Громовержец. Битва титанов - Юрий Петухов

— Браты, подмога!!! — закричал Ворон. Горло отпустило и крик его прогремел громко, твердо.

Даже Кроновы вой обернули головы, смолкли на миг. Для кого подмога, а для них — лишние хлопоты, и так руки мечей не держат, каждый удар выверять приходится, силы рассчитывать. Сейчас бы передышку малую!

— Бей их! Не давай опомниться! — ревел Ворон. — Это они измена! Они предатели! Вперед, браты!

А куда вперед? В кольце нет ни переда, ни зада. Кольцо, оно и есть кольцо, мешок гиблый. Но с новой силой и ярью загорелась сеча. Надежда придавала мощи и крепи. Только неслись сипы, стоны, рык отовсюду. Только лилась на землю дивного и тихого допрежь Скрытая горячая кровь русов.

Скил кошкой вскарабкался на самый верх мачты. Замер.

— Ну что там?

Своим глазам Жив не доверял. Обошли вокруг всего острова — на всякий случай, ежели и прибило куда-то струги Ярины, так сюда, а нет, придется в открытое море идти. И вдруг точки какие-то черные — мурашки в глазах. Яриных струга два… А точек три почему-то. Ничего не понять.

Скил не отзывался, все всматривался. Уже выполз изнутри брат Дон, попробовал подняться на ноги, зашатался, но устоял, превозмог себя.

— Чего ждем? Что случилось?! — поинтересовался мрачно.

Скил молчал. Вглядывался.

— Надо в море идти, — проворчал Дон. — Мне в море легче. И Яра твоя там, не иначе.

Где была любимая, лада, одни боги ведали. И потому Жив не ответил. Дождался, пока спустится Скил.

— Три паруса, три струга, — доложил тот, больше ничего различить не могу, обломки какие-то, мало ли что волной прибьет. Берег плохо видно, далеко мы…

Скил отошел от ран и ушибов, воспрял телом. Но дух его был мрачен, подобно мрачному серому зимнему морю. Скил скучал по оставленной вдовушке и не понимал нерешительности княжича: не хочешь драться за место под солнцем, нечего было других баломутить, с места срывать.

Жив размышлял недолго.

— Передать на второй струг — идем к берегу, быть наготове! — приказал он. — А ты, брат, — кивнул он Дону, — иди вниз, мало ли что!

Дон усмехнулся, привалился к мачте. И крикнул сотнику, помогавшему ему выбраться наверх:

— Вот что, друже, тащи-ка сюда мечи мои и доспех… да еще корчагу с медом не забудь!

— Безумец, — растерянно прошептал Жив. Он был словно в тумане, рассудок заставлял его принимать решения, не противоречащие смыслу, но сердце, душа, мысли — все было далеко-далеко отсюда, там, с Ярой. Нет, не для того он выручил ее из темницы, назвал женою своей, чтобы потерять вот так, глупо и нелепо.

Струги развернулись. Пошли к Скрытню. Благо ветра полнили тугие паруса и гребцы могли передохнуть — кто знал, что их ждет. Каждый сидел, проверял свое оружие, крепил ремни — ежели бой, один незатянутый слабый ремешок может жизни стоить. Кто не знал этого, тем подсказывали сторукие-сотники, хотя и были без сотен своих, дай Бог, каждому по пять-шесть воев доставалось, да и те или княжичи темничные, или стражи беглые с во-ями опальными. Хотт знал цену и тем и другим, потому больше полагался на себя, наводил лезвие меча, напевал под нос что-то.

— Для погони маловато их, — вслух рассуждал Дон, — непонятно, три струта против пяти, да считай островных еще, только на верную смерть можно посылать. Нет, то не княжья погоня. Скорей, два струга наших, беглых, а один еще прибился, может, кто под шумок сам бежал в вольницу Скрытненс-кую!

Рассуждал Дон толково. Но Жив его не слушал.

А когда подошли ближе, понял — не беглые то струги, большие. Значит, все-таки погоня, ибо у иных таких стругов быть не может, княжьи, Кроновы, отцовы! И снова припомнилось, гвоздем в сердце, ножом: «Ты верный… ты не предашь!»

Жив стоял на носу, разрезающем волны. Стоял окаменевшим изваянием. Вглядывался. И начинал видеть, начинал понимать, что творится.

— Да там же бой идет, силы небесные! — не выдержал Скил. — На три часика всего их оставили-то, и на тебе!

— А ну, на весла!!! — приказал Жив, да так, будто громом ударило сверху.

Струги пошли быстрее, казалось, они и волн не касаются. Но Жив нервничал, рвущееся из груди сердце обгоняло струги, обгоняло ветер. Там дядька! он его бросил так беспечно, так небрежно, обидел! а теперь… теперь его и в живых-то, может, нет!

Паруса княжьих стругов вырастали на глазах, багровели в вечернем небе. А на берегу творилось неладное: ни звука не доносилось оттуда, но по движению людскому, по многим телам, сгрудившимся в кучу, таким крохотным отсюда, по тусклому блеску шеломов, по вспышкам огня, по сыпящимся с гор каменьям и мельтешению воев за грядой Жив знал — сеча нешуточная, такой еще на Скрытне не бывало.

— Прибавь ходу! Давай, браты, давай!!! А еще видел он, что вой княжьи, отцовы со всех трех стругов готовятся к высадке, но судна ведут к берегу тихо, чтобы не побить о камни, не посадить на мель — и не летят в них валуны, нет отпора. Что ж там случилось?! Жив стыл на ветру, не оборачивался.

Заметили их поздно, не ждали врага с моря.

— К бою!!! — взревел Жив.

Осталось совсем немного. Уже лучники привалились к борту. Посыпались стрелы с горящей паклей. Занялись паруса.

— Вперед, браты!!! — выкрикнул вдруг Дон. И сам подбежал к носу, вскинул меч.

Копья и дротики, летящие с княжьего струга, разбивали щиты, валили людей. Но было поздно. Со всего ходу их струг ударил носом в борт княжьего, затрещали, заскрипели бревна, качнулись мачты, пуще прежнего загудело пламя в парусах. Десяток багров огромных впились крючьями в доски… Жив первым прыгнул через борт, на лету разрубая княжьего дружинника, посмевшего выставить копье. В несколько мановений ока расчистил он место вокруг себя — только полетели в стороны срубленные руки, головы.

Дон прыгнул следом — бледный, в окровавленных повязках, всклокоченный, с горящими глазищами — и оттого вдвойне страшный. За ними на палубу незванного гостя повалили Хотт с Оврием, другие сотники, княжичи младшие, вой — накопилось в них многое, отчаянное и злое, в сечу бросались будто соколы на стаю уток серых. Было их меньше втрое. Но казалось, нет им конца и краю.

— За свободу нашу! — орал Свенд. Пальцы его перебитые туго стягивали ремни. Дрался княжич свет-лоусый хлеще здорового. — За правду!

— Орр-а-а!!! — кричали нападавшие.

— О-ор-р-раа!!! — кричали Кроновы люди. Рубились отчаянно, не глядя на огонь бушующий, на рвущиеся снасти, на падающую мачту, осыпающую всех без разбору горящими угольями… Теперь никто бежать не хотел. Да и куда бежать?!

Уже столкнулись бортами еще два струга. Началась и на них сеча. Занялся огонь, бросая трепещущие отсветы на вечерние полутемные небеса… Третий струг княжий подходить близко не решался, огонь мог перекинуться и на него. Шел он к берегу, теперь уж не добивать беглецов-островитян, а хотя бы забрать своих. Только и там сеча не скончалась. Подмога с долин поспела вовремя, уравняла силы.

Жив ничего про подмогу не знал. Он дрался, как разъяренный барс, не оставляя надежды, круша все вокруг себя. Даже взбешенный сечей, полуживой Дон, норовивший не отстать от младшего, отпрянул в сторону, замер, глазам не веря и опасаясь под все-разящий меч попасть.

— В воду!!! — ревел Жив. — В воду!!!

И, повинуясь его воле, его бешенному напору, прыгали за борт и свои и чужие, плыли к близкому берегу. Сам же он не знал устали и жалости — вырвалось давно копившееся в душе, тяжкое и злое. С мечом пришли эти вой на Скрытень, в его владения, меч их и встретил, жаловаться не на что… и некому!

Скил черной легкой тенью летал по стругу. Отбивал удары, сам бил, но беззлобно, походя. Скил искал обидчика своего, толстомордого Олена. И не находил. Видно, не пошел Олен в погоню, не пошел, чуя свою судьбу незавидную. Но Скил не хотел верить в это, Скил не любил ждать долго.

А Хотт не жалел себя, мостил дорогу трупами — за все, за годы в темнице, за жену Влаву, вдову при живом муже, за невольниц обеих, за детей-сирот, за себя, столько лет верой и правдой служившего Крону-батюшке да и получившего в награду поруб и службу позорную, тяжкую. Не мстил Хотт, ибо невиновны вой простые, ярь сама вырывалась наружу. жаждала крови. Оврий не отставал от сторукого собрата. Хотя и сам получил ударов столько, что не всякий бы устоял. Крепко держал свой боевой топор сотник Оврий, и огонь не жег его и меч не брал.

— Круши их! Наша берет! — надрывался Дон, вращая пудовым кладенцом над головой. Кто б мог подумать, что вчера еще на смертном одре лежал. — Круши!

Больше десятка порубил-покалечил старший брат. И ринулся в самую гущу, к корме, где сгрудились остатки дружинников Кроновых. Отбивались они умело и стойко. Лишь двоих сбил с ног Дон, прежде чем его самого отбросило назад — аж копье обломилось о доспех чеканный. Рухнул Дон в беспамятстве, мешком рухнул на сырую палубу.

Жив подлетел барсом, мягко, беззвучно. Не дал добить брата. Троих спровадил в вырий, только мечи сверкнули веером. Выкрикнул сипло: