Уйти и не вернуться - Чингиз Абдуллаев

Идти обратно по незнакомому маршруту было в тысячу раз тяжелее, чем подниматься вверх с Елагиным. Дважды она едва не сорвалась вниз. В горах все время менялась погода, словно она проходила какие-то невидимые часовые зоны, когда ветер сменялся дождем, а начинающийся ураган разгоняло внезапно появившееся солнце.

Самым страшным из ее испытаний оказалась первая ночь в горах, когда вой шакалов и постоянные шорохи не только не давали спать, но, наоборот, заставили ее практически всю ночь провести в тревожном ожидании, бодрствуя у огня. Едва начался рассвет, как она, измученная ночным бдением, продолжила свой путь. На этот раз она твердо решила, что следующей ночевки в этих горах не будет. За спиной она слышала крики и визги птиц и животных, уже терзавших трупы шестерых бандитов.

В первый день ей так и не удалось уйти достаточно далеко, и она слышала этот чудовищный хор, справлявший своеобразное пиршество.

Весь день, практически без отдыха, она спускалась вниз, постоянно помня об изнурительной тяжелой ночи среди голых скал. Наконец во второй половине дня она увидела вдали какой-то кишлак. Она еще не была уверена, но уже под самый вечер, когда солнце осветило верхушки гор перед самым своим закатом, она увидела, что шла по верному маршруту. Вдали был тот самый кишлак, куда она приходила со «своим мужем» – Чон Дином. Это был ее единственный шанс на спасение, и она несколько быстрее стала сползать с этих камней. На большее ее не хватало. При слишком большой отвесной скале она просто садилась на камни, скатываясь вниз.

Она рассчитала все верно. Отряд Нуруллы уже снялся с лагеря, и в кишлаке все давно спали.

Однако расстояние в горах – вещь обманчивая. И кишлак, казавшийся ей таких близким, на самом деле был довольно далеко. Всю вторую ночь она шла, ориентируясь на его огни, и наконец вышла к первым домам уже перед самым рассветом. Полумертвая от усталости, она каким-то последним усилием воли заставляла себя идти в сторону нужного дома, понимая, как опасно для нее свалиться у порога чужого дома. И хотя у нее не было никаких документов, пистолет она все же оставила при себе.

Перед самым домом, в котором они останавливались, она едва не потеряла сознание. Но сумела-таки сделать последние несколько шагов, стукнуть кулаками в открывшиеся двери и упасть без сознания уже во дворе дома. Больше она не помнила ничего.

Очнулась Падерина в доме, на женской половине. Одежду с нее, конечно, сняли, но и пистолета рядом тоже не было. Она была одета в белую, длинную, до ног, рубашку, какую надевали афганские женщины на время сна. Послышался стук открываемых створок узкой дверцы, и в комнату вошла ее давняя знакомая – хозяйка дома.

– Слава Аллаху! – обрадовалась женщина, приветливо улыбаясь. – Мы боялись, что ты умерла прямо на пороге нашего дома.

– Спасибо вам, – улыбнулась Падерина.

– За что? – искренне удивилась хозяйка дома. – Ты была в таком виде. Я все сразу поняла. Видимо, твой муж, да пошлет ему Аллах успокоение, погиб, а ты вынуждена была надеть его одежду. Верно?

Падерина, чуть помедлив, кивнула.

– Тебя увидела наша старшая невестка. Она закричала, и мы сразу прибежали. Я раздевала тебя сама и видела кровь на рукавах и на спине. Но это была не твоя кровь. Я все поняла, – горделиво сообщила женщина, – в наших горах женщинам трудно, очень трудно. А одной совсем плохо. Хорошо еще, что эти бандиты ушли отсюда. Нам, правда, сказали, что должны вернуться их люди – шесть человек. Тебе еще повезло, что ты их не встретила. И весь кишлак предупредили о «шурави». Говорят, рядом ходят их солдаты, и нам всем приказали сообщить, если они здесь появятся. В соседнем доме их ждут пятеро людей Нуруллы, да будут они прокляты Аллахом!

– Я не солдат «шурави», – улыбнулась Падерина.

– Это мы видим, – засмеялась женщина, – разве у «шурави» нет мозгов, разве они бросят сюда против этих нечестивцев женщину? Мы все знаем, как выглядят «шурави». Но ты не беспокойся. Я уже говорила с мужем. Он согласен оставить тебя в качестве второй жены. Ты немного отдохнешь, поправишься, а потом вы пойдете к мулле, и он запишет тебя второй женой.

– Спасибо, – она пыталась скрыть свою улыбку.

– Ты его не бойся, – отвечала довольная женщина, – он совсем старый. Но спать тебе с ним, конечно, придется. Он любит, когда ночью я согреваю ему спину. Теперь это будешь делать ты. У тебя сил больше, ты молодая, здоровая. А может, он еще сумеет что-нибудь сделать, и Аллах пошлет нам девочку, дочку, о которой мы всегда мечтали. Наша дочь погибла, когда ей было всего пять лет. Ее укусила змея, и с тех пор я уже не могла рожать детей.

– Но у тебя есть внучки, – напомнила Падерина.

– Это дети моих невесток, – быстро возразила женщина, – а я хочу, чтобы в моем доме выросла дочь, чтобы все видели, какая дочь у меня будет.

– Конечно, тогда вам просто необходима вторая жена, – согласилась Падерина с ее доводами, но на этот раз не смогла сдержаться и громко засмеялась.

Хозяйка обрадовалась, решив, что молодая женщина, потерявшая мужа, смеется от радости. Она погладила ее по голове, поставила рядом тарелку с бульоном и вышла из комнаты. Падерина, быстро съев приготовленный для нее крепкий бульон, снова заснула.

Вечером, услышав чьи-то шаги, она открыла глаза. В комнату заглянул сам хозяин дома. Увидев его, она чисто машинально натянула одеяло до подбородка.

Он, заметив ее испуг, очень довольно усмехнулся и вышел из комнаты. Ему нравилось, что эта красивая туркменка, потерявшая мужа, так боится его. «Значит, будет хорошей женой, – решил хозяин дома, – покорной и ласковой». Он не решался признаться даже себе, что боится оказаться несостоятельным при выполнении своих супружеских обязанностей со второй женой.

А она, забыв о его присутствии, уже провалилась в спасительный сон, в котором ей снился живой капитан Елагин, снова и снова умирающий от выстрела бандита. Сон был тревожным и беспокойным, но под утро он наконец прекратился, и она больше ничего не видела. Проснулась Падерина в десятом часу утра, когда солнце, высоко поднявшееся над горами, било своими лучами ей прямо в лицо. Рядом лежала одежда, которую хозяйка дома любезно одолжила будущей второй жене.

Одевшись, молодая женщина вышла в другую комнату, где давно уже позавтракали женщины. На отдельном подносе стояли приготовленные и оставленные для нее тонкий таджикский лаваш, мед, масло, сладкий гаймат, напоминавший творог, смешанный с молоком и сахаром. Она быстро позавтракала, выпила чай и вышла во двор.

В традиционной восточной семье женщине всегда есть чем заняться по дому. И в этот день хозяйка дома и две ее невестки, расстелив многочисленные ковры, выбивали из них пыль. Рядом суетились внуки и внучки. Хозяин дома по традиции сидел в стороне, под навесом, и пил чай, глядя на шумную возню своих внуков. Увидев женщину, он улыбнулся, показывая еще крепкие желтые зубы. По местным обычаям в доме ходить под паранджой было совсем необязательно, но подполковник впервые пожалела, что на ней нет такой одежды.

Нужно было принимать решение. Оставаться в этом доме она больше не сможет. Значит, надо любыми способами прорываться к кишлаку, а затем выходить к границе. И хотя это сделать не менее сложно, чем идти одной через горы, но другого выхода у нее не было. Нужно было рассчитывать только на свои силы. Впервые Падерина почувствовала, как был прав генерал Асанов, так не желавший участия женщины в этом походе. Даже профессионального разведчика, каким она, безусловно, была. На Востоке существовали свои кодексы правил и свои понятия морали, и ей было труднее любого мужчины во сто крат.

В бывшей тихой мирной стране, когда можно было пройти по ее дорогам от Кабула до любой из границ вполне спокойно, не опасаясь за свою жизнь, теперь было все иначе. Война разворошила и растлила страну, а хлынувшие затем из Таджикистана беженцы принесли ненависть и отчаяние.

Вечером она спросила у хозяйки дома:

– Прости меня, но куда делся мой пистолет? Это была последняя память о моем муже.

– Не говори об этом изобретении Иблиса [10], – всплеснула руками хозяйка дома. – Я спрятала его в своей комнате. Мы хотели выбросить его, но наша младшая невестка попросила оставить эту вещь, чтобы поговорить с тобой.

– Он мне очень дорог, – созналась Падерина, чувствуя, что говорит почти правду, – могу я переложить его в свою комнату?

– Конечно, – согласилась хозяйка.

– И еще одна просьба. Прости, что надоедаю тебе. Я хотела бы пойти в местную баню, – попросила Падерина, – но мне не в чем ходить. У меня нет верхней одежды.

– Я принесу тебе свою паранджу, – предложила хозяйка. – Здесь, в горах, нужно тепло одеваться. А в баню-то не торопись. Завтра не наш день. Мы пойдем все вместе [11], когда будет наш срок. Успеешь еще, ты очень слаба, отдохни.