Ангел тьмы - Калеб Карр

Удар почти не оставил отметины, однако я чувствовал, что Фредерику больно, так что, втирая лекарство, я успокаивал его и кормил сахаром. Еще больше бесила меня мысль, что человек, коего я всегда считал одним из худших своих знакомцев — а после визита к Кэт принялся ненавидеть еще больше, — причинил Фредерику такую боль и смятение. И, трудясь над крупом животного, я тихо уверял его, что уж позабочусь — Динь-Дон еще поплатится за эту рану своей собственной шкурой. Да еще и с процентами…

Погруженный в эти горестные мысли, я почти не заметил проскользнувшего в каретный сарай Сайруса. Он подошел и погладил шею Фредерика, заглядывая мерину в глаза и бормоча какие-то слова сочувствия. Потом заговорил со мной:

— Он в порядке?

— Ага, — сказал я, придерживая левую заднюю ногу Фредерика и сковыривая засохшую грязь с подковы. — Рубец небольшой. Он больше перепугался.

— Крепкий, старина, — проговорил Сайрус, легонько похлопывая конягу по морде. Потом обернулся и подошел ко мне. Я почувствовал, что у него что-то на уме.

— Мисс Говард не слышала. В смысле, что Динь-Дон сказал про Кэт.

Мое сердце подскочило, но я продолжил чистить подкову.

— Нет?

— Она была слишком далеко. Да и занята была. — Сайрус присел со мной рядом. Быстро покосившись, я узрел на его широком лице любопытство, но еще больше — симпатии. — Зато я слышал.

— О… — только и смог произнести я.

— Поговорим, Стиви?

Я попытался выдавить из себя легкий смешок, но осекся.

— Да что тут говорить. Она ушла и стала его девчонкой. — Я чуть не подавился этими словами. — Я ж говорил ей… ну, знаешь, насчет работы здесь. Но ты был прав. У нее другие планы…

Сайрус только хмыкнул — дескать, он все понял. Затем положил руку мне на плечо.

— Тебе что-нибудь нужно?

— Не-а, — ответил я, не отводя глаз от подковы. — Со мной лады. Просто надо закончить тут вот, только и всего…

— Ну… Доктору незачем знать эту часть истории. С делом это никак не связано, я так считаю.

— Верно. — Мне наконец удалось бегло взглянуть на друга. — Спасибо, Сайрус.

Он просто кивнул, встал и медленно вышел из каретного сарая.

Я провел за работой еще несколько минут: засохшая грязь сходила с подковы Фредерика еще быстрее оттого, что смешивалась с моими тихими слезами.

Глава 19

Странное дело — вот так ложишься спать ночью, убежденный в чем-то, а просыпаешься наутро и понимаешь, что столкнулся с прямо противоположным…

Отключившись тем воскресным вечером вскоре после заката, я был намертво уверен, что никогда больше не увижу Кэт: даже если сердце мое и смогло бы перенести визит к ней в логово Пыльников, отношения с Динь-Доном у нас настолько осложнились после приключеньица на Бетьюн-стрит, что даже попытка туда заявиться могла стоить мне жизни. Осознание того, что дверь моих странных отношений с нею будто внезапно захлопнулась, то злило, то огорчало меня весь день и вечер воскресенья. Настроение мое на самом деле стало таким свинцово-синюшным, что доктор, хоть и был занят нашим делом, счел нужным навестить меня в моей комнатке и спросить, все ли со мной в порядке. Правды я ему не рассказал, а он, конечно же, почувствовал, что я скрываю что-то, но давить не стал, лишь велел мне поспать подольше и посмотреть, как оно обернется утром.

Я проснулся в понедельник как раз чуть позже половины девятого и обнаружил, что доктор и Сайрус готовятся ехать в Музей естественной истории. Миссис Лешко уже не в первый раз опаздывала, и Сайрус занимался варкой кофе — что могло закончиться с куда более успешным результатом, нежели у нашей русской стряпухи. Все втроем мы уселись в кухне и получили по большой кружке прекрасного южноамериканского отвара, а доктор пытался приободрить меня, зачитывая вслух передовицу «Таймс», которая касалась подвижек в расследовании «загадки безголового трупа». Выходило, что нижнюю часть торса до сих пор не опознанного трупа, завернутую все в ту же красную клеенку, что мы с Сайрусом видали на пирсе «Кьюнарда», прибило волнами к лесистому берегу у Андерклифф-авеню — аж на северной стороне Манхэттена. Полиция — чью теорию о чокнутом анатоме или студенте-медике отверг даже ими же нанятый коронер, обнаружив порядка двенадцати колотых ран и пару дыр от пуль 32-го калибра в разных частях тела, — изменила свои предположения, и теперь пыталась вызвать панику и волнение, заявляя, что тело принадлежит одному из двух душевнобольных, сбежавших из Психиатрической лечебницы в Кингз-парке на Лонг-Айленде пару недель назад. Эта байка, как все мы знали, была похожа на правду не больше первой — но чьей бы ни была несчастная душа, тело которой разнесло аж по всему городу, внимание, кое продолжал привлекать сей инцидент, только помогало нам легче справляться со своим делом.

Доктор с Сайрусом вышли чуть позже девяти, и хотя посещение Музея естественной истории обычно возлагалось на меня, утро выдалось промозглым и серым, и настрой мой был таким, что мысль остаться одному дома меня как-то утешила. И, разумеется, целесообразно было, чтобы кто-то попробовал выяснить, что же приключилось с миссис Лешко. Так что я проводил их до коляски и посмотрел, как они отъезжают, отвлекшись взглянуть на туманное небо, прежде чем отправляться обратно в дом.

Я открыл было дверь, как вдруг чей-то голос прошептал:

— Стиви!

Он доносился из-за живой изгороди с восточной стороны маленького дворика доктора. Осторожно прикрыв дверь, я прокрался к изгороди, заглянул за нее и увидел…

Кэт. Она вся сжалась у соседнего здания, одежда ее была крайне измята, волосы растрепаны, а на лице явно читалось измождение. Я не намного больше удивился бы, окажись она призраком или одной из тех мифических сирен, настолько за последние двенадцать часов я успел смириться с тем, что больше никогда не увижу ее.

— Кэт? — вымолвил я, понизив голос. А потом рванул вокруг изгороди прямиком к ней. — Какого черта ты делаешь? Давно тут сидишь?

— С четырех где-то, — ответила она, то и дело косясь на улицу, скорее — чтобы не встречаться со мной взглядом, нежели пытаясь что-то высмотреть. — Наверное. — Глаза ее увлажнились, и она принялась горестно и болезненно шмыгать носом, а когда утерлась старым грязным платком, тот оказался в крови.

— Но почему?

Она жалобно пожала плечами:

— Пришлось делать ноги оттуда — прошлой ночью он был ну просто маньяк. По правде говоря, иногда я не совсем уверена, что он не маньяк…

— Динь-Дон? — уточнил я, на что она кивнула. Я уставился себе под ноги. — Это я виноват, разве нет…

Она быстро покачала головой; в голубых глазах ее, по-прежнему избегавших смотреть на меня, набухали слезы:

— Все не так. По большей части, все равно… — Наконец она всхлипнула. — Стиви, у него еще три постоянных девчонки — три! А я самая старшая! Он никогда мне этого не говорил!

Я не знал, что и сказать: информация сия меня, конечно, не удивила, но сообщать ей об этом я не собирался.

— Так что ж, — попытался начать я, — у вас… у вас двоих спор там приключился или что?

— Драка у нас приключилась, вот что! — выдохнула она. — Я ему сказала: я вторую скрипку ради какой-то двенадцатилетней швали играть не буду!.. — И Кэт стукнула кулачком себе по лбу. — Да только теперь все мои вещи там…

Я слегка улыбнулся:

— Все твои вещи? Кэт, у тебя два платья, одно пальто и шаль…

— И папин старый бумажник! — возразила она. — Тот, с маминой фотографией — он тоже там!

Я посмотрел на нее в упор.

— Но ведь гадко не поэтому, верно? — И коснулся ее локтя, чтобы она посмотрела на меня. — Он больше не даст тебе марафету, да?

— Ублюдок, — пробормотала она, всхлипывая снова. — Он знает, как мне это сейчас нужно, он поклялся, что никогда не откажет. — Наконец она взглянула в мои глаза, очень жалобно, потом резко бросилась ко мне. — Стиви, у меня будто череп мозгам стал тесен, так мне этого сейчас не хватает!

Я обнял ее дрожащие плечи.

— Пойдем-ка внутрь, — сказал я, — немного крепкого кофе, и тебе полегчает.

Я поднял ее и почти донес до парадной двери, и тут она испуганно замялась.

— Они — они все уехали, так ведь? — спросила она, оглядывая окна гостиной. — Я ждала, чтоб они уехали, не хотела тебе никаких неприятностей…

— Уехали, — заверил я так убедительно, как только мог. — Только все равно никаких неприятностей бы и не было. Доктор не из таких.

Но когда мы входили, она все равно подозрительно хмыкнула.

Я провел ее в кухню — к кружке Сайрусова кофе. Глаза ее расширились, когда она начала пить и рассматривать дом, — и, признаюсь, при виде этого взгляда намерение привлечь ее к работе на доктора вновь всплыло у меня в мыслях. Поэтому я отвел ее наверх в гостиную, чтобы у нее создалось полное впечатление. Приободренная крепким кофе, Кэт начала двигаться смелее и даже улыбалась, дивясь на все чудные и прекрасные вещи, что были у доктора, а еще больше — тому, что я тут живу.