План битвы - Дмитрий Ромов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уфф… одни сходки, одни стрелки, одни разговоры… Беру директорскую машину и еду в кафе. Роман уже трескает мороженое и пьёт коньяк, дожидаясь меня. Вечер, имеет право расслабиться.
Народ подтягивается, становится гораздо более шумно, чем днём и, соответственно, более весело. Звякают ложечки о металлические вазочки, раздаются возбуждённые голоса, из динамиков льются сладкие мелодии «Аббы» и «Бони М».
Юноши распушают хвосты, пытаясь произвести впечатление на девушек, а девушки стреляют глазками и пьяненько похохатывают. Воздух искрит от редко и трудно реализуемой чувственности под гнётом общественной морали.
Но всё же жизнь советской молодёжи течёт весело, хоть и более целомудренно, чем в будущем, во времена моей дочери, например, но зато более душевно. Это уж точно.
Перед Куренковым на столе лежит конверт. Я сажусь за столик напротив и протягиваю руку для рукопожатия.
— Ну, здорово, Егор всесоюзного значения.
— Вы что, Роман Александрович! Всесоюзного значения у нас только пенсионеры могут быть, ну и здравницы ещё.
— И вот ещё некоторые Егоры. Тебе письмо от Злобина, кстати.
— Ого, тайная переписка? — оживляюсь я.
— Что там? — спрашивает он, протягивая мне конверт. — Показывай.
— Не, страшно открывать, — улыбаюсь я. — Не буду пока.
— Открывай давай, — настаивает Куренков.
— Давайте, я вам лучше расскажу о поездке.
Я рассказываю об узбекской части своего турне. Обхожу стороной оружие, и отношения с Айгюль. Про оружие не знаю, говорить или нет. С одной стороны, лучше не надо, а с другой он может сам об этом узнать, и тогда будет неловко и почти невозможно объяснить, как так произошло.
— Смотри-ка, у себя в усадьбе разместил, большое уважение. За что?
— Возможно, за смелость, отвагу, искренность и позитив. Я, мне кажется харизматичный молодой человек.
— Не знаю такого слова. Давай теперь про Москву расскажи. Чего звали тебя, о чём разговор был?
— На самом деле, я и сам не понимаю, зачем меня звали, потому что разговор был очень неконкретный. О будущем, о возможности масштабирования… э-э-э… то есть о расширении бизнеса в сторону столицы.
— Это какого, игрового что ли?
— Да, именно. Ну, а что, потенциал в этом плане у нас хороший, можно попробовать, только нужно иметь в виду, что там конкуренция будет, могут возникнуть осложнения. Да и Цвету, братану моему, может это дело не понравиться.
Потом я рассказываю про фабричные дела и про Валентину, и про Снежинского.
— Можете вы его прищучить как-нибудь, говнюка этого?
— Может и сможем, посмотрим.
— А ещё надо Курганову подстраховать, а то вдруг она не поступит. Она уже два года назад школу закончила, а в ВУЗе конкурс четыре человека на место. Если провалится, обратно приедет и все усилия пойдут прахом.
— Ладно, подумаю, что можно сделать, — обещает Куренков. — Ты мне всё рассказал?
— Ну, вроде всё самое важное, — пожимаю я плечами.
— Давай, теперь неважное.
Я качаю головой и улыбаюсь. Тянусь к конверту и вскрываю его. Собственно, я уже догадываюсь, что там такое. Да, именно оно. Это фотография, вернее, даже три одинаковых фотографии, на которых я стою в центре неплохой такой компании — Леонид Ильич, Георгий Леонидович и генерал Скударнов.
Раз письмо передано через него, Куренков наверняка уже видел его содержимое, так что, таить его смысла нет. Я внимательно изучаю фото. На мой неискушённый взгляд, сделано оно идеально, причём безо всяких фотошопов и прочих умных штук. Всё ручками. Безукоризненная работа, комар носу не подточит.
— Это что? — спрашивает Роман, и я протягиваю ему карточку.
Он внимательно и без эмоций рассматривает её, потом поднимает глаза на меня и снова опускает на фотографию. Так несколько раз.
— Это что? — снова спрашивает он.
— Мой пропуск в тайники человеческих душ, ключ к запертым дверям, в том числе дверям темниц и знак отличия. Главный среди равных. Это всё шутки, сами понимаете, но вещь в хозяйстве крайне полезная.
Он хмыкает и отдаёт фотку мне.
— Ну, ты и жук, Брагин, — усмехается он. — Жучара просто.
На том мы и расстаёмся, поговорив перед прощанием о Цвете и грядущем покорении Красноярска, вероятном отъезде Киргиза и о перспективах, в том числе, швейных.
Выйдя из кафе, я иду к Платонычу. Идти до него целых пять минут. Прохожу мимо горисполкома, фундамент которого не так давно был отделан здоровенными кусками красного гранита. Монументально и на века, до сих пор… ну, то есть до моего времени всё так же.
Большак открывает дверь и предлагает мне войти. По обыкновению, мы идём на кухню, и он начинает варить кофе.
— Ну что, Юрий Платонович, хотите посмотреть кое-что очень прикольное и полезное?
— Конечно, хочу, Егор. Но сначала должен сказать, почему я, собственно, тебя позвал.
— Есть, что обсудить?
— Да, точно. Я знаю через кого уходит информация о наших алкогольных делах…
22. А где Андрюха?
Ого! А Платоныч время зря не терял, как я погляжу.
— И через кого уходит наша информация? — спрашиваю я.
Собственно, выбор невелик — наш технолог Казанцева, Док, но он, вообще-то, недавно появился на горизонте, мастера и работники, охранники, можно было бы ещё подумать на Игорёшу из торга, но он доступа к инфе вроде не имеет… Всё. Ну, мы с Платонычем и Куренков не в счёт. Может, кто-то из его замов что-то сумел пронюхать… Не знаю, в общем.
Дядя Юра наливает в чашки кофе и ставит на стол. Свой знаменитый, ароматный и вкусный кофе. Я делаю глоточек, прекрасно, с пенкой, как настоящий итальянский… Итак…
— Итак? — нарушаю я паузу. — Кто же это?
— А ты сам как думаешь? — спрашивает он, глядя из-под бровей.
— Что, неужели я?
— Нет, — качает он головой.
— Кто же тогда? Ну, не тяни, дядя Юра, что за манера шоуменская? Говори уже, пожалуйста.
— Ладно. Казанцева Ольга Фёдоровна, наш технолог.
— Точно?
— Боюсь, что да, — разводит он руками.
— Как выяснил?
— Пришлось потратить время на это исследование. Я всем своим подозреваемым выдавал разную информацию. Вернее, информацию одну, что буду передавать крупную сумму в счёт оплаты сырья. Называл разные даты и разное время. И когда сказал Ольге, появился Суходоев.
— Блин, надо было с Куренковым это дело скоординировать.
— Да ладно, своими силами всегда лучше. Сделал такой простенький домашний эксперимент, короче.
— Ну, ты молодец, дядя Юра. И что этот Суходоев?
— Да, ничего, собственно. Я сделал вид, что не увидел его. Это в сквере было за областной библиотекой. Я пришёл сел на скамейку и посидел с полчасика. Он неподалёку крутился, хотел видать накрыть при передаче.
— А он что, один был?
— В том-то и дело, что один. Может, конечно, где-нибудь в кустах бригада ждала, не знаю.
— Это вряд ли, — качаю я головой. — Этот хорёк хотел нас на гоп-стоп буквально взять и выдоить досуха. Если бы он действовал в рамках закона, там бы был ОБХСС, а не одинокий техасский рейнджер Чак Суходоев-Норрис. А ты Ольге намекнул уже, что вычислил её?
— Про рейнджера не понял, а Ольге сказал, что перенесли сделку на некоторое время и всё.
— Дядя Юра, ну ты просто красавчик, молодец. Мы теперь этого Суходоева на кол посадим и будет он у нас ручной и сговорчивый, просто шёлковый после этой процедуры.
— Ручной хорёк? — смеётся Большак. — Мне нравится такая идея.
— Мне тоже.
Мы ещё немного говорим про хорька и про Ольгу, соглашаясь, что это очень странный альянс и вообще странно, что она пошла против нас, не иначе, как у Суходоева на неё какой-то компромат имеется.
— Да, кстати, — меняет тему Большак, — поздравляю, тебя зачислили на первый курс, так что ты теперь студент и будущий дипломированный негоциант. Зайди там в деканат и узнай, что к чему, когда зачётку получать, когда занятия. Там же должны быть какие-то установочные пары. В общем, это всё ты сам, пожалуйста, выясни.
— Ладно, спасибо. Нам ещё до получения зачёток предстоит таёжная экспедиция к старцу Пафнутию.
— К Матвею, что ли? — хмыкает Большак.
— Да, к нему и ещё поездка в Новосиб. У нас же целая секретная операция
