Очищение. Том.2. Душа - Александр Шевцов (Андреев

«Основное воззрение современного материализма на душу состоит в том, что он отождествляет душу и нервный организм. Это воззрение обязано своим появлением тому изучению нервного организма, которым преимущественно занялась наука нашего времени. Однако же, далеко ли подвинулось это изучение?» (Там же, с. 212).

Как вы уже догадываетесь, вывод для материализма неутешителен и, кстати, современен:

«Если же мы это наше незнание в отношении основных условий деятельности нервного организма, обличаемое самыми простыми и ежедневно повторяющимися фактами, сравним с тою уверенностью, которою проникнуты сочинения материалистов, когда они говорят о душевных отправлениях, как о невидимых движениях мозга, то невольно приходит на мысль глубоко-психологический стих Шиллера: "Удобно уживаются друг с другом мысли, но жестоко в пространстве сталкиваются вещи".

Однако же, как ни воздушны основания, на которых строится тождество души и нервной системы, но у нас для многих оказались они достаточно сильными, чтобы признать это тождество за доказанный факт. Это убеждение не осталось без последствий как в нашей педагогической теории, так и в нашей педагогической практике. Вот почему мы вынуждены разобрать эти основания, доказывающие, что все психические отправления принадлежат нервной системе» (Там же, с. 213).

Вот подлинный Ушинский. И даже если он вполне спокойно принимает естественнонаучные объяснения каких-то проявлений человека, душу он понимает как душу. Даже это заявление дает уже немало для понимания Ушинского. Но чтобы понять его полностью, придется заглянуть в чисто философские основы его рассуждений. В частности, нельзя опустить его рассуждения о материи.

«Главное логическое основание материализма выходит из той простой мысли, что мы не знаем ничего нематериального, и что определения души и духа, от Платона и до нашего времени, состоят только в одних отрицаниях качеств материи, а следовательно душа и дух, как одни отрицания, в действительности не существуют.

Это замечание совершенно справедливо. Мы точно не имеем ни одного сколько-нибудь полного и удовлетворяющего ответа на вопросы, что такое сознание, душа и дух.

Но не разделяют ли эти вопросы общей участи со всеми вопросами, касающимися сущности всех предметов и, в частности, сущности материи? Если мы не знаем, что такое дух в существе своем, то так же мало знаем мы и о том, что такое материя, и если дух определяется у нас только как отрицание материи, то и материя, в свою очередь, определяется только как отрицание духа. Постараемся доказать это» (Там же, с. 214).

Что дает такой подход? Простейшую вещь: если мы не в состоянии определенно говорить даже о материи, которую естественники, как они нас убеждают, изучили вдоль и поперек, то неспособность наша говорить о духе и душе не означает их отсутствия, а всего лишь свидетельствует, что мы еще не научились познавать действительность. И если для познания материи, а точнее было бы сказать, вещества, у нас есть хоть какие-то приборы, то отсутствие приборов для познания духа свидетельствует не о том, что они невозможны, а о том, что мы до сих пор не имеем даже предположений или гипотез, на основании которых можно было бы приступить к созданию подобных приборов.

Ушинский показывает дальше, что уверенность естественников в том, что, говоря о материи, они говорят о материи, есть логическая ловушка, потому что при этом они находятся внутри понятий, принадлежащих сознанию, и никуда за пределы сознания не выходят. Это позволяет ему приступить к разговору о природе сознания.

«Материя есть все, что подлежит нашим чувствам, а так как, по воззрению материализма, сознание есть только общее имя для всех наших ощущений, то материя есть нечто подлежащее нашему сознанию. Признав же сознание за материю и подставив равное вместо равного, выйдет, что материя есть то, что подлежит материи. Дело не продвинется вперед, если мы признаем сознание только свойством материи, и определение материи выйдет еще страннее: материя есть то, что подлежит своим свойствам, то есть выйдет нелепость.

Но, может быть, мы называем материею то, что подлежит только нашим пяти внешним чувствам, отделив сознание от внешних чувств? Тогда, определив сознание, как материю, мы скажем, что сознание подлежит одному из пяти наших чувств. Но так как самые эти чувства суть только двери в сознание, то усиливаться уловить сознание пятью нашими чувствами, все равно что усиливаться ввести дом в его собственные двери» (Там же, с. 217–218).

Этот разбор логической ловушки завершается простым и естественным наблюдением над наукой.

«Если мы обратимся теперь к тому понятию о материи, которое дается нам естественными науками, и разберем его, то придем тоже к очень странному заключению. Мы увидим, что та оке самая физика, которая определяет материю как нечто подлежащее нашим чувствам, другою своею гипотезою, совершенно для нее необходимою, опровергает это определение, доказывая, что чувства наши имеют дело не с материей, а с силами, действующими вне материи, и что, таким образом, самый субстрат этих сил— материя— вовсе недоступна нашим чувствам, и что эта материя, сделавшаяся девизом целой философской школы, есть не что иное, как предполагаемая гипотетическая причина совокупности тех или других сил в одном месте, гипотетическая причина локализации сил» (Там же, с. 218).

А далее он показывает те несуразности в поведении естественников, которые ощущают естественным для себя говорить о том, что между телами как в микро, так и в макромирах, действуют некие невидимые силы, но тут же затравливают любого, кто попытается сказать это про людей.

«Если месмерист говорит нам, что один человек может действовать на другого за сотни верст каким-то наитием, без всякого материального прикосновения, и угадывает желания его без электрической проволоки, то мы совершенно справедливо называем месмериста шарлатаном и фантазером. Но если астрономия говорит нам, что бездушные массы небесных тел, отделенные друг от друга громаднейшими пространствами, входят между собою в деятельное и разумное соотношение тоже без всякого материального соприкосновения, то можем ли мы не признать в этом великого, хотя непостижимого факта науки?» (Там же).

Я опускаю дальнейший разбор материализма и физики, сделанный Ушинским, и перехожу к его собственным рассуждениям. Начинаются они с вывода из предыдущего разбора.

«Сообразив все сказанное, кажется, можно прийти к заключению, что если мы не знаем, что такое дух и сознание в существе своем, то точно так же мало знаем мы и о том, что такое материя, да еще едва ли и не менее, как это увидим ниже. Определять положительно сознание материей все равно, что определить один икс другим иксом. Все, что мы можем сказать, разобрав психологическое образование этих двух наших представлений, сознание и материя, так это только то, что они взаимно отрицают, и в то же время взаимно предполагают друг друга, как в алгебре плюс и минус: материя есть то, что останавливает наше сознательное чувство движения, как мы показали это выше, а сознание есть то, что чувствует себя измененным под влиянием материи, или другими словами: материя есть то, что сознается сознанием, а сознание — то, что сознает материю; без материи нечего было бы сознавать, без сознания нечему было бы сознавать материю» (Там же, с. 222–223).

Из этого бесспорного утверждения следует, что сознание не может так уж принципиально отличаться от материи — у него должна быть возможность с ней взаимодействовать, чтобы сознавать ее. Соответственно, и материя должна иметь некие переходные свойства к сознанию. Очень похоже, что Ушинский прав, называя словосочетание материя-сознание всего лишь антитезой, то есть способом говорить об одном и том же.

Если принять эту точку зрения, тогда естественно принимаются и все его последующие рассуждения.

«Не так легко показать отношение между понятиями: сознание, душа и дух.

Сознание относится к душе, как тело к материи. (Это значит, сознание есть вещество души! — АШ).

Но, без сомнения, слово «душа» образовалось раньше слова «сознание», хотя человек чувствовал свое сознание и употреблял слово я прежде, чем изобрел слово "душа".

Он приписал чувство сознания гипотетическому существу— душе, точно так же, как свойство сопротивления сознательному движению — приписал телу, а общее свойство тел — материи. Следовательно, слово сознание мы будем принимать как противоположность слову материя; слово душа как противоположность слову тело, словом же дух означим собрание тех свойств, которыми душа человеческая отличается от души животных» (Там же, с. 225).