есть!

  В открывшейся двери на секунду мелькнуло лицо Бориски Годунова - а затем в Кабинет потянулись стольники, подгоняемые кравчим. Пироги с вязигой, борщ со сметаной и чесночными пампушками (недавняя сыновья придумка!), цыпленок под нежнейшим соусом "майонез" и совсем немного вина... Немного, потому что властителя Северо-Восточной Руси еще ждала важная встреча с посланцами промосковской партии в Литве. То есть с великим гетманом литовским Григорием Ходкевичем, подканцлером Остафием Воловичем, подскарбием и писарем литовским Николаем Нарушевичем, и воеводой киевским князем Константином Острожским. Первые трое имели стойкую репутацию сторонников Москвы, четвертый в своих политических пристрастиях еще не определился - но все они были едины в своем желании остановить набирающие силу и размах набеги степных людоловов, буквально опустошающих окраины Юго-Западной Руси. Еще им не нравилось затянувшееся безвластие и связанный с этим разброд и шатания среди мелкой шляхты и бояр, высокомерные поучения и угрозы польской магнатерии... Причин для недовольства хватало. Впрочем, были и положительные моменты - к примеру, им всем очень нравился царевич Димитрий как новый Дукс Литуания.

  - Боярин Басманов просится до великого государя!

  Выслушав короткий доклад и отослав ближника, Иоанн Васильевич уселся в удобнейшее кресло за своим столом и принялся ждать время до прихода литовских гостей. А чтобы не было так скучно, глава Московского дома принялся вспоминать последние вести из Польши. Коих, собственно, было ровно две: во-первых, прямо перед выборами нового короля заболела принцесса Анна Ягеллонка. Причем эта хворь была подозрительно схожа с той, что в свое время отправила в мир иной ее венценосного брата. Конечно, слово "отравили" вслух никто не говорил... Но думали об этом все без исключения - заодно следуя в своих размышлениях древней римской формуле "ищи, кому выгодно". Пока получалось так, что за не очень почетное звание отравителя конкурировал Юхан Ваза - брат шведского короля и законный муж Катарины Ягеллонки. И князь Трансильвании Янош Сигизмунд, мама которого тоже приходилась родной сестрой покойному хозяину польского трона. Остальным претендентам смерть принцессы была не столь выгодна, а то и вовсе не нужна. М-да.